Весь Карл Май в одном томе

— Почему?

— Потому, что Абуль-моут подойдет к краю ущелья, заметит нас и перекроет нам выход. Тогда мы окажемся запертыми среди скал, и он сможет перебить нас как котят.

— Что за мысль, господин! Ты разве забыл, сколько у нас воинов? Сколько голов и рук?

— Чего может стоить даже миллион рук, если головы, которым они служат, не научились думать? Посмотри, как узок этот вход! Достаточно будет двадцати человек, чтобы перегородить его!

— Так мы нападем на них!

— Это может нам дорого обойтись: видишь, там повсюду разбросаны обломки скал, за которыми могут укрыться ловцы рабов. Они будут стрелять в нас, оставаясь при этом в безопасности за камнями.

— Какое значение имеет, если мы и потеряем тридцать, сорок, пусть даже пятьдесят человек? С нашими сотнями Абуль-моуту все равно не совладать.

— Послушай, Вахафи, я ведь христианин, а моя вера учит, что жизнь каждого отдельного человека должна быть свята для нас. Поэтому я сделаю все возможное, чтобы ни один из наших солдат не пострадал в предстоящем бою.

— Но, господин, это невозможно.

— Давай не будем сейчас об этом спорить! Прежде всего мне нужно осмотреть ущелье, только после этого я смогу понять, как нам действовать дальше. Я спущусь туда с несколькими моими друзьями. Остальные останутся здесь и будут ждать нашего возвращения. Против того, чтобы в ущелье отправился весь отряд, я категорически протестую, потому что тогда случилось бы именно то, чего так ждет Абуль-моут: мы попали бы в западню!

— Но тогда каким образом ты собираешься его победить?

— Там будет видно. Может быть, Отец Смерти сам захочет войти в ущелье и подкараулить нас там. Тогда мы заняли бы вход, и он попался бы в свою собственную ловушку. Впрочем, не думаю, что он способен на такую безумную выходку; я считаю его слишком умным человеком для этого.

— Почему, собственно, вам это кажется столь нереальным?

— Потому что, если бы он это сделал, его бы стали презирать все ловцы рабов.

— Да, если бы он мог предположить, что мы уже здесь. Но он-то не ждет нас раньше завтрашнего дня! Поэтому вполне возможно, что на сегодня он решит остановиться в этом удобном для лагеря месте.

— Гм, об этом я не подумал. Пожалуй, что вы и правы!

— Конечно, ставку можно делать только на то, что он будет рассчитывать на успех своего плана, в противном случае я совершенно согласен с вами. Но вы, помнится, собирались спуститься вниз и провести рекогносцировку. Давайте-ка сделаем это, не откладывая, потому что Абуль-моут может появиться довольно быстро.

Оставив солдат на опушке леса, предводители двинулись вперед по левому краю ущелья. Отсюда оно хорошо просматривалось. Со всех сторон долина была окружена пальмами, в центре ее лежал зеленый травяной ковер, однако ни ручья, ни какого-либо другого источника видно не было. Шварц выразил свое удивление по этому поводу, на что Вахафи ответил:

— Когда мы спустимся вниз, ты увидишь, что там все же имеется вода.

Путь к входу в ущелье преграждал большой вертикальный обломок скалы, и друзьям пришлось немного углубиться в лес, чтобы обойти его слева. Это, впрочем, было совсем нетрудно; уже через десять минут путники почувствовали, что склон стало полого понижаться. Лес кончился, уступив место кустарнику, а потом Шварц с изумлением увидел перед собой ровное, лишенное травы поле, посреди которого возвышалась гора в форме подковы. Внутренняя сторона этой горы и образовывала ущелье.

Вход в него составлял в ширину всего двенадцать шагов. Оказавшись внутри, люди на миг замерли, пораженные открывшимся перед ними зрелищем.

Ровные, голые стены ущелья достигали в высоту не менее ста футов, за ними приветливо кивали верхушки деревьев. Вдоль подножия скал, вокруг всей долины, шло своеобразное возвышение, напоминавшее дамбу. Сочившаяся сверху вода стекала в желоб, который имелся посередине дамбы_; и образовывала маленький ручеек. Чуть поодаль от входа в ущелье в ручеек впадала подземная речка, выходившая наружу через дыру в камне. Эта вода и питала пальмы, которые росли прямо на дамбе, на равном расстоянии друг от друга.

— Сосчитай их! — предложил Вахафи Шварцу. — Справа и слева по пятьдесят, сзади семь и здесь, впереди, тоже семь — вместе получается ровно сто четырнадцать. А теперь подойди поближе и посмотри, как каждая называется.

Он подвел немца к ближайшей пальме. На ее стволе, на уровне человеческих глаз было вырезано слово на арабском языке, подобные надписи были на других пальмах. Вздутые, крупные буквы толщиной в палец разобрать было нетрудно. Их можно было перевести примерно так: «Открывающая Книгу», «Корова», Семейство Имрана», «Женщины», «Трапеза» и «Скот». Они соответствовали заглавиям пяти первых сур Корана. Неудивительно, что такое ущелье считалось среди мусульман священным местом. Так же воспринимали его и ниам-ниам, которые, хотя и не были последователями Пророка, но в постоянном общении с таковыми бессознательно усвоили очень много идей ислама. Охваченные благоговейной робостью, они остановились у входа, Шварц же и Пфотенхауер двинулись дальше. Тем, кто хотел было последовать за ними, Шварц коротко приказал:

— Оставайтесь на месте! Здесь много камней и щебня, на котором отпечатков ваших ног видно не будет, но дальше, в траве, вы можете оставить следы и тем самым выдать нас Абуль-моуту. Помните: он ни в коем случае не должен заподозрить, что сегодня здесь кто-то уже был. Мы же с Отцом Аиста умеем ходить по траве, почти не приминая ее, и ликвидировать даже немногие, еле заметные следы нашего присутствия.

Дойдя примерно до середины ущелья, немцы окончательно убедились в том, что даже самому ловкому и отчаянному тирольскому охотнику на горных козлов не удалось бы вскарабкаться по одной из этих отвесных скал. Больше друзьям ничего не нужно было знать, и, они, удовлетворенные, вернулись назад, причем, как и обещали, не забыли заботливо уничтожить оставленные в траве следы.

Глава 19

В ЛОВУШКЕ

Шварц и Пфотенхауер были правы, когда решили поторопиться с осмотром ущелья: не успели они снова выбраться наверх, как Отец Одиннадцати Волосинок, указывая в сторону равнины, закричал на своем тарабарском наречии:

— Внимание давайте! Там показалась точка, черная и двигающаяся. Что там могут идти за люди, не дружелюбные, а враждебные? Мы давайте спрячемся, чтобы они не могли видеть нас стоящими.

Солдаты быстро спряталась под прикрытие кустов и деревьев. Оттуда они могли, оставаясь незамеченными, видеть все, что происходило на равнине.

За первыми четырьмя или пятью точками следовали все новые и новые, и вот уже длинная, тонкая и очень прямая, будто по линейке вычерченная линия протянулась к подножию гор от самого горизонта.

С каждой секундой точки увеличивались в размерах, через десять минут можно было уже различить пятерых ехавших впереди всадников и поспевавших за ними пеших. Еще через пять минут показался весь караван. Он двигался в строгой последовательности: небольшие группки пеших людей перемежались всадниками.

— Это караван Абуль-моута со своими ловцами людей и похищенными неграми, — сказал Пфотенхауер.

— Они пунктуальны, как немцы, — не заставили себя долго ждать! Ну, теперь-то начнется настоящее веселье!

— Печальное веселье, если не для нас, то для них, — заметил Шварц и, обернувшись к королю и ниам-ниам, продолжил по-арабски: — Мы с моим другом останемся здесь наблюдать за караваном, а вы возвращайтесь в наш лагерь и сообщите солдатам о прибытии тех, кого мы поджидали. Никто из солдат не должен покидать своего места, пока мы не придем за ними. Обоим хомрам и Даувари заткните рты кляпами, чтобы они не вздумали подать голос и предупредить своих единомышленников.