Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция

— Осмотреть машину? Зачем?

— У меня такое чувство, что я об этом полете знаю побольше. Я был уверен, что мы не упаковали ничего, способного наделать шуму.

— Бомба? — Рокерман почувствовал, как у него засосало под ложечкой.

Маккрей расстегнул свои «доспехи» и выскользнул из них. Он стоял пригнувшись, глядя через плечо на Рокермана.

— Это, может быть, моя врожденная осторожность. — Пилот повернулся и вышел из кабины, но его голос все еще был слышен Рокерману. — Черт побери! Нужно было самому проинспектировать эту птичку еще на земле!

Рокерман повернулся и выглянул в лобовое стекло. Траектория их полета проходила по диагонали через глубокий разрыв в облаках. Сквозь туманную пелену далеко внизу виднелись блики на волнах океана.

Это было безумие. Все путешествие внезапно показалось Рокерману ненастоящим, неправдоподобным. У него возник соблазн броситься из кабины и уговорить Маккрея срочно вернуться. Но послушал бы его пилот? А даже если бы и согласился, разрешили бы им вернуться назад?

«Это дорога в один конец, во всяком случае, если мы не найдем лекарство». Так сказал Сэддлер.

Рокерман подумал о мощном комплексе ПВО вокруг Вашингтона. Один только MUSAM с его самонаводящимися ракетами…

Маккрей вернулся на место и вновь облачился в «доспехи».

— Я ничего не смог найти. — Он проверил приборы, а затем посмотрел на Рокермана. — Как тебя угораздило вляпаться в это дело?

— Я был, наверное, самым очевидным кандидатом.

— Надо же. И для чего?

— Я пользуюсь доверием президента, советников, имею солидный опыт для… чтобы понимать некоторые вещи.

— Мои друзья говорили, что из тебя могут сделать козла отпущения.

— Что это значит?

— То, что кто-то ненавидит науку и людей от науки. Кстати, как ты ухитрился заразиться?

Рокерман сглотнул. Это было сложно объяснить.

— Я… впрочем, все это глупо. Просто открыл не ту дверь на карантинной станции. Они должны были ее хорошо запереть на замок!

— А может, это тебе следовало бы быть более осторожным.

Рокерман начал лихорадочно придумывать повод, чтобы изменить тему разговора.

— Почему именно вы стали моим пилотом?

— Я вызвался на это дело добровольно.

— Почему?

— У меня дядя в Ирландии, настоящий чудак. Никогда не был женат и богат настолько, что может заплатить национальный долг. — Маккрей усмехнулся. — А я — единственный еще живой его родственник.

— И он все еще… я имею в виду, все еще жив?

— У него самодельный передатчик, и радиолюбители передают сообщения от него. Дядюшка приобрел там имение в частное пользование. И что интересно, он возрождает религию друидизма — поклонение деревьям.

— Он, случайно, не сумасшедший?

— Это не сумасшествие, это — судьба.

— А вы единственный наследник? Как вы можете быть уверены в этом или в том, что наследство будет… Как известно, все течет, все изменяется.

Маккрей пожал плечами.

— Дядюшка Мак и я очень похожи. К тому же он всегда меня любил. Все идет своим чередом, и, по-моему, каждый на моем месте попробовал бы разобраться в деталях и позаботиться о собственных интересах, верно?

— Что ж, желаю удачи.

— Тебе тоже, Билл. Тем более, что ты действительно в ней нуждаешься.

— Я все-таки не понимаю, что заставило вас думать о том, что на борту находится… бомба?

— Я знаю о Турквуде такие вещи, о которых большинство людей боятся даже шептаться.

— Вы его хорошо знали?

— Еще задолго до чумы и потом… но только по телефону. Вот что меня беспокоит, Билл. Мне известно кое-что из того, от чего Турквуд хотел бы избавиться. Но не знаю, почему он хочет уничтожить тебя, кроме варианта сбрасывания со счетов.

Рокерман почувствовал, как пересохло у него в горле, вспомнив чрезмерную осторожность Сэддлера. Ни слова о том, что он несет в своем кейсе, об особой поисковой программе от Ди-Эй, и о том, что до Турквуда ничего не должно дойти. Может быть, это послужило причиной смехотворного оправдания на карантинной станции. Случайное заражение!

— С тобой все в порядке? — поинтересовался Маккрей. — Что-то на тебе лица нет.

— Это безумие, — бормотал Рокерман. — Кому-то важно, чтобы я попал в Англию! А вы должны добраться до Ирландии, узнать, действительно ли у них есть О'Нейл. Боже мой! Если это О'Нейл и его заставят говорить!

— Если… если у них действительно есть О'Нейл и этот сукин сын еще жив. Я, может быть, надоедлив, Билл. Если бы я был в Ирландии и этот парень попал бы мне в руки…

— Они знают, насколько важно сохранить ему жизнь!

— Разве? Какая им разница? Что они могут при этом потерять? — Маккрей снял свою амуницию. — Я еще раз все осмотрю. Может, придется кое-что просверлить. Ничего не трогай, Билл.

— Мистер Маккрей?

— Зови меня просто Мак.

— Хорошо, Мак… — Рокерман покачал головой. — Нет, это слишком дико.

— Ничего дикого и быть не может. Что тебя так нервирует?

— И доктор Сэддлер, и президент были очень озабочены тем, чтобы… ну, чтобы это путешествие держалось в секрете от Турквуда, то есть до тех пор, пока…

— В секрете? Почему?

— Уф! Я не знаю.

— Ты знаешь, но не говоришь. О Боже! Я сам принял на борт еще один опасный груз!

— Мне жаль. Мак, но все это, вероятно, просто наше разыгравшееся воображение. Настало время…

— Настало время для разыгравшегося воображения. — Пилот уставился на приборную панель, потом дотронулся до белой кнопки над штурвалом. Над кнопкой загорелся красный огонек. — Это, наверное, из-за того, что мы движемся слишком быстро, — пробормотал Маккрей. Он отключил автопилот и взялся за штурвал.

Рокерман наблюдал за медленно движущейся зеленой полоской индикатора скорости, которая остановилась на ста двадцати.

И снова Маккрей нажал на белую кнопку. Красный огонек опять загорелся.

— Должно быть, какие-то неполадки в схеме, — буркнул пилот.

— Что ты делаешь? — поинтересовался Рокерман.

Маккрей взялся за штурвал, проверил курс и опять включил автопилот. Они теперь летели над открытым океаном, над тонким изорванным облачным одеялом. Яркое солнце бросало на волны белые искры.