Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Монео, правила меняются с каждым сюрпризом.
— Мой господин, вашей целью является улучшение человеческой породы?
Лето посмотрел на мажордома горящим взглядом, думая: Если я сейчас произнесу ключевое слово, то поймет ли он меня? Вероятно…
— Я хищник, Монео.
— Хищ… — Монео поперхнулся, произнося это слово и покачал головой. Он понимал значение этого слова или думал, что понимает, и все же оно потрясло его. Может быть, Бог-Император шутит?
— Хищник, мой господин?
— Хищники улучшают породу.
—
— Ты меня разочаровал, Монео. Хищник не может ненавидеть свою жертву.
— Хищники убивают, мой господин.
— Я убиваю, но без ненависти. Жертва утоляет голод. Добыча — это благо.
Монео с недоумением уставился в розовое лицо Лето в сером обрамлении.
Не пропустил ли я приближение Червя? подумал Монео.
Он со страхом посмотрел на повелителя. Но нет, гигантское тело не вибрировало, глаза не горели хищным пламенем, и рудименты конечностей не подрагивали.
— По отношению к чему вы испытываете голод, мой господин? — очертя голову спросил Монео.
Я испытываю голод по отношению к способности человечества принимать долговременные верные решения. Знаешь ли ты ключ к такой способности, Монео?
— Вы много раз говорили мне об этом, мой господин, Ключ — это способность изменять свой разум.
— Да, именно изменять. Но что я имею в виду под долгосрочностью?
— Для вас эти отрезки времени измеряются тысячелетиями, господин.
— Даже мои тысячелетия — мгновения по сравнению с вечностью.
— Но ваша перспектива наверняка отличается от моей, господин.
— С точки зрения вечности любой, даже самый длительный, но ограниченный срок краток.
Но тогда выходит, что никаких правил вообще не существует. — В голосе Монео появились истерические нотки.
Лето улыбнулся, чтобы успокоить своего слугу.
— Вероятно, существует только одно правило. Краткосрочные решения всегда оказываются неверными в долгосрочной перспективе.
В полной растерянности Монео смог лишь покачать головой.
— Но, господин, ваши перспективы…
— Время необратимо утекает для любого конечного наблюдателя. Не существует закрытых систем. Даже я сумел лишь растянуть свою временную матрицу.
Монео отвел взгляд от лица Лето и посмотрел на коридоры мавзолея. Я тоже лягу здесь в один прекрасный день. Золотой Путь сможет быть продолжен, но мой путь закончится. Конечно, это не имело никакого значения. Только Золотой Путь, который был неразрывным единством, имел какое-то значение. Он снова посмотрел на Лето, избегая взгляда его ярко-голубых глаз. Неужели в этом гигантском теле сидит заурядный хищник?
— Ты не понимаешь функции хищника, Монео, — сказал Лето.
Эти слова потрясли Монео — от них веяло способностью читать чужие мысли. Он взглянул в глаза повелителю.
— Умом ты понимаешь, что даже мне придется когда-то испытать ужас смерти, но чувством ты в это не веришь, — произнес Лето.
— Как я могу верить в то, чего никогда не увижу?
Никогда еще Монео не чувствовал себя таким одиноким и
испуганным. Что делает Бог-Император? Я спустился сюда, чтобы обсудить детали паломничества… и выяснить его намерения относительно Сионы. Он просто играет мною?— Давай поговорим о Сионе, — сказал Лето.
Он опять читает мысли!
— Кода вы собираетесь испытать ее, господин? — Монео прекрасно знал ответ на этот вопрос и ждал ответа уже давно, но в этот момент он испытал неподдельный страх.
— Скоро.
— Простите меня, мой господин, но вы, без сомнения, понимаете, как я волнуюсь за судьбу моего единственного дитя.
— Но другие же пережили это испытание. Например, ты.
Монео нервно сглотнул слюну, вспомнив, как его испытывали на чувствительность к Золотому Пути.
— Меня готовила к испытанию мать, но у Сионы нет матери.
— У нее есть Говорящие Рыбы. У нее есть ты.
— Бывают и несчастные случаи, мой господин. Из глаз Монео брызнули слезы.
Лето отвернулся, подумав: Он разрывается между чувством верности мне и любовью к Сионе. Как же мучительна эта тревога о потомстве. Неужели он не понимает, что мое дитя — это все человечество?
Он вновь обратился к Монео.
— Ты прав, говоря о несчастных случаях, они случаются даже в моей вселенной. Разве это ничему тебя не научило?
— Мой господин, но на этот раз не может…
— Монео, не хочешь же ты, чтобы я доверял власть слабым администраторам?
Монео отступил на шаг.
— Нет, мой господин. Конечно, нет.
— Тогда верь в силу Сионы.
Мажордом расправил плечи.
— Я выполню свой долг.
— Сиона должна пробудиться ото сна и вспомнить, что она потомок Атрейдесов.
— Да, конечно, мой господин.
— Разве не этому мы посвятили нашу жизнь, Монео?
— Я и не отрицаю этого, мой господин. Когда она будет представлена новому Дункану?
— Сначала она пройдет испытание.
Монео уставил глаза в холодный пол крипты.
Как часто стал он смотреть в пол, подумал Лето. Что он может там увидеть? Тысячелетние следы моей тележки? Ах, нет — он смотрит в глубину той сокровищницы тайны, куда ему скоро предстоит отправиться.
Монео снова посмотрел в глаза Лето.
— Надеюсь, ей понравится общество Дункана, мой господин.
— Будь у верен в этом. Тлейлаксианцы не изменили его внешность ни на йоту.
— Это вселяет в меня уверенность, мой господин.
— Нет сомнения, что ты заметил, что его генотип очень привлекателен для женщин.
— Да, именно об этом говорят мои наблюдения, мой господин.
— Да, есть что-то в этих проницательных глазах, этих резких чертах, этих густых, как грива, волосах — от всего этого тает женская душа.
— Вы говорите истину, мой господин.
— Ты знаешь, что сейчас он с Говорящими Рыбами?
— Мне сообщили об этом, мой господин.
Лето улыбнулся. Ну конечно же Монео обо всем сообщили;