Весь этот джакч.Дилогия
Шрифт:
– Нет, – вздохнула Рыба. – Поэт, а простых вещей не понимаешь. Любит он её – это да, но только безответно. Ничего у него с ней не получилось…
– А ты откуда знаешь? – обиделся поэт.
– Ну это же ясно видно, – сказала Рыба. – Любому, кто не бревно бесчувственное. Отчего мужики идут в охотники, в лесники, в отшельники? От несчастной любви. Вот и нашему не повезло…
– Ложные посылки, – важно сказал Князь, – ведут к ложным выводам… Может, это вообще его мамаша. У тамошних женщин возраст определить невозможно…
– Вот извращенец-то пандейский, – сказала Рыба. –
– Мы в ментограммах дотуда ещё не добрались, – сказал я. – Мы ещё гимназию никак не окончим…
И поёжился, вспомнив про заочные уроки борьбы…
– А вот и охотничий раздел, – сказала Нолу. – Это же прицел, неужели непонятно? Интересно, какой у него был последний трофей?
– А ты можешь определить?
– Запросто, – сказала Рыба. – Тут всё делается движением пальца… Вот и последний снимок… Только он какой-то… испорченный, что ли…
Я глянул на повисшее в воздухе изображение и отчего-то стало мне погано. Во всяком случае, не по себе.
Во-первых, снимок явно не получился. Смазанная неровная вспышка на заднем плане, и поэтому то, что перед вспышкой, почти невозможно разобрать. Понятно, что воображение срабатывает так, как ему вздумается. То есть сначала я увидел просто кучу камней разного размера и формы. Потом что-то сдвинулось в восприятии, и я увидел головастую ящерицу (только без рогов), которая распласталась на склоне отполированной до блеска скалы. Потом я моргнул, и…
Теперь прямо на меня пёрла огромная чёрная двухголовая обезьяна. Нет, уже не двухголовая. Просто рядом со звериной мордой торчала ещё чья-то уродливая головка в шлеме. Словно у обезьяны на спине ехал небольшой такой солдатик. Получается, что на снимке никакая не охота, а война.
Но вот где происходила эта последняя схватка, я так и не понял – всё вокруг было какое-то смазанное, искажённое…
Были, встречались на снимках существа куда ужаснее и омерзительнее, но эта тварь мне все мозги перевернула…
Я моргнул ещё раз, помотал головой – и снова увидел лишь кучу камней. И сколько ни всматривался – ни обезьяна, ни ящерица больше не появлялись. Загадочная картинка.
Во-вторых…
– Мальчики, а вы тогда в лесу хорошо местность осмотрели – ведь он у нас наверняка при оружии был? – сказала Нолу.
Проницательнейшая Рыба! Тебе бы у господина Рашку дознавателем работать!
– Искали, конечно, – сказал я. – Хрен там. Больно жирно будет, если ещё и ружьё. Много счастья не бывает… А вот это что за штучка такая забавная?
Рыба-Рыба, забудь про ружьё…
Штучка была и впрямь забавная. Больше всего она походила на детскую дудочку. Цилиндрический корпус, раструб – но никаких отверстий. И опять
же крошечный экранчик.– А, это… – сказала Рыба. – Вы с этой цацкой поосторожнее. Ничего не нажимайте… Я в ней так и не разобралась…
– Дай-ка, – сказал Князь и забрал у меня дудочку. – Похоже, ещё один фотоальбом…
Действительно, на экранчике сменяли друг друга изображения разных тварей – прекрасных и ужасных, больших и малых…
Но это были не фотографии, а, скорее, рисунки – как в учебнике зоологии. Достаточно условные… Пожалуй, это…
– Манок! – опередив меня, торжествующе вскричал Князь. – Потому и форма такая. У каждого охотника должен быть манок, Нолу, и как ты не догадалась…
– Ага, – сказал я. – Представляю, как ревёт эта скотина… Увеличь-ка её…
Скотина и впрямь была огромная. Фигурка человека рядом с ней терялась где-то в районе щиколотки – если у гигантской чешуйчатой твари имелись щиколотки…
– Не вздумай включить, – сказала Рыба. – А то вдруг мы оглохнем на всю жизнь!
– Вполне допускаю, – сказал Князь. – Запросто. Нет, мы выберем зверюшку небольшую, деликатную…
– Ну да, – сказал я. – И она, не дай Творец, прискачет к нам сюда. Или приползёт. Или просочится…
И опять мороз по коже у меня прошёл. Умом-то я понимаю, что все эти чудовища от меня отделены бездной времени, а все равно не по себе…
– Вот эта нас устроит? – спросил Князь. – Побольше кошки, поменьше морского ящера… Головка маленькая, орать особенно нечем, такой черепок не резонирует… Но должны же мы хоть один звук оттуда услышать!
– Глазки у неё нехорошие, – сказала Рыба. – Змеиные глазки…
– Значит, пошипит и перестанет, – сказал Князь и ткнул пальцем в экранчик.
Вначале было тихо, потом в этой тишине послышался шёпот. Женский шёпот, показалось мне. Ласковый такой. Нежный.
Идисюдаидисюдаидисюда…
Остановисьостановисьостановись…
Навсегданавсегданавсегда…
Несмейнесмейнесмей…
Состоронысосторонысостороны…
Некуданекуданекуда…
Насмертьнасмертьнасмерть…
Слепотаслепотаслепота…
Смертьсмертьсмерть…
Тут я обнаружил, что и вправду перед моими глазами всё черно. И что бежать из этой черноты некуда. И что мы вот сейчас все подохнем в этой дурацкой каптёрке. И что всё было зря, и на свою беду нашли мы обгоревшего охотника с его несчастной любовью…
Мрак перед глазами качался и дрожал, и словно бы выползали из него десятки таких же шепчущих тварей. И зубы у них были как иглы. И глаза их, в отличие от наших, очень хорошо видели в темноте. Если это будет продолжаться, мы просто-напросто спятим от нечеловеческого страха…
– Хватит! – закричала Рыба, и всё кончилось.
Князь с ужасом смотрел на дудку, зажатую в руке.
Здоровые инстинкты вынесли нас из подвала на крыльцо, поближе к Мировому Свету.
– Знаете, мальчики, – сказала наконец Рыба, – девушка я жадная и деловая. Что есть, то есть. Поэтому я всё думала, как бы эти штуки продать подороже. А вот теперь прикидываю, как бы их закопать поглубже…