Версия Барни
Шрифт:
В среду вечером меня срочно истребовал звонком Серж Лакруа, этот aficionado [322] , кинолюбитель-самоучка, которого я сделал режиссером одной из серий «Макайвера из Конной полиции Канады». В представлении Сержа искусство кино сводится к внезапным переходам камеры от голого по пояс главного героя, опускающегося на шкуру белого медведя со своей дамой сердца… к толстенному отбойному молотку — как он долбит бетон… или, упаси господи, к пистолету бензоколонки, извергающему тугую струю в бак автомашины. Я не мог смотреть отснятый им материал без хохота, но все равно его звонок означал, что я должен буду провести четверг в городе.
322
Любитель (исп.).
Когда
— Уж и не знаю, когда мне сегодня вечером удастся вернуться, но перед выездом из города я обещаю позвонить — вдруг вам что-нибудь понадобится…
Впавший в истерику Серж призвал меня, чтобы я разобрался в бюджетных хитросплетениях и успокоил разволновавшуюся труппу, но приехал я в таком дурном настроении, что только усугубил кризис. Нашему soi-disant [323] герою, исполнителю главной роли, не понравилось, как я перед всем актерским составом самым непростительным образом сделал ему выговор — дескать, перестаньте халтурить перед камерой или вас заменят. Затем бездарной шлюшке, которая изображала главную героиню, я сказал, что по сценарию, даже такому говенному, как наш, ей положено делать нечто большее, нежели просто трясти сиськами, и она убежала в слезах.
323
Так называемому (фр.).
Цепляясь ко всем по малейшему поводу, я непрестанно видел перед собой мокрых от пота Мириам и Блэра, экспериментирующих с позами, которые не снились даже авторам «Камасутры». Опять сплошное d'ej`a vu, — как сказал однажды Йоги Берра [324] . Впрочем, не совсем. Сцена та же, зато актеры новые. На сей раз, к счастью, револьвера у меня не было. Наконец, в шесть часов вечера я позвонил на дачу. Я насчитал четырнадцать гудков, пока Мириам, явно с неохотой стряхнувшая с себя посткоитальную дрему либо отвлекшаяся от упоительного позирования для очередной порнографической фотографии, подошла к телефону.
324
* Лоуренс Питер (Йоги) Берра(р. 1925) — знаменитый бейсболист, тренер и бейсбольный менеджер, известный, в частности, несуразными речениями, вроде «Опять сплошное d'ej`a vu», «Бейсбол — это девяносто процентов ума, остальные пятьдесят — умение», «Я не посмотрю, что тут смотреть не на что» и т. д.
— Нам еще час будет не вырваться, — сказал я.
— Что у тебя с голосом? Что случилось, дорогой?
— Буду не раньше полдевятого, — буркнул я и повесил трубку. Сразу же сгреб детей и, не мешкая, рванул на дачу. Если они затеют совместные игрища под душем, есть шанс, что я их застигну.
Животные!
Майк и Савл, чувствуя мое состояние, сообразили притвориться
спящими и всю дорогу до озера тихарились.— Маме надо сказать, что вы обалденно провели время, хорошо?
— Да, папа.
Не успел я поставить машину на ручник и выйти на предполагаемое поле брани, как подскочившая ко мне радостная Мириам уже тискала меня в объятьях.
— А что мы сделали-то! Никогда не догадаешься, — сказала она.
Сука наглая. Блудница вавилонская. Иезавель.
Взяв за руку, она подвела меня к трактору, стоящему на заднем дворе.
— Помнишь, ты хотел заплатить Жан-Клоду, чтобы он оттащил его на свалку, и купить новый?
— Ну да. И что?
Она заставила меня сесть на сиденье и дала ключ. Блэр все это время улыбался, изображая скромного труженика. Я повернул ключ, понажимал на педаль, и мотор завелся.
— Весь вечер Блэр в нем копался. Почистил свечи, заменил масляный фильтр, бог знает, что он там сделал еще, но ты только послушай!
— На будущее: постарайтесь, чтобы не заливало свечи, мистер Панофски.
— А, да. Спасибо. Но сейчас мне нужно срочно в туалет. Извините.
Заперев за собой дверь ванной, я отворил шкафчик под раковиной и нашел, что мой волос все еще там, где положено — на крышке коробки с колпачками. И тюбик с вагинальным кремом заметно легче не стал . Но что, если он наскочил на нее неожиданно и она ни тем, ни этим не воспользовалась, так что я теперь стану отцом его ребенка! И вырастет, скорей всего, вегетарианец. И уж конечно читатель журнала Союза потребителей.Нет, нет! Все еще встревоженный, но уже ощущая более чем явственные уколы совести, я возвратил на место весы, добыл из кухонного холодильника бутылку шампанского и поставил на обеденный стол.
— Что празднуем? — спросила Мириам.
— Спасение трактора. Блэр, я даже не знаю, как мы вообще без вас обходились!
Сейчас, задним числом, я догадываюсь, что мне не следовало открывать вторую бутылку, затем бутылку «шатонёф», которым мы запивали приготовленную Мириам osso buco [325] , а потом еще и коньяк. Отказываясь от коньяка, Блэр чопорно прикрыл ладонью свой бокал, едва я поднес к нему бутылку.
— Да бросьте вы! — не унимался я.
325
Тушеную говяжью голяшку с овощами (ит.).
— Надеюсь, я не провалил экзамен на мужественность, — сказал он. — Но, по правде говоря, если я выпью еще хоть каплю, мне станет дурно.
Затем с неизбежностью наступила очередь его ежедневной вьетнамской проповеди, в которой он нес по кочкам Никсона, Киссинджера и Уэстморленда [326] . Будучи не в том настроении, чтобы просто так взять да и согласиться, я сказал:
— Это, конечно, грязная война, но, Блэр, неужто вы, такой совестливый человек, ни вот на столечко не чувствуете вины за то, что эту войну тащат на своих плечах главным образом черные, бедные крестьяне и работяги из глубинки, тогда как ваша небедная и продвинутая задница отсиживается в Канаде?
326
* Уильям Чайлдс Уэстморленд(1914–2005) — бригадный генерал, командовавший силами США во Вьетнаме в разгар войны (1964–1968).
— Вы считаете, что мой долг быть среди тех, кто жжет напалмом детей?
Мириам сменила тему, но потом атмосфера всерьез накалилась. Как выяснилось, у Блэра в Бостоне жила сестра, она была адвокатом и давала бесплатные консультации, а заодно возглавляла организацию, занимавшуюся трудоустройством глухих, слепых и прикованных к инвалидному креслу. Вместо того чтобы признать ее деятельность достойной восхищения, я заспорил:
— Да, но при этом лишаются работы здоровые мужики! Вот: будто своими глазами вижу. Горит наш дом, а пожарные не могут его найти, потому что все слепые. Или лежу это я в реанимации, стенаю: «Сестра! Сестра! Помогите! Умираю!» А она меня не слышит, потому что глухонемая.