Вершины держат небо

– Такого им не говорил даже Степашин.

– Он был здесь?

– Да.

– Когда?

– В октябре.

– Специально в госпиталь приехал?

– Нет, не специально. Он участвовал в краснодарском зональном совещании учебных заведений МВД. Ну, я и свозил его в госпиталь. Между прочим, с Крашенинниковым познакомил, рассказал о чудесном хирурге.

– И что Степашин?

– Обещал помощь с какой-то новой аппаратурой, необходимой Игорю для его экспериментов. Причем в ближайшее время.

– Помог?

– Пока нет. Сергей Вадимович очень занятой человек.

…Солдаты – да и медперсонал – чувствовали себя поначалу довольно стесненно, особенно слушая о мрачных вещах, которые генерал Матейченков и не собирался приукрашивать.

Однако постепенно робость прошла.

Быть может, не только потому, что гость говорил очень просто, без всякой вычурности и пафоса, но и, как говорится, обрисовывал перспективу. Дело не заключалось чернухой, которой в изобилии потчевали все без исключения газеты и все телевизионные каналы.

Матейченков сумел показать цель, к которой необходимо стремиться – разбить наголову бандитские формирования, и доказал, что цель эта достижима.

Ему поверили, и первоначальная робость у собравшихся прошла. Затем несколько слов сказал генерал-лейтенант Константин Куликовский, давний друг госпиталя.

– Какие будут вопросы, товарищи? – спросил Матейченков, когда руководитель всероссийского движения «Боевое братство» умолк.

Зал молчал.

– Да вы не стесняйтесь, – улыбнулся Матейченков. – Говорите, спрашивайте, предлагайте.

Куликовский добавил:

– У нас в стране свобода слова.

– И персоналу можно спрашивать? – спросил кто-то из врачей.

Матейченков кивнул:

– Конечно.

– Для этого мы здесь и собрались, – дополнил Куликовский и тоже улыбнулся ободряюще.

Какая-то юная медсестричка, стоявшая у таблички «Научная фантастика», решила что-то сказать, но только закраснелась как маков цвет и опустила голову.

Солдат, сидевший в первом ряду, поднял руку:

– Разрешите?

С виду молод, совсем мальчишка. Голова перебинтована, только глаза остались. Он попытался подняться.

– Сидите, – жестом остановил его Матейченков.

Солдат назвал свое имя, сказал, откуда родом. Затем спросил:

– Министр обороны маршал Сергеев говорил, что новобранцев на фронт посылать не будут. Почему же это распоряжение не выполняется?

– Расскажите немного про себя, – попросил Матейченков.

Да что про себя рассказывать? – Пожал плечами солдат, чувствуя, что на него обратились взгляды всех присутствующих. – Обыкновенная история, как заметил товарищ Гончаров в одноименном романе. Окончил среднюю школу. Между прочим, в аттестате только одна четверка, остальные пятерки… Поступал в Московский университет, не географический факультет. Но провалился – одного балла не добрал. А здесь мне аккурат восемнадцать стукнуло, меня и забрили. И тут же – в Чечню, на горяченькое.

Куликовский спросил:

– Оружием владеешь?

– Меня даже толком стрелять не научили.

– Это почему?

– Командир части сказал, что патроны нужно расходовать экономно, они деньги стоят, а не тратить их на балбесов-недоучек… – высокий, ломкий голос парня дрожал от обиды.

– А как тебя ранили? – спросил генерал-лейтенант.

– Потому и ранили, что меня ничему не успели обучить. А читали мы про войну совсем не то, что оказалось в действительности.

– А точнее?

– Вывели нас на боевые позиции. Отдали команду: Окапывайтесь и маскируйтесь. А я до этого саперную лопатку в руках не держал.

– Надо было доложить об этом.

– Да постыдился я, – вздохнул солдат. – А начальству это и в голову не пришло… Думаю: ну, дело нехитрое, сварганю себе окопчик да веток сверху набросаю, только и делов…

– А спросить у других не мог?

– Да кругом такие же, как я.

– У командира.

– Говорю же, решил, что сам справлюсь.

– Плохо, – резюмировал Куликовский.

– Погоди, Константин Борисович, пожалуйста, – жестом остановил его Матейченков. – Так кто же, по твоему, виноват в твоем ранении? Ну, маршал Сергеев, это понятно. Между прочим, – заметил полпред, – я и не собираюсь иронизировать. Рассказывай дальше.

– А дальше и рассказывать нечего, – произнес солдат с обмотанной головой. – Виноват командир роты, который не бережет своих солдат. Знаете, как у Пушкина сказано – я запомнил, еще в школе выучил:

Здесь человека берегут,Как на турецкой перестрелке.

Как будто сегодня и про нас это написано, – продолжал он.

– Так. Как же, по-твоему, нужно было тебя беречь? – негромко спросил генерал-полковник.

– Да хотя бы объяснить толком, как окоп делать. Я зарылся неглубоко – подумал, авось, пронесет. Земля была промерзшая, твердая как камень, лопатка от нее отскакивала. А тут чеченец как начал садить из минометов – меня по голове и чирикнуло. Обидно, совсем повоевать не успел, – совсем по-детски закончил он.

– То, что необученных пацанов на фронт шлют – это, разумеется, безобразие, – твердо произнес Матейченков. – Я бы сказал, это головотяпство со взломом. Мы поставим этот вопрос перед компетентными органами, и виновные понесут наказание. Но скажи, положа руку на сердце: в своем дурацком ранении ты совсем не видишь своей вины?

– Вижу, – еле слышно произнес парень, но его услышали все – такая напряженная тишина повисла в библиотеке. – Потому мне и стыдно об этом в деревню писать, невесте.

– А родителям?

– У меня их нет.

– Сирота?

– Детдомовец.

– В главном ты прав, – произнес Матейченков. – Новобранцев, да еще необученных, на фронт посылать нельзя. Это преступление, и виновные за него ответят. Но в своем ранении виноват ты сам, хотя и Пушкина хорошо знаешь.

Рядом с ним сидел солдат, державший правую руку на перевязи.

– И ты новобранец? – спросил Куликовский.

– Никак нет, товарищ генерал-лейтенант.

– Какого года службы?

– Третьего.

– Давно воюешь?

– Сразу с Дагестана, когда боевики туда вломились. А вообще-то я доброволец, как вся наша часть.

– Из-за денег? – в лоб спросил Матейченков.

– Да какие там деньги? – махнул солдат здоровой рукой. – Слезы одни. Да и боевые, между прочим, нам практически не выплачивают, штабисты все время тянут резину. Товарищ генерал-лейтенант знает, к нему все время ходят с жалобами ветераны.