Весь Клайв Баркер в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Ты бывал здесь раньше?
— Дважды.
Мальчик колебался мгновение, прежде чем сказал:
— Ты, наверное, все тут вокруг знаешь, да?
— Ну, путеводителя я не напишу, однако, в общей планировке разбираюсь!
Услышать от мальчика подобное замечание было для Клива странно, и потому он спросил:
— А в чем дело?
— Я просто поинтересовался, — сказал Билли.
— У тебя есть вопросы?
Тейт не отвечал несколько секунд, а затем произнес:
— Я слышал, что обычно… обычно здесь вешали людей.
Клив
Клив сказал:
— Думаю, когда-то здесь был сарай для виселицы.
Вновь молчание, затем другой вопрос, брошенный так небрежно, как только удалось мальчику:
— Он все еще стоит?
— Сарай? Не знаю. Людей, Билли, больше не вешают, или ты не слышал? — Снизу ответа не последовало. — Во всяком случае, тебе-то какое дело?
— Просто любопытно.
Билли был прав, он был любопытен. И столь странен со своим безучастным взглядом и повадками одиночки, что большинство мужчин его сторонилось. Один Лауэлл интересовался им, и намерения его были недвусмысленными.
— Ты не одолжишь мне свою леди до вечера? — спросил он Клива, когда они выстроились в очередь, получая завтрак. Тейт, который стоял поблизости, ничего не сказал. Клив тоже.
— Ты меня слышишь? Я спрашиваю.
— Слышал. Оставь его в покое.
— Надо делиться, — сказал Лауэлл. — Я могу и тебе оказать какую-нибудь услугу. Мы можем кое-что придумать.
— Он этим не занимается.
— Хорошо, почему бы не спросить его! — сказал Лауэлл, улыбаясь сквозь щетину, покрывавшую все лицо. — Что скажешь, детка?
Тейт оглянулся на Лауэлла.
— Нет, благодарю вас.
— Нет, благодарю вас, — повторил Лауэлл и подарил Кливу вторую улыбку, в которой не было ни капли юмора. — Ты хорошо его выдрессировал. Может, он еще садится на задние лапки и служит?
— Вали, Лауэлл, — ответил Клив. — Он этим не занимается, вот и все.
— Ты не можешь сторожить его каждую минуту, — заметил Лауэлл. — Рано или поздно ему придется самому встать на свои две ноги. Если он не лучше на коленях.
Намек вызвал грубый хохот сокамерника Лауэлла, Нейлера. Не было людей, с которыми Клив охотно бы встретился в общей драке, но его искусство блефовать было отточено как бритва, его он сейчас и использовал.
— Не надо волноваться, — сказал он Лауэллу, — борода твоя скроет сколько угодно шрамов.
Лауэлл взглянул на Клива. Юмор исчез, и он не мог теперь отличить правду от лжи, и явно не испытывал желания подставить горло под бритву.
— Только не передумай, — сказал он. И ничего больше.
О столкновении за завтраком не упоминали до того момента, когда не погасили свет. Начал именно Билли.
— Тебе не следовало
этого делать, — сказал он. — Лауэлл — мерзкий ублюдок. Я все слышал.— Хочешь, чтобы тебя изнасиловали? Да?
— Нет, — быстро ответил он. — Боже, нет. Я должен быть цел.
— После того как Лауэлл наложит на тебя лапу, ты уже ни на что не сгодишься.
Билли соскользнул со своей койки и теперь стоял на середине камеры, едва различимый во тьме.
— Думаю, и ты в свою очередь тоже кое-чего хочешь, — сказал он.
Клив повернулся на подушке и взглянул на расплывчатый силуэт, находящийся в ярде от него.
— Так чего, по-твоему, мне хотелось бы, Билли-бой? — спросил он.
— Чего хочет Лауэлл.
— Так ты думаешь, весь шум из-за этого? Я защищаю свои права?
— Ага».
— Как ты сказал — нет, благодарю вас.
Клив опять повернулся лицом к стене.
— Я имел в виду…
— Меня не волнует, что ты имел в виду. Просто я не хочу об этом слышать, хорошо? Держись подальше от Лауэлла, и хватит мне компостировать мозги.
— Эй, — пробормотал Билли, — не надо так, прошу тебя. Пожалуйста. Ты единственный друг, который у меня есть.
— Ничей я не друг, — сказал Клив стене. — Просто я не люблю никаких неудобств. Понятно?
— Никаких неудобств», — повторил мальчик уныло.
— Правильно. А теперь… Перейдем к положенному по распорядку сну.
Тейт больше ничего не сказал, он вернулся на свою нижнюю койку и лег. Пружины под ним скрипнули. Клив молчал, обдумывая сказанное. Он не имел никакого желания прибирать мальчика к рукам, но возможно, он высказал свое мнение слишком резко. Ну, дело сделано.
Он слышал, как внизу Билли почти беззвучно что-то шепчет. Он напрягся, пытаясь подслушать, что говорит мальчик. Напряжение длилось несколько секунд, прежде чем Клив понял, что Билли-бой бормочет молитву.
Той ночью Клив видел сны. О чем — утром он вспомнить не мог, хотя пытался собрать сон по крупицам. Едва ли не каждые десять минут тем утром что-нибудь случалось: соль, опрокинутая на обеденный стол, крики со стороны спортивной площадки — вот-вот что-то натолкнет на отгадку, сон вспомнится. Озарение не приходило. Это делало его непривычно раздражительным и вспыльчивым. Когда Весли, мелкий фальшивомонетчик, известный ему еще по предыдущим каникулам здесь, подошел в библиотеке и затеял разговор, будто они были закадычными приятелями, Клив приказал коротышке заткнуться. Но Весли настаивал.
— У тебя неприятности! У тебя неприятности!
— Да? Что такое?
— Этот твой мальчик. Билли.
— Что с ним?
— Он задает вопросы. Он очень напористый. Людям это не нравится. Они говорят, тебе следует его приструнить.
— Я ему не сторож.
Весли состроил рожу.
— Говорю тебе как друг.
— Отстань.
— Не будь дураком, Кливленд. Ты наживаешь врагов.
— Да? — спросил Клив. — Назови хоть одного.
— Лауэлл, — сказал Весли мгновенно. — Второй Нейлер. Всех сортов. Они не любят таких, как Тейт.