Весь Карл Май в одном томе

— Не горячитесь, мистер Каттер! Я оказал вам доверие, чтобы убедиться в том, что вы не всегда поступаете своевольно, а в состоянии точно выполнить договоренность. Если это не так, то будьте уверены, что я вам уже никогда ничего не поручу. Сейчас не спеша отправляйтесь со своей группой вперед, пока не достигнете входа в ложбину, где и оставайтесь в засаде, ничего не предпринимая, пока не услышите выстрел из моего ружья. И как только прозвучит выстрел, галопом скачите вперед, пока не приблизитесь к команчам. Это все, что от вас требуется, все.

— Well! Все вполне ясно! Я сделаю все в точности так, как вы приказали. Не хочу повторяться, что Олд Уоббл не мальчик, чтобы совершать глупости.

— Хорошо! А теперь я должен от вас уехать, чтобы вовремя быть у противоположного конца ложбины. Удачи! Особенно в том, что касается задуманного нами.

Это относилось главным образом к Олд Уобблу; подобное напоминание трем остальным было бы излишним. Я свернул направо и поскакал галопом по кривой, держась подальше от следов, по которым мы ехали, чтобы команчи меня не заметили. Когда я примерно через полчаса опять свернул в сторону, то увидел восточный конец ложбины перед собой; теперь я двинулся в противоположном направлении, на запад, а команчи и за ними апачи должны будут двигаться мне навстречу с востока.

Я не скажу, чтобы меня что-нибудь особенно беспокоило; единственное, в чем я не был уверен, так это в том, как поведет себя Большой Шиба при моем появлении. Выходило, что время рассчитано верно, потому что, когда я проскакал уже примерно половину ложбины, то увидел краснокожих. Она оказалась вообще не очень глубокой, и окраинные ее уступы были достаточно пологими, однако, несмотря на это, рассмотреть оттуда равнину, где я находился, было невозможно.

Краснокожие не считали нужным ставить колья в ложбине. Им, следовательно, не нужно было останавливаться, и они быстрой рысью приближались ко мне. Как только они заметили меня, то остановились как вкопанные. Я, естественно, тоже придержал своего коня, как будто эта встреча была для меня совершенно неожиданна, и взял в руку свой штуцер. Они тоже схватились за оружие и сделали попытку меня окружить. Тогда я поднял ружье и угрожающе воскликнул:

— Стойте! Кто захочет меня объехать, получит пулю. Что это за краснокожие воины здесь появились?..

Но тут я прервал свою речь на полуслове и согласно разыгрываемой мною роли удивленно уставился на вождя.

— Уфф, уфф! Олд Шеттерхэнд! — воскликнул он вдруг, осадив свою лошадь.

— Возможно ли? — отвечал я. — Большой Шиба, молодой, отважный вождь команчей.

— Да, это я, — сказал он, — Олд Шеттерхэнд, наверно, с помощью духов прерии пролетел по воздуху в эту местность? Воины команчей считали, что он далеко отсюда, на западе.

Я посмотрел на него. Казалось, что он никак не мог решить, каким тоном со мной разговаривать. Вообще-то мы были друзьями; я имел все основания ожидать от него еще сегодня дружеского расположения, однако он, кажется, пытается теперь представиться моим врагом.

— Это кто же моему молодому краснокожему брату сказал, что я на западе? — возразил я.

Он уже было открыл рот, чтобы ответить, что он об этом узнал от Вупа-Умуги, как, немного подумав, решил сказать:

— Один белый охотник сказал, что хотел встретиться с Олд Шеттерхэндом как раз перед заходом солнца.

Это была ложь. Взгляды его воинов, направленные на меня, были мрачными и враждебными. Я притворился, что совсем этого не замечаю и никого из них не видел у Голубой воды, спокойно соскочил со своего коня, присел на землю и сказал:

— Я выкурил трубку мира с Большим Шибой, молодым вождем команчей, мое сердце очень радо встретить его столь неожиданно, спустя такое долгое время; когда друзья и братья встречаются, они друг друга приветствуют по обычаю, от которого не может уклониться ни один воин. Мой молодой брат, наверное, может соскочить со своего коня и присесть возле меня, чтобы я мог с ним поговорить!

Взгляды его людей стали угрожающими; они были готовы напасть на меня, но он повелительным жестом остановил их. Я внимательно посмотрел на него, пытаясь разгадать его намерения. Я сказал, что мне хочется с ним поговорить. И он охотно согласился на разговор. Видимо, наши желания на этот раз совпали абсолютно.

— Олд Шеттерхэнд прав, — проговорил он. — Вожди должны приветствовать друг друга, как это делают все славные воины.

С этими словами он соскочил с коня и сел на землю напротив меня. Когда же его люди увидели это, они тоже оставили своих лошадей, чтобы расположиться вокруг нас. При этом некоторые из них оказались бы у меня за спиной. Опасаясь этого, я во всеуслышание сказал:

— Разве среди сыновей команчей есть трусы, боящиеся взглянуть в лицо Олд Шеттерхэнду? Я не собираюсь и, более того, не хочу показать себя невежливым: сидеть, повернувшись спиной к храбрым воинам.

Это подействовало; они уселись так, что все оказались у меня перед глазами. Они считали, что вполне успеют меня схватить, поскольку деться мне абсолютно некуда. Я снял трубку мира, висевшую на шнуре у меня на шее, сделал вид, что хочу ее набить, и сказал:

— Не выкурит ли мой молодой брат Большой Шиба трубку мира калюме [450] , чтобы узнать, что Олд Шеттерхэнд, как и прежде, остается его другом?

450

Калюме (фр., calumet; уст., калумет) — употреблявшееся с XVI в. название «трубки мира» у североамериканских индейцев; состояла из каменной или глиняной головки и полой тростниковой палочки длиной 60-100 см, часто украшенной птичьими перьями, стеклышками и т. п.

Он поднял руку, как бы отклоняя мною сказанное, и ответил:

— Большой Шиба когда-то гордился, что имеет такого славного брата, но сейчас он очень хотел бы знать, остается ли Олд Шеттерхэнд еще его другом?

— Ты что же, в этом сомневаешься? — спросил я, прикидываясь удивленным.

— Я сомневаюсь.

— Почему же?

— Потому что я узнал, что Олд Шеттерхэнд стал врагом команчей.

— Кто это тебе сказал, тот или обманщик, или сам ошибается!

— Тот, кто это сказал, имел доказательства, которым я не мог не поверить!

— Не сообщит ли мне мой молодой брат, что это за доказательства?

— Я это сделаю. Разве Олд Шеттерхэнд не был у воды, которую называют Саскуан-куи?

— Да, был.

— Что тебе там было нужно?

— Ничего. Мой путь проходил по тем местам. Я там ночевал, а утром двинулся дальше.

— Ты там ничего не сделал?

— Я увидел там краснокожих, которые схватили белого воина; а я ему помог освободиться.

— А из какого племени были эти краснокожие?

— Я потом узнал от бледнолицых, что это были команчи племени найини.

— Какое же ты имел право освобождать этого бледнолицего?

— Потому что он ничего не сделал плохого команчам. Я однажды так же освободил одного команча, когда тот невиновным попал в руки бледнолицых. Олд Шеттерхэнд — друг всех справедливых и добрых людей и враг всех несправедливых и злых, и он никогда не спрашивает, какого цвета кожа у пострадавшего.

— Однако ты этим вызвал враждебность и чувство мести у команчей по отношению к себе!

— Совсем нет.

— Да.

— Нет, поскольку на следующее утро я разговаривал с вашим вождем Вупа-Умуги и заключил с ним союз. Он был моим пленником, и я его отпустил.