Весь Карл Май в одном томе
Шрифт:
Всадники ехали рядом, громко беседуя между собой. Только что они миновали место, где кусты стояли почти вплотную друг к другу, и теперь собирались выехать на свободное пространство, как Шварц внезапно осадил своего верблюда и знаком приказал своему спутнику сделать то же. Когда они вернулись немного назад и снова оказались укрытыми кустарником, немец негромко сказал:
— Черт возьми! Еще секунда, и нас бы обнаружили!
— Кто? — удивился Бала Ибн.
— Люди, которые пасут свои стада снаружи, на равнине.
— Негры или белые?
— И те, и другие.
— Кто бы это мог быть?
— Сейчас увидим, — отвечал Шварц. Он заставил
У самой кромки леса, то есть слева от притаившихся за кустами наблюдателей, расположились лагерем около сорока человек всевозможных оттенков кожи и одетых в самые причудливые одежды. Возле них лежали ружья и огромные тюки с поклажей, а немного поодаль паслось довольно большое стадо коров, около которых виднелись также лошади и верблюды. Десять человек образовывали цепь по другую сторону стада, чтобы не дать животным вырваться на равнину, которая простиралась направо, к западу. Если бы Шварц позволил своему верблюду сделать еще несколько шагов, эти люди неминуемо заметили бы его.
— Ты догадываешься, кто это такие? — спросил он у своего товарища.
— Да, — кивнул головой тот.
— Ну и кто же?
— Гарнизон, который остался в поселке, а потом сжег и разграбил его.
— Вот и я так думаю. Только я не могу взять в толк, как эти парни осмелились остановиться здесь. Вообще не понятно, из каких соображений они выбрали то же направление, что и Абдулмоут. По-моему, это означает верную гибель: ведь они сами отдают себя ему в руки.
— Или наоборот, — заметил Охотник на слонов, делая жест рукой, будто закалывает кого-то ножом.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Не знаю, прав ли я, но мне кажется, я догадываюсь о их замыслах. Я слышал от джуров, что жестокий и несправедливый Абдулмоут не пользуется любовью своих подчиненных. Поэтому этот гарнизон и изменил ему. Но так же, как эти пятьдесят человек, думают и все остальные. Они тоже с удовольствием станут свободными, особенно если при этом им еще можно будет поживиться хозяйским добром. На таких единомышленников, скорее всего, и рассчитывают те, кто организовал это восстание. В самом деле, что можно сделать со всеми этими вещами, коровами и людьми? Они могут пригодиться только для основания нового поселка, и я не удивлюсь, если это действительно входит в намерения бунтовщиков. Но пятидесяти человек для ловли рабов слишком мало, значит, предводители восставших должны набрать себе новых солдат. А где же им легче всего подобрать подходящих людей, как не среди своих прежних товарищей?
— То, что ты говоришь, очень похоже на правду, — согласился Шварц.
— Только таким образом можно объяснить, почему они пошли по следу Абдулмоута, — горячо продолжал охотник. — Они хотят дождаться возвращения ловцов рабов и предложить им перейти на свою сторону. Большинство наверняка согласится на это, потому что им, конечно, пообещают более высокое жалованье, чем они получали до сих пор.
— А что будет с Абдулмоутом?
— Его, вероятно, убьют и разделят между собой все его имущество. Но, говоря это, я, разумеется, предполагаю, что нападение на Омбулу все же состоится.
— Господи, какие ужасные последствия влечет за собой торговля рабами! Люди, которые ей занимаются, теряют человеческий облик!
— Нынешней ночью я это понял с особой отчетливостью. Итак, эти ребята поджидают здесь Абдулмоута, чтобы его убить.
Честно говоря, я им не завидую: даже если их замысел удастся, им не поздоровится!— Почему ты так думаешь?
— Вспомни об Абуль-моуте, который через два дня будет со своими нуэрами в селении Умм-эт-Тимса! Как он, по-твоему, поступит, когда увидит вместо селения пожарище и узнает от джуров обо всем, что произошло?
— Он тут же бросится в погоню за мятежниками.
— Вот именно. И, несомненно, найдет их на этом самом месте, после чего перестреляет одного за другим. Одним словом, стервятники растерзают друг друга, за что Аллаха можно только поблагодарить. Но все же это очень некстати, что они расположились именно здесь! Теперь нам придется идти в обход, и мы потеряем много времени!
— К сожалению, ты и на этот раз прав. На наших верблюдах нас видно издалека, тем более в такой ясный день, как сегодня. Сейчас нам придется вернуться назад, а потом повернуть на запад и сделать довольно большой крюк по равнине. Прежде, чем мы снова выйдем на след Абдулмоута, пройдет добрых три или четыре часа.
— Да, никак не меньше. Но другого выхода у нас нет. Давай-ка поскорее отправимся в путь — это самое лучшее, что мы можем сейчас предпринять!
Всадники отъехали далеко назад, так что, когда они наконец свернули на равнину, лес с раскинутым на его опушке лагерем фельдфебеля показался им лишь узкой темной чертой, сливающейся с горизонтом. Теперь они могли быть уверены, что даже самый зоркий из ловцов рабов не сможет заметить их на таком расстоянии. Шварц достал подзорную трубу и напоследок окинул взглядом пасущихся животных и копошащиеся возле них человеческие фигуры. Затем он вновь спрятал трубу и тронул своего верблюда.
Как ни торопились путешественники, сбылись их самые худшие ожидания: когда они вернулись на след отряда ловцов рабов, прошло более четырех часов.
Эту потерю было трудно наверстать. Шварц и Бала Ибн изо всех сил погоняли животных, но те окончательно выбились из сил, и даже чудодейственные дудочки из камыша больше не вызывали у них никакой реакции.
Следы вели теперь строго на запад, и чем больше они удалялись от реки, тем суровее и печальнее становился окружающий пейзаж. Траву под ногами сменили обломки камней, каждый величиной с кулак. Это выглядело так, будто кто-то раскрошил здесь целую скалу на мелкие кусочки, которые затем равномерно разбросал по всей равнине.
Через некоторое время камни остались позади, а вместо них снова появилась земля, сначала сухая и жесткая, но постепенно становившаяся все более влажной. Потом всадников вновь обступили обильно покрытые травой холмы, между которыми извивались узкие долины. На горизонте возникла расплывчатая линия не то серого, не то бледно-голубого цвета. Она становилась все темнее и темнее и одновременно росла в высоту, так что вскоре превратилась в большой, закрывавший полнеба, горный массив.
— Памбиза, — сказал Бала Ибн, вытягивая вперед руку.
— Те горы, у подножия которых лежит Омбула? Ты уверен, что это они?
— Я, как и ты, впервые в этих краях, но думаю, что здесь поблизости нет других гор.
— Как ты считаешь, сколько нам еще до них добираться?
— Раньше вечера мы там не будем.
— Но вечером будет слишком поздно!
— Ты ошибаешься. Ловцы рабов никогда не нападают на деревню среди бела дня. Обычно они дожидаются рассвета, так что у нас есть еще немного времени, и я надеюсь, что мы успеем предупредить беланда об опасности.