Весь Клайв Баркер в одном томе. Компиляция

Миляга двинулся было к двери, но Таско перехватил его.

— Пожалуйста, мистер Захария, никаких промедлений, — сказал он. — Либо вы уедете сейчас, с нашим благословением, либо не уедете вообще.

— Он не шутит, — сказал Пай, забираясь на доки, который скосил глаз на своего ездока. — Надо отправляться.

— Неужели мы даже не обсудим маршрут?

— Таско дал мне компас и объяснил дорогу, — сказал мистиф. — Вот этим путем мы отправимся, — сказал он, указывая на узкую тропинку, ведущую вверх за пределы деревни.

С неохотой Миляга вдел ногу в кожаное стремя доки и влез в седло. Только Эфрит попрощался с ними и стиснул руку Миляги, рискуя вызвать гнев Таско.

— Когда-нибудь мы встретимся в Паташоке, — сказал он.

— Надеюсь, — ответил Миляга.

Этим их прощания и ограничились. У Миляги осталось чувство прерванного на полуслове разговора, который теперь никогда не будет окончен. Но, во всяком случае, они вышли из деревни куда лучше подготовленными к предстоящему путешествию, чем когда они вошли в нее.

* * *

— В чем дело-то? — спросил Миляга у Пая, когда они взобрались на возвышенность над Беатриксом, где тропа поворачивала, оставляя за пределами видимости его спокойные, ярко освещенные улицы.

— Через холмы должен пройти батальон армии Автарха, по дороге в Паташоку. Таско боялся, что присутствие чужаков в деревне может дать повод солдатам для мародерства.

— Так вот что я слышал на холме.

— Именно это ты и слышал.

— И я видел кого-то на противоположном холме. Клянусь, он высматривал меня. Нет, я неправильно говорю. Не меня, а кого-то. Вот почему я не откликнулся, когда ты искал меня.

— У тебя есть какие-нибудь мысли по поводу того, кто бы это мог быть?

Миляга покачал головой.

— Я просто почувствовал его взгляд. А потом я увидел чей-то силуэт на склоне. Бог его знает. Теперь, когда я говорю об этом, это звучит нелепо.

— В тех звуках, которые я слышал, не было ничего нелепого. Лучшее, что мы можем сделать, — это убраться отсюда как можно скорее.

— Согласен.

— Таско сказал, что к северо-востоку отсюда находится место, где граница Третьего Доминиона вклинивается в этот Доминион на большом участке — может быть, около тысячи миль. Мы сможем сделать наше путешествие короче, если попадем туда.

— Звучит неплохо.

— Но это означает, что нам надо идти через Великий Перевал.

— Звучит похуже.

— Это будет быстрее.

— Это будет смертельно, — сказал Миляга. — Я хочу увидеть Изорддеррекс. Я не хочу замерзнуть в Джокалайлау.

— Стало быть, мы пойдем более длинной дорогой?

— Я считаю, так лучше.

— Это удлинит наше путешествие на две или три недели.

— И удлинит наши жизни на много лет, — парировал Миляга.

— Можно подумать, что мы с тобой мало пожили, — заметил Пай.

— Я всегда придерживался убеждения, — сказал Миляга, — что жизнь не может быть слишком длинной, а количество женщин, которых ты любил, не может быть слишком большим.

5

Доки оказались послушными и надежными животными, одинаково уверенно ступавшими и по месиву грязи, и по пыли, и по мелким камушкам, и проявлявшими полное равнодушие к пропастям, которые разверзались в дюймах от их копыт, и к бурным потокам, которые пенились рядом с ними секунду спустя. И все это происходило в темноте, так как, хотя и прошло уже несколько часов, и, казалось, заре уже пора было заняться над холмами, павлинье небо спрятало свое великолепие в беззвездном сумраке.

— Может ли оказаться, что ночи здесь, наверху, длиннее, чем внизу, на шоссе? — удивился Миляга.

— Похоже на то, — сказал Пай. — Мой живот говорит мне, что солнце должно было взойти уже несколько часов назад.

— Ты всегда определяешь течение времени с помощью своего живота?

— Он более надежен, чем твоя борода, — ответил Пай.

— Где сначала появляется свет, когда наступает заря? — спросил Миляга, поворачиваясь, чтобы оглядеть горизонт. Когда он обернулся назад, в том направлении, откуда они шли, горестный стон сорвался с его губ.

— В чем дело? — сказал мистиф, останавливая своего доки и пытаясь проследить направление взгляда Миляги.

Ответа не потребовалось. Столб черного дыма поднимался между холмов, и нижняя часть его была подсвечена пламенем. Миляга уже соскользнул с седла и теперь взбирался на скалу, чтобы точнее определить местоположение пожара. Он помедлил на вершине всего лишь несколько секунд, а потом пополз вниз, обливаясь потом и тяжело дыша.

— Мы должны вернуться, — сказал он.

— Почему?

— Беатрикс горит.

— Как ты смог определить это с такого расстояния? — спросил Пай.

— Смог, черт возьми! Беатрикс горит! Мы должны вернуться. — Он взобрался на своего доки и стал разворачивать его на узкой тропинке.

— Подожди, — сказал Пай. — Подожди, ради Бога!

— Мы должны помочь им, — сказал Миляга. — Они были так добры к нам.

— Только потому, что хотели поскорее от нас избавиться!

— Ну что ж, теперь худшее случилось, и мы должны попытаться сделать все, что в наших силах.

— Обычно ты проявлял большее благоразумие.

— Что ты имеешь в виду «обычно»? Ты ничего обо мне не знаешь, так что не пытайся судить. Если не пойдешь со мной, то и отправляйся на хер!

Доки развернулся, и Миляга пришпорил его каблуками, чтобы он шевелился. Во время их пути дорога разделялась только три или четыре раза, и он был уверен, что они смогут найти обратную дорогу в Беатрикс без особых проблем. И если он не ошибся в месте пожара, то столб дыма послужит ему мрачным указателем. Спустя некоторое время, как Миляга и предполагал, Пай последовал за ним. Мистиф был счастлив, когда его называли другом, но где-то в глубине души он был рабом.

По дороге они молчали, что было вовсе не удивительно, учитывая характер их последнего разговора. И только однажды, когда они взбирались на ступенчатый хребет (долина, в которой был расположен Беатрикс, пока еще была не видна, но уже стало ясно, что дым идет именно оттуда), Пай-о-па пробормотал:

— Почему всегда это должен быть пожар?

И Миляга понял, как бессердечно он отнесся к его нежеланию возвращаться.

Картина разрушений, которую, без сомнения, им предстояло вскоре увидеть, была эхом того пожара, в котором погибла его приемная семья (с того дня они никогда об этом не говорили).