Весь этот джакч.Дилогия

– Тише, доктор, детей разбудите…

А вот этот голос Лимон узнал бы из тысячи! Из ста тысяч!

– Папка!

Скатившись с кровати, он вышиб дверь, одним прыжком слетел с лестницы, потом, держась за балясину, стремительно описал полукруг – и влетел на кухню, едва не врезавшись в подпирающего стойку корнета Кишу, старого своего друга (ну, и друга отца, конечно). Сам отец сидел за столом спиной ко входу и только начал оборачиваться на шум…

– Папка! Ты приехал!

Лимон уткнулся лицом в грубую саржу полевого мундира, выцветшего, просоленного, пахнущего потом, табаком и пылью. Не было на свете ничего лучше этого запаха… И тут же отпрянул, вытянулся во фрунт, бросил руку к воображаемому берету:

– Господин майор, рекрут Джедо Шанье к торжественной встрече построен! Больных нет, отставших нет!

– Вольно, – сказал отец. – Разойдись, оправиться.

– Так точно!

– Ну, хватит, хватит. С другими поздоровайся.

– Доброе утро, господа!

– Утро добрым не бывает, – традиционно откликнулся Кишу, остальные заулыбались.

Лимон знал всех собравшихся, просто некоторых немножко больше. Вот док Акратеон, военврач третьего ранга, он как-то раз вправлял Лимону вывихнутую руку и ещё один раз, наверное, привиделся в бреду, когда Лимон валялся в госпитале после наркоза. И ротмистры Тец и Кату, с которыми не раз хожено и езжено в горы на козью охоту. И майор танковых войск Гюд-Фарга, которого маленький Лимон по глупости смертельно обидел, но тот сумел забыть и простить…

– А чего вы так рано? – спросил Лимон.

– Могу задать тот же вопрос, – ухмыльнулся Кишу.

– Ну, мы с Сап… с Мичеду договорились идти на рыбалку, – сказал Лимон. – Поэтому… вот.

– Ну а у нас машина в город рано шла. Кстати, господа офицеры, может, и мы тоже – на рыбалку? Костерок, рошперы… а? Когда ещё такое выдастся?

– Может быть, и никогда, – сказал отец. – Нет, Кишу, времени нет. Сегодня надо всё обсудить и к вечеру подавать рапорт.

– Да что там обсуждать, и так всё ясно, – сказал Кишу и помрачнел.

– Ясно, конечно, но решение собрания должно быть, – сказал Гюд-Фарга. – А чтоб оно состоялось, мы должны его подготовить. Не полагаясь на здравый смысл остальных. Потому что здравый смысл может раз – и забуксовать. Все помнят?

– А что случилось? – спросил Лимон.

– Пока ничего, – сказал отец. – Иди умывайся. Потом поговорим.

Сказано было так, что Лимону ничего не оставалось делать, как тащиться в ванную, долго спускать воду из медного крана, чистить зубы, мыть с мылом лицо и шею, приглаживать непокорные торчащие волосы пластмассовой щёткой… Сначала он хотел обидеться, но потом понял, что тут не до обид и что происходит что-то нехорошее; слишком уж озабочен был отец.

В задумчивости Лимон стал подниматься к себе. И услышал характерный щелчок – маленьким камешком по стеклу. Лимон вбежал в комнату, лег животом на письменный стол, дотянулся до окна, толкнул незапертую створку. Под окном прямо в клумбе стоял Сапог, то есть Элу Мичеду, собственной персоной – в камуфляже и высоких ботинках, но почему-то без рюкзака и удочек.

– Я сейчас, – сказал Лимон.

– Не пойдём, – сказал Сапог и, как будто Лимон мог не услышать его, сделал запретительный жест: скрестил руки перед лицом. – Отмена. Отбой.

– Почему?

– Говорят, война завтра начнётся.

– Что?

– То самое. Перебежчика задержали. Может, и не завтра, но вот-вот.

– Опа… И что теперь?

– У меня схрон есть. Пересижу, пока пограничники отходят, а потом в тылу врага займусь диверсиями. Хочешь со мной?

– Конечно, хочу! Только у меня Шило на шее, ты же знаешь. И мать… Может, их эвакуируют. Тогда я – сразу. Ага?

– Как скажешь. Просто меня потом можешь и не найти.

– Схему оставь.

– Ну да. Чтобы тебя пандейцы захватили…

– Я её сожгу. Или съем.

– Я подумаю.

– А чем ты собираешься их взрывать?

– Бензиновыми бомбами. Помнишь кино «Истребители танков»?

– Помню. Хорошее кино.

– Ну ладно, я побежал. Надо ещё в схрон жратвы притащить. Вечером увидимся, я тебе на карте покажу, ты запомнишь.

– Подожди, – сказал Лимон. – У меня взрывпакеты есть. Если их гвоздями обвязать, классные гранаты получатся, не хуже настоящих.

– А много?

– Четыре штуки. Два мне, два тебе. Идёт?

– Давай!

– Вечером. Они у меня тоже припрятаны. Сейчас не достать – там отец и ещё другие.

– Понял. Ладно, тогда вечером всё и обсудим. Может, ещё добудешь?

– Не знаю, попробую.

– Ну, я побежал…

Лимон слез со стола. И понял, что в комнате не один.

Шило, в одних обвисших синих трусах, стоял в дверях, протирая глаза костяшками пальцев.

– Ты чего? – спросил Лимон.

– Я тоже с вами, – сказал Шило.

– Куда ещё?

– В диверсанты.

– Так, начинается. Тебе сколько лет?

– Ну, одиннадцать.

– А в диверсанты берут с тринадцати. Так что придётся тебе, братец мой, подрасти.

– Да? По-моему, ты врёшь. Пойду у отца спрошу.

– Что спросишь?

– Почему тебе в диверсанты можно, а мне нельзя.

– Не вздумай.

– Я же говорю, ты врёшь.

– Ну, вру. Даже не вру, а так. Всё равно тебе о матери надо будет заботиться. Ты же знаешь, кто-то должен.

– Тогда ты заботься, а я пойду в диверсанты.

– Нет уж, я первый сказал.

– А прав тот, кто сказал последний. В общем, тебе решать – или я с вами, или ты с матерью. А не решишь – спросим у отца. Как он скажет, так и будет. Правильно же?

– Ты маленький ушлёпок, – медленно сказал Лимон, понимая, что ничего сделать нельзя. – Ладно, пойдёшь с нами. Но смотри. Ты знаешь, что диверсанты делают со своими, если те не подчиняются приказу?

– Чьему?

– Командира группы.

– А кто у нас командир?

– Тебе это пока рано знать. Вот соберёмся все – тогда…

– А что диверсанты делают со своими?

Лимон молча провёл пальцем по горлу.

– И ты меня?.. – Шило повторил жест.

– Если командир прикажет – да.

– А если он мне прикажет?

– Тогда сам и будешь управляться. Дадут тебе пистолет с одним патроном…

– А у вас есть пистолеты?

– Есть, – соврал Лимон. И тут же отметил для себя: об этом надо подумать.

Война! Завтра! От этих слов по спине поползли восхитительные мурашки. Ну, проклятые пандейцы, только суньтесь!..