Весь Карл Май в одном томе

Вскоре послышался стук копыт. Это приближались команчи. Они остановились на небольшом расстоянии от белых. Предводитель индейцев спрыгнул с лошади и медленно пошел вперед. Виннету направился ему навстречу, протягивая руку.

— Добро пожаловать, воины команчей, — сказал он. — Виннету не спрашивает, что вам здесь нужно. Он знает, что вы посетите могилу своего вождя, а потом мирно вернетесь к своим вигвамам.

Это он сказал громко, а потом быстро и очень тихо добавил:

— Мой брат мог бы это подтвердить. Я объясню ему потом все наедине.

Выслушав эту просьбу, предводитель команчей громко ответил:

— Моя рука с радостью пожмет руку Виннету, величайшего воина апачей и в то же время знаменитого вождя. Мы готовы раскурить с вами трубку мира, потому что мы идем не по тропе войны и только хотим почтить память своего мертвого вождя.

— Виннету верит словам своего брата и приглашает его вместе с воинами команчей подойти к костру и раскурить трубку мира.

Вожди обменялись рукопожатиями. До поры до времени это служило доказательством, что у команчей нет дурных намерений. Их предводитель позволил подвести себя к костру, а его люди последовали за ним.

Потом они разошлись по травянистому берегу пруда, чтобы привязать своих лошадей так, что они свободно могли пастись около водопоя, а затем поодиночке собрались к костру.

У огня теперь было довольно тесно, потому что площадка между кустами и водой была неширокой. Пришлось сидеть плечом к плечу, образуя круг, в центре которого сидели Виннету и предводитель команчей.

Один из индейцев провозился со своей лошадью дольше остальных, но вот и он подошел. Перед тем, как усесться, он огляделся вокруг. Когда он увидел братьев Корхето, чего те, однако, не заметили, темное лицо его мгновенно исказила гримаса, и он крикнул:

— Уфф! Aletehlkua ekkvan mava! [307]

Поскольку люди у костра шумели и каждый еще устраивался поудобнее, выкрик этот был не всеми услышан, но предводитель команчей все-таки расслышал его. Он резко выпрямился и спросил кричавшего:

— Hand tuhschtaha — nai? [308]

— He-ehbak, enko-ola uah-tuhwa! [309]

— He-ehlbak hetetscha enuka! [310]

307

Что за собаки тут сидят! (пер. авт.).

308

Кого ты видишь? (пер. авт.).

309

Они, грифы Льяно-Эстакадо. (пер. авт.).

310

Где они? (пер. авт.).

— Mava he-ehlbak kenklah! [311]

При этих словах он показал на обоих мексиканцев.

Чтобы перекрыть шум, вопросы задавались громко, столь же громкими были ответы; в словах предводителя слышалась какая-то озадаченность, индейский воин отвечал резко и с гневом, поэтому короткий разговор привлек внимание всех присутствующих. При словах «грифы Льяно-Эстакадо» все команчи вскочили и угрожающе схватились за свои ножи. Сцена у костра перестала выглядеть мирной.

311

Там они сидят! (пер. авт.).

Белые не понимали содержание разговора, потому что не владели ни языком команчей, ни диалектами тонкава или моки [312] , но они видели угрожающие лица краснокожих и тоже поднялись, схватив свое оружие.

Только Виннету был спокоен и оставался сидеть. Он повелительным тоном сказал:

— Мои братья могли бы так и не возбуждаться. Если краснокожие воины видят среди нас двух своих врагов, то я уверяю их, что у нас нет ничего общего с этими людьми. Из-за них между нами не прольется и капли крови. В чем обвиняет их воин команчей?

312

Речь идет не о диалектах, а о самостоятельных индейских языках ацтекской семьи. Язык моки (или хопи), например, очень близок языкам юта и команчей.

Виннету говорил на самом употребительном в тех краях жаргоне, состоявшем из испанских, английских и индейских слов. Команч, к которому было направлено обращение, отвечал на той же всем понятной смеси языков:

— Я охотился наверху, у воды Тови-чуна, которую белые называют Мушиной рекой, и увидел следы двух всадников; я поехал по ним. Потом я увидел, что эти всадники сидят под деревьями, и подполз к ним, чтобы услышать их разговор. Они говорили о Льяно-Эстакадо, по которому через несколько дней должен был пройти большой караван белых людей. Грифы Льяно задумали собраться всем вместе и напасть на этот караван. Из их слов я понял, что и они сами принадлежат к грифам, и тогда я спросил себя, должен ли я их убить. Благоразумие подсказало мне оставить их в живых, потому что только благодаря этому было возможно…

Он собирался еще что-то сказать, но Виннету не хотел, чтобы это услышали мексиканцы, поэтому он резко прервал говорившего:

— Я слышал достаточно и уже знаю, что мой брат хочет сказать дальше. Но хорошо ли ты запомнил тех людей? Разве ты не мог теперь ошибиться?

— Это — они!

— Что ответят бледнолицые на такое обвинение?

— Что вы только что выслушали самую бессовестную ложь, — заявил Карлос Корхето. — Мы никогда не бывали на этой Мушиной реке.

— Это они, — крикнул и предводитель команчей, — потому что мы…

— Пусть мой брат позволит говорить мне, — поспешно прервал его Виннету, чтобы не дать команчу высказать то, чего не должны были услышать мексиканцы.

Но команч разозлился на эту нетактичность, полностью нарушавшую традиционное индейское уважение к говорившему. Он был недостаточно умен для того, чтобы разгадать причину такого поведения Виннету, и гневно крикнул:

— Почему я не должен говорить? Кто терпит возле себя убийцу, тот становится его сообщником! Или вождь апачей заманил нас сюда, чтобы выдать этим убийцам?

При этих словах Виннету выложил все свое оружие перед собой, встал и сказал:

— Слышал ли мой брат когда-нибудь, что Виннету кого-то предал? Слово апача — это скала, на которой можно безопасно жить. Мой брат может пойти за мной, сохранив при себе оружие. Хуг!

Он вышел из круга и медленно зашагал через кусты. Команч, чуть подумав, последовал за ним, но прежде дал своим людям указание зорко смотреть за мексиканцами. Пройдя заросли, Виннету взял команча за руку, отвел еще подальше и, остановившись, сказал:

— Мой брат меня не понял. Виннету уже стоял около пруда лагерем, когда пришли белые. Он наблюдал за ними и понял, что те двое принадлежат к грифам. В этом он согласен с воинами команчей. Однако почему эти ядовитые змеи должны знать, что мы их раскусили? Тогда нам придется убить их, а умнее было бы пока что оставить их в живых и следить за ними. Пусть они верят, что команчи идут к могиле своего вождя. Однако мне мой брат может сказать, почему вы их преследуете.

Команч явно сконфузился. После недолгого раздумья он ответил: