Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция

— Ой, Чарли, брось ты эти глупости, — сказала девушка. — Ты…

— Не называй меня Чарли.

Хотя говорил он и мягко, что-то в его тоне остановило ее. Она опять поднесла руку к щеке.

— Но ведь…

— Сейчас у меня другое имя: Катсук.

— Катсук?

— Тебе известно, что оно обозначает.

Девушка замялась.

— Центр… что-то вроде того.

— Что-то вроде того, — осклабился индеец. Он указал на мальчика. — А это Хокват, Невинный, который ответит за всех наших невинных.

— Но ведь ты же не думаешь взаправду…

— Я покажу тебе правду, и только она будет правдой.

Ее взгляд остановился на ноже, висящем у Катсука на поясе.

— Так что ничего сложного, — продолжил индеец. — А где остальные?

— Большая часть ушла еще до зари… искать.

— Меня?

Девушка кивнула.

При этих словах сердце Дэвида забилось сильнее. Племя Катсука находилось здесь, чтобы помочь. Они были частью поисковой группы. Он сказал:

— Меня зовут Дэвид маршалл. Я…

Резкий удар сбоку чуть не сбил его с ног.

Тсканай поднесла руку ко рту, сдерживая вскрик.

Своим обычным тоном Катсук заметил:

— Тебя зовут Хокват. Не забывай об этом. — Он повернулся к девушке. — Мы провели ночь на старой шахте, даже развели там костер. Как же ваши следопыты не заметили этого?

Она опустила руку от губ, но не ответила.

— Неужели ты считаешь, что меня привела сюда твоя несчастная песня?

Тсканай конвульсивно сглотнула.

Дэвид, у которого щека горела от удара, злобно поглядел на Катсука, но страх удержал его на месте.

— Кто остался в лагере? — спросил Катсук.

— Насколько мне известно, — отвечала Тсканай, — твоя тетка Кэлли и старый Иш. Ну, может еще пара ребят. Им ее захотелось выходить на утренний холод, так рано.

— Вот вся история ваших существований, — вздохнул Катсук. — Радио у вас есть?

— Нет.

Лосиная шкура позади девушки поднялась снова. Из хижины вышел старик — с длинным носом, седыми волосами до плеч и птичьей фигурой. На нем был нагрудник и зеленая шерстяная рубаха, свободно болтающаяся на его тощем теле. На ногах были заплатанные ботинки. В правой руке он держал ружье стволом вверх.

При виде ружья надежды Дэвида вспыхнули снова. Он внимательно изучал старика: бледное, все в морщинах лицо, глаза утонули за высокими скулами. Во взгляде чувствовалось присутствие какого-то мрачного, первобытного духа. Волосы его растрепались и напоминали комок иссохших на берегу старых, гнилых водорослей.

— Услышал, услышал, — сказал старик. Голос у него был высокий и чистый.

— Здравствуй, Иш, — сказал Катсук.

Старик вышел из дома, отбросив шкуру. Передвигался он боком, волоча левую ногу.

— Так значит, Катсук?

— Да, это мое имя. — В голосе Катсука чувствовался оттенок уважительности.

— А зачем? — спросил Иш. Сейчас он занял место рядом с Тсканай. Между ними и Катсуком с мальчиком было футов десять.

Дэвид почувствовал, что эти двое — соперники. Он поглядел на Катсука.

— Мы оба знаем, что открывает разум, — ответил тот.

— Ага, отшельничество и размышления, — сказал Иш. — Так ты считаешь себя шаманом?

— Ты воспользовался правильным словом, Иш. Я удивлен, мальчик.

— Я следовал древним путям, — объяснил Катсук. — После размышлений в горах, в холоде и посте, я нашел себе духа.

— И теперь ты стал лесным индейцем, а?

Жестким, холодным голосом Катсук заметил:

— Не называй меня индейцем.

— Хорошо, — согласился Иш и перехватил ружье.

Дэвид перевел взгляд с ружья на Катсука, боясь вздохнуть, опасаясь, что тем самым привлечет к себе внимание.

— Ты и вправду считаешь, что у тебя есть дух? — спросил Иш.

— О, Господи! Какие глупости! — вздохнула Тсканай.

— Я не смог разминуться со своими соплеменниками на своей родной земле. И я знаю, почему вы здесь. Мой дух рассказал мне.

— И почему же мы здесь? — спросил его старик.

— Вы воспользовались охотой на меня, чтобы нарушить хокватские законы, чтобы настрелять дичи, необходимой вашим семьям для того, чтобы выжить, но которая по праву ваша.

Старик усмехнулся.

— Для того, чтобы сказать это, дух не нужен. Ты считаешь, что на самом деле мы за тобой не охотимся?

— Я слышал песню, — сказал Катсук.

— И это она привела тебя сюда, — заметила Тсканай.

— Вот именно, — согласился с ней Иш.

Катсук отрицательно покачал головой.

— Нет, дядя моего отца, ваша песня не приводила меня сюда. Я пришел к вам, чтобы показать нынешнее свое положение.

— Но ведь ты даже не знал, что я здесь, — запротестовал Иш. — Я же слышал, как ты спрашивал у Мэри.

— У Тсканай, — поправил его Катсук.

— Мэри, Тсканай — какая разница?

— Ведь ты же знаешь эту разницу, Иш.

Вдруг до Дэвида дошло, что старик, судя по бойкости его речей, перепуган, но пытается это скрыть. Почему он боится? У него есть ружье, а у Катсука только нож. Во всем был виден страх — в бледности старика, в его заискивающей улыбке, в напряженности старческих мышц. И Катсук знал об этом!

— Ну ладно, знаю я разницу, — пробормотал Иш.

— Я покажу тебе, — пообещал Катсук. Он поднял руки, обратил лицо к небу. — О Ворон! — сказал он низким голосом, — покажи им, что дух мой силен во всем.

— Черт подери, — заметил старик. — Мы посылали тебя в университет вовсе не за тем.

— Ворон! — произнес Катсук, теперь еще громче.

— Перестань звать свою проклятую птицу, — вмешалась Тсканай. — Ворон мертв уже, самое малое, сотню лет.

— Ворон!!! — вскрикнул Катсук.

В левой хижине открылась деревянная дверь. Из дома вышли два мальчика, приблизительно в возрасте Дэвида, и остановились, наблюдая за происходящим на поляне.

Катсук опустил голову, сложил руки.