Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Соня, тебе надо немного отдохнуть, — сказала Лидочка. — Может, ты поспишь у меня?
— А можно? — спросила Соня.
На нее смотреть было страшно. Не помогли ни коньяк, ни кофе.
— Я тебе постелю на диване. И ты поспишь.
— Ой, спасибо, Лидочка! Ты настоящий человек, с большой буквы.
Сонечка с облегчением налила себе еще рюмку коньяка и выпила.
— Теперь мы, так сказать, не за рулем, — сообщила она. — Имеем право на заслуженный отдых.
Она как будто вылила все слезы и отдала все эмоции, а теперь была пуста, словно шкура, сброшенная
Соня покорно и молча стояла у книжных стеллажей, ожидая, пока Лидочка постелит ей на диване, потом ушла в ванную.
— Я тебе этого никогда не забуду, — сообщила она Лидочке на прощание и тут же заснула — через минуту уже похрапывала. Она спряталась во сне от всех тяжких мыслей.
Через пять минут, Лидочка как раз мыла чашки и рюмки, позвонил Шустов.
— Извините за беспокойство, — сказал он. — Вы меня узнаете?
— Теперь я узнаю вас даже среди ночи по двум словам.
— По каким словам? — не понял сыщик.
— По любым словам, — ответила Лидочка.
— Понятно. Какие-нибудь инциденты были?
— Вы имеете в виду покушения на меня или инциденты вообще?
Шустов не стал уточнять.
— А как комендант? — спросил он.
— Вы его пугнули?
— Я никогда никого не пугаю.
— Но вы сказали ему, что вам известно, что только он знает про номер машины.
— Может быть, — сказал Шустов, словно судьба Лидочки его уже не так волновала. — Но если у вас есть три минуты, то расскажите, что за история с вашим звонком Елене Флотской?
— Какая история?
— Вы давно знаете ее?
— Я ее вообще не знаю.
— Мне что, зайти к вам и взять у вас показания?
— Андрей Львович, мы с вами уже неплохо знакомы, — сказала Лидочка. — Вы же знаете, что я не отношусь к преступным личностям.
— Это мало о ком можно сказать с уверенностью, — ответил Шустов, и Лидочка не знала, шутит он на этот раз или нет.
— Но мне кажется, что я к этой категории не отношусь, — упрямо повторила Лидочка.
— Вам лучше знать.
— Если у вас есть лишнее время, то приходите, снимите с меня показания. Но я думаю, что на этом этапе вам лучше заняться другими делами.
— Почему?
— Потому что мне достаточно двух минут, чтобы рассказать вам всю правду и только правду.
— Хорошо. Говорите, а потом я решу, что с вами делать.
— Вас смущает, что я прохожу сразу по двум делам?
— Это только у меня, — пояснил Шустов. — А сколько еще следователей и сыщиков вами занимаются?
— Вы будете слушать?
— Уже слушаю.
— Мой дед — археолог, — сказала Лидочка. — В свое время, когда вас и на свете не было, он попросил некую Маргариту Потапову, она же Маргарита Флотская, взять на хранение шкатулку с бумагами и археологическими находками, интересными и ценными лишь для моего деда. Вы меня слушаете?
— Внимательно слушаю. Продолжайте.
— Мой муж тоже археолог и занимается теми же проблемами. Так что записи и материалы ему очень нужны. Но Маргариту Потапову арестовали в сорок первом году, и следы ее затерялись.
— Отдали черепки в безопасное
место! — фыркнул лейтенант. — Лучше бы обратно в землю закопали.— Ну вот, они не могли оценить грядущих опасностей. Им казалось, что Маргарита — вне опасности. Ее муж был заместителем наркома и членом ЦК.
— Таких-то в первую очередь и ликвидировали.
— Он был верным сталинцем!
— И что же?
— Я с вами не спорю. Я просто объясняю вам ситуацию. Мы долго искали следы Маргариты Потаповой или ее родственников. И вот совсем недавно мне удалось узнать, что дочь Маргариты — Татьяна Иосифовна Флотская жива и живет под Москвой. И вчера я к ней поехала.
— Куда?
— На станцию Переделкино. Там несколько дач выделено для членов «Мемориала». Кстати, когда я туда ездила, за мной и гонялся этот самый бандит, о котором я вам рассказывала.
— Что же вы мне сразу не сказали, к кому ездили?
— А разве кто-нибудь из нас мог подозревать, что ее дочка покончит с собой?
— Откуда вы знаете, что она покончила с собой?
— Никакой в этом тайны и никакого заговора нет, — ответила Лидочка, которой не хотелось тратить силы на убеждение милиционера. — Вчера на даче я была вместе с Соней Пищик, подругой Алены Флотской. Она как раз приехала к Татьяне Иосифовне, чтобы поделиться своей тревогой. Она беспокоилась, что у Алены… как это сказать?
— Депрессия, — подсказала Сонечка, которая стояла в дверях спальни. Она, оказывается, услышала разговор и поднялась. — Депрессия, только я не думаю, что надо обсуждать мои дела с милицией.
Она явно догадалась, с кем говорит Лидочка, и была настолько разгневана, что густо покраснела.
— Она у вас, — догадался лейтенант: видно, телефон хорошо работал. — Она не велит вам со мной разговаривать.
Почему-то милиционеру это показалось забавным.
Соня хлопнула дверью и удалилась в большую комнату. Лидочке было неловко — хоть она и не сказала милиционеру ничего такого, что могло бы повредить Соне, но, может быть, вообще ничего не следовало говорить?
— Кстати, — сказал лейтенант, — хоть мы с вами еще об этом побеседуем — вы когда вчера уехали с дачи?
— Это не телефонный разговор.
— Мне некогда сейчас оформлять документы. Может быть, от быстроты зависит расследование.
— А разве Алена не покончила с собой?
— Вернее всего, она покончила с собой, но в таких случаях мы всегда проводим экспертизу и допрашиваем свидетелей.
— Даже когда эксперт уволился в коммерческую организацию, а лимитов на пленку не дали.
— Ваша ирония неуместна, — ответил лейтенант, который, видно, подслушал эту фразу в каком-то сериале с претензией на элитарность. — Вы не ответили на мой вопрос.
— Я уехала в темноте, было часов семь, даже больше семи.
— А гражданка Пищик?
— Позвать Соню к телефону?
— Передайте ей трубку.
Лидочка положила трубку на столик и позвала Соню. Та появилась почти мгновенно, словно стояла под самой дверью.
— Лейтенант Шустов хочет тебе что-то сказать.
— Еще чего не хватало! — заявила Соня, но трубку взяла.