Вершины не спят (Книга 2)

Всадники выстроились вдоль стен дома.

Открылись дверцы передней машины, и к дверцам поспешил крепкий старик, который, согласно обычаю, должен был взять на руки невесту и внести ее в дом. Но Сарыма была начеку. Она имела указания от Инала помешать церемониям. Движением руки Сарыма показала старику, что не нужно этого делать. Старик сконфуженно отошел. Сарыма взяла под руку Веру Павловну и помогла ей выйти из машины.

Вера Павловна держалась с достоинством, скромно, приветливо, но это ей стоило немалых усилий, и она была очень благодарна Сарыме за умелую помощь.

Вновь грянули ружейные залпы.

Стены дома, принимавшие молодую жену, обращенные к западу, еще были залиты солнцем, горели на солнце стекла, и в этом общем блеске ярко-белых стен и медных труб, под залпы ружей и торжественные звуки оркестра Сарыма неторопливо повела Веру Павловну через двор к крыльцу дома... Инал в сопровождении Казгирея и своих дружков шагал вслед за невестой, любуясь грацией, с какою обе женщины, Вера Павловна и Сарыма, исполняли старинный кабардинский обряд унаиши — введение в дом молодой жены.

Должно быть, чутье актрисы помогло Вере Павловне понять, какое значение этот момент приобретает в глазах всех присутствующих, и она, русская красавица, оказалась достойной своей кабардинской подруги Сарымы.

Но у Сарымы все-таки на минутку дрогнула рука. Она вспомнила свою свадьбу. При этом воспоминании Сарыме стало страшно, ее рука дрогнула, она боязливо оглянулась. Но это было одно мгновение, слава аллаху, сегодня ничто не нарушало праздника.

Инал и его друзья уверенно шагали за Сарымой и Верой Павловной, гремел оркестр, пестрела веселая толпа.

Дорофеич взмахнул сверкавшей на солнце трубой — Лю и за ним другие оркестранты переменили такт. Ударил барабан Сосруко.

Женщины вошли в дом. Инал остановился перед крыльцом. Его должна была бы встретить нана Уpapa. Но старуха едва держалась на ногах. Ее роль взяла на себя Амира. Сбивчиво и волнуясь, протягивая Иналу рог, полный махсымы, Амира начала:

— Инал! Сын мой!.. Инал... Ты ел тот же хлеб из рук моей сестры, какой ел в детстве Казгирей, сын моей незабвенной сестры Амины. Ты знаешь, мы не делали различия между тобой и Казгиреем. Тот черный день, что омрачил наши сердца, давно покрыт светлыми облаками, давно растаял в лунном свете долгих ночей. Я знаю, ты протянул руку дружбы Казгирею. Пусть ваши кинжалы станут лезвиями кинжала в общих ножнах. И пусть — это сейчас главное — женщина, переступившая только что порог твоего родительского дома, станет радостью твоей матери. Прими из моих рук благословение, Инал! Мне поручила это сделать твоя мать Урара. Вот она стоит рядом с нами, благословляет нас своим добрым взглядом. Аллах не напрасно благословил ее дни. Она видит своего сына в славе и счастье, И пусть столько лет еще проживут Маремкановы и Матхановы в добром согласии, сколько капель махсымы ты выпьешь из этого рога. На здоровье, на радость, мой сын!

Амира превзошла самое себя. Пока она говорила, затих оркестр, замолк хор, все со вниманием и восхищением слушали красноречивую Амиру.

Инал принял рог со словами:

— Да будет так!

Он стал осушать заветный рог, острый конец которого поднимался все выше и выше. В это время снова раздались выстрелы в честь Инала, пьющего рог благословения.

Снова взмахнул трубой Дорофеич. Снова Лю надул щеки, не сводя глаз с Инала, с интересом наблюдая за тем, как острый конец рога поднимается все выше; Инал прильнул к рогу, словно к трубе, как будто он оркестрант, играющий на необыкновенном инструменте.

Улучив момент, когда никого поблизости не было, Лю развернул записку, но прочитать ее не I смог: слишком запутанными показались ему арабские буквы. Пожалуй, это был первый случай, когда Лю пожалел, что мало учился арабской письменности: бумажка была исписана узорчатыми арабскими буквами вдоль и поперек. Что делать?

Но вот он увидел Эльдара, В новой черкеске, с кинжалом на поясе Эльдар еще стоял у «линкольна», и Лю решил: нужно выбрать удобный момент и показать записку Эльдару. Кому же довериться, если не ему, главному чекисту, прославленному с тех пор, когда он сумел взять в плен Жираслана?

Гости съезжались весь день. К вечеру немножко успокоились. Каждый нашел место, соответствующее его положению, возрасту, родственным отношениям. Наиболее почетные гости теснились в двух низких комнатах. Тут стояли столы. За один из столов вместе с мужчинами посадили невесту и Сарыму. Увидев это, Урара только ахнула. Благо, что Инал не сел рядом с Верой Павловной — это выглядело бы уже дерзостью.

Вера Павловна, конечно, могла не понимать всех тонкостей традиционных обрядов. Из чувства почтительности к Иналу не говорила об этом и Сарыма, но видно было, что скромная жена Эльдара, ближайшая наперсница невесты, смущена, чувствует себя более чем непривычно в этом шумном обществе за одним столом с мужчинами.

Не совсем свободно чувствовали себя и гости, особенно старики, но вино и крепкая махсыма, русская водка и балкарская буза сделали быстро свое дело, языки развязались, стало шумно.

Стоило, однако, раскрыть рот Иналу, как шум затихал и все прислушивались к его словам. Как бы оправдывая нарушение свадебных порядков, Инал проговорил:

— Не все происходит так, как привыкли люди. Например, я должен быть сейчас не здесь, а в доме своего лучшего друга. Кто же мой лучший друг, если не мать? Будем считать, что я верен не букве, а смыслу закона. Я в доме друга, и здесь в доме моей матери каждый гость — мой друг.

Старики, сидящие за столом в папахах и широкополых войлочных шляпах, закивали головами, будто от слов Инала пронесся ветер и закачались подсолнухи и лопухи; но одобряют ли старики слова Инала — понять было трудно, хотя кто-то и повторил:

— Инал говорит верно: чей же дом — дом друга, если не дом родителей?

Инал продолжал:

— Наши обряды не должны стеснять людей, а должны только способствовать радости. Не все старые законы мы попираем. Мы отбрасываем со своего пути только то, что, как репей, цепляется за ноги, мешает идти.

И опять, как лопухи, закачались длиннополые шляпы.

Слова Инала еще не принимались как свадебный праздничный хох. Это были как бы только предварительные слова. И все люди терпеливо ждали настоящих свадебных речей.

Вилок и ножей было мало. Они достались только самым знатным гостям. Таким образом, распределение вилок воспринималось, как распределение кусков главного пиршественного блюда, бараньей головы: лучшая доля — самым почетным и почтенным.

Но и среди почетных гостей мало кто умел пользоваться вилкой, и, получив этот замысловатый предмет, они брали кусок мяса с блюда рукою, насаживали на вилку и, держа ее обеими руками, откусывали от куска.

Только Казгирей и Вера Павловна умело действовали вилкой и ножом.

Эльдар понимал, что ему надо держать ухо востро и поэтому пил мало. То в одном конце стола, то в другом, то где-то на дворе вспыхивали ссоры,- начиналась драка. Первым помощником Эльдара в поддержании порядка был Аюб. Он имел на этот счет от Эльдара самые широкие полномочия. «Потерявших голову — за плетень» — таково было указание Эльдара. И верный Аюб с успехом выполнял указание: в углу двора выбрал подходящее местечко и сваливал одного за другим «потерявших голову».