Весь Карл Май в одном томе

— Ну, я не хотел стрелять в него, но в него попала моя пуля.

— Все равно, ты стрелял с умыслом, и я арестую тебя как убийцу.

— Я категорически возражаю против этого.

— Не очень-то тебе это поможет!

— Нет, почему? Я же объясню тебе, как все это произошло. А даже если бы я убил его без достаточных на то оснований, меня нельзя было бы вот так сразу арестовывать. Разве ты сам не признавался днем, что аладжи — это известные разбойники и убийцы?

— Да, это всем известно.

— И все же ты не задержал Бибара, когда он находился в твоих руках! А вот меня, человека, насколько ты знаешь, не совершившего за свою жизнь ничего противозаконного, ты решил сразу же схватить? Как связать все это?

— Это мой долг, господин, — смущенно ответил он.

— Да, я знаю это. Ты дал убежать аладжи, потому что боялся, что его брат и сообщники будут мстить, боялся, что он слишком силен. Что же касается меня, ты думаешь, что я сдамся без сопротивления, и никто не заступится за меня с оружием в руках, потому что я чужак в здешней стране.

— Ого! — воскликнул Халеф. — Кто тронет эфенди, тому сразу всажу пулю в голову! Я — Хаджи Халеф Омар бен Хаджи Абул Аббас ибн Хаджи Давуд эль-Госсара, и слово свое я всегда держу. Только попытайтесь дотронуться до него!

Хоть он и был мал, но его переполняла энергия; в его словах ощущалась явная угроза. Было видно, что он не шутит. Деревенский староста весьма серьезно отнесся к нему.

— Благодарю тебя, Халеф, — сказал я. — Надеюсь, твое вмешательство не потребуется. Этот славный киаджи увидит, что я был вынужден убить мясника.

И, обращаясь к хозяину, я продолжил:

— Разве ты не говорил мне, что мясник — штиптар?

— Да. Он даже миридит [1184] .

— Так он не из здешних краев?

— Нет. Его отец прибыл сюда из Ороши, столицы миридитов.

— Ладно, тогда почему тебя так волнует его смерть? Разве законы падишаха защищают миридитов?

— Нет, это вольные арнауты [1185] .

— Знаешь ли ты, что они судят себя сами, следуя древним законам Лека Дукаджинита?

1184

Миридиты — одно из племен, населявших горную Албанию.

1185

Арнауты — так турки называют албанцев.

— Знаю, конечно.

— Тогда нечего беспокоиться из-за гибели мясника. Людям его племени все равно, по праву ли я убил его или без права; по закону кровной мести я виновен; родственники убитого должны расправиться со мной. Тебе тут вмешиваться незачем.

— Ах! — он глубоко вздохнул. — Я только рад этому.

— Так, значит, мы сошлись. Но есть и еще один убитый.

— Кто это?

— Тюремщик из Эдрене. Он освободил одного арестанта и помог ему бежать, а тот его убил. Там же, вместе с этими трупами, ты найдешь и старого Мубарека, которому я раздробил пулей локоть.

— Так, ты и в него стрелял. Ну, господин, ты ужасный человек!

— Все наоборот, я очень добрый человек, но в этих обстоятельствах я не мог поступить иначе.

— Как же все произошло?

— Подсаживайся к нам; я расскажу тебе все.

Он уселся, и я начал рассказ. Времени у нас было много. Поэтому я говорил подробно. Я рассказал ему также, почему мы преследовали Баруда эль-Амасата. Теперь он ясно понимал наши намерения и знал, с какими негодяями мы имеем дело. Когда я умолк, он сокрушенно поник головой.

— Слыханное ли это дело! — вымолвил он. — Вы словно воины халифа Харуна ар-Рашида, разъезжавшие по всей стране, чтобы покарать зло и вознаградить добро.

— О нет! Мы вовсе не те славные, благородные люди. Ведь негодяи, о которых я рассказал, причинили зло нам самим или нашим друзьям. Сейчас они замышляют новые преступления, и мы последуем за ними, чтобы им помешать. Что ты намерен делать теперь?

Он потер голову руками и наконец ответил:

— Дай мне дельный совет.

— Ты чиновник и сам должен знать, что предписывает тебе долг. Мой совет тебе не нужен.

— Я знал бы, что мне делать, если бы ты не совершил огромную глупость. Почему ты лишь ранил Мубарека в локоть? Неужели ты не мог прицелиться ему в голову или грудь? Он бы отправился в мир иной.

— И это говоришь ты, киаджа!

— Нет, с тобой говорит сейчас не киаджа. Если бы старик был мертв, я бы похоронил всех троих и ни слова не сказал об этом. Теперь же мне надо схватить его и предать суду. Дело плохо.

— Я не вижу тут ничего плохого. Тебя же наградят. Он сбежал из тюрьмы в Остромдже. Ты схватишь его и отправишь в Ускюб. Вот и все дела.

— Мне же придется ехать туда, чтобы отчитаться. И вам тоже — как свидетелям или обвинителям.

— С удовольствием.

— Да, потом вы уедете отсюда, а дружки этого старика расправятся со мной и оставят один окоченелый труп.

— Да, жарко, пожалуй, тебе будет, но что в этом плохого? От этого не окоченеешь.

— Не издевайся! Ты же не знаешь, как плохо мне будет. Я говорю, если бы ты застрелил негодяя, не было бы никаких забот. Я бы за это не отвечал. А если ты прибудешь как свидетель в Ускюб, ты не уедешь из наших краев живым. Свершится кровная месть.

— У мясника есть мужчины в родне?

— Да, брат.

— Ты не знаешь, дома ли он сегодня?

— Здесь он, мой слуга ведь передал послание ему, а не самому Чураку.

— Гм! Тут есть над чем задуматься. Если он таков, как его брат, я найду способ защититься.

— Одного поля ягода. Я-то считал, что Чурак куда порядочнее, чем он. А раз Чурак сам оказался мошенником, то брат его, стало быть, продувная бестия. Пока ты здесь, тебе придется опасаться за свою жизнь. Поэтому хочу дать тебе хороший совет: немедленно садись в седло и поезжай в Каратову. Я найду вам проводника.

— Мы не хотим туда ехать.

— Но ведь мясник же об этом сказал!

— Это была ложь. Мы направимся отсюда в Ускюб, и это весьма кстати. Если ты повезешь туда старого Мубарека, мы будем твоей охраной.

— Боже упаси! Нас застрелят в дороге!

— Если только мы глупо возьмемся за дело.

— Я вижу, ты совсем не представляешь здешней обстановки. Ты со своими друзьями очутился в смертельной опасности; ваша жизнь висит на волоске, за вашу судьбу нельзя поручиться. Уезжайте отсюда. Для вас это лучший выход.