Весь мир: Записки велосипедиста
Шрифт:
Но по общим отзывам ребенком она действительно жила в гараже (где стояла машина), в то время как дети ее отца от первой жены жили в доме. И дальше было только хуже; какое-то время сама Имельда, ее брат с сестрой, а также служанка и подруга Эстрелла жили в хижине нипа— лачуге, сложенной из переплетенных пальмовых листьев. Поэтому, даже если ей приходилось проще, чем многим другим, для девочки, рожденной во влиятельной семье, она жила относительно бедно. Можно, правда, отметить, что бедность ее была скорее психологической: ведь она подвергалась остракизму со стороны части своей большой семьи — той самой части, которая стояла довольно высоко на социальной лестнице.
Соль продолжает рассуждать о том, как ограничена на Филиппинах классовая мобильность. О том, что каждый, кто прибыл из провинциального городка, автоматически считается неполноценным, даже если его семья считалась «уважаемой» в этом городке (с Имельдой было точно так же). Соль вторит другим, намекая, что «подняться» по социальной лестнице
В итоге я уяснил себе (несмотря на постоянные протесты Соль и ее гневный отпор заявлениям, которых никто не произносил вслух), что ситуация на Филиппинах далеко не столь односложна, как хотелось бы ее видеть мне и другим придерживающимся левым взглядам жителям Запада. Режим Маркоса, насквозь коррумпированный с самого начала, был не хуже множества других. А поначалу, может, и лучше. Что выделяло правящую чету из общего списка, так это то, что они действительно строили больницы, дороги, мосты, культурные центры и художественные училища, одновременно выполняя план развития здравоохранения и другие программы, обещанные в ходе кампаний. Из открытых в те годы художественных училищ вышли многие деятели искусства — друзья людей, собравшихся в этой комнате. Всякий раз при приближении выборов подобные программы предлагали и другие политики, но Маркосы действительно держали слово. Таким образом, Фердинанд и Имельда на самом деле пользовались любовью многих филиппинцев — в начале своего правления, во всяком случае, — и, если верить некоторым экспертам, их по-прежнему боготворили в провинциях, даже во время изгнания — события, которое многих сельских жителей по-настоящему озадачило. Было время (в 60-е годы), когда правящая чета выстраивала свой имидж по прототипу семьи Кеннеди: позировала для семейных снимков во дворце Малаканьянг в сшитых лучшими портными версиях народных костюмов, стараясь выглядеть молодо и жизнерадостно. Кеннеди обожали в Штатах, Маркосов полюбили здесь. И не только жители страны, но и зарубежные корреспонденты. О Маркосах писали в «Тайм», в «Лайф» и множестве других изданий по всему миру: они были очень фотогеничной парой. Все поголовно купились на эту фантазию, точно так же как в США газеты поддержали миф Кеннеди, созданный приблизительно в те же годы.
Ted Spiegel/National Geographic/Getty Images
Конечно, начиная с перевыборов 1969 года и с момента введения военного положения в 1972 году, чашки весов начали клониться в другую сторону, и бюрократия, цензура, нарушения прав личности, убийства, коррупция и ложь наконец перевесили любовь и добрые дела. Вот уж точно «здесь лежит любовь»: ее то ли заровняли бульдозерами, то ли положили на хранение в швейцарский банк. Сначала, когда власть чем-то подкреплялась сразу после полной победы на выборах или введения военного положения, искушение воспользоваться этой вновь обретенной силой, должно быть, казалось непреодолимым. В той или иной мере это свойственно всем политикам. Им уже не придется играть в эти неприятные, неубедительные, требующие столько времени и сил политические игры. Кто-то скажет, что власть, которой смело распоряжаются, повышает эффективность усилий. Но, как мне показалось, довольно скоро необходимость цепляться за власть, удерживать ее снова и снова стала для них важнее всего прочего — как это обычно и происходит. В итоге жизнь во дворце окончательно превратилась в тесный клубок интриг, злых козней, страха и ударов исподтишка.
Гибкость
В одной из прочитанных мною книг говорилось, что на Филиппинах политические деятели рассматривают политику не как средство «продвинуть» идеологические цели своей партии или себя лично, а просто как средство захвата и удержания власти. Иногда политик может перейти в другую партию, с иной идеологией, если ему покажется, что шансов победить в качестве кандидата от конкурирующей партии у него будет больше. В начале своей карьеры Маркос сделал подобный ход, причем вполне успешно. Мы в Соединенных Штатах можем считать политические партии идеологической платформой для «проведения в жизнь» более-менее устойчивых намерений, а здесь они больше напоминают временные альянсы, меняющие позиции по собственному усмотрению. Конечно же, я начинаю задаваться вопросом, нет ли в мире и других мест, где положение вещей примерно такое же, хотя в большинстве других стран политики хотя бы стараются поддерживать видимость идеологической последовательности. Это могло бы объяснить, почему здесь люди, которых я считал заклятыми политическими противниками, способны преспокойно выпивать вместе.
Нация караоке
Прослушав лекцию Соль, мы откололись от всех прочих и небольшой группой отправились перекусить в один из двух принадлежащих Джоэлю ресторанов, специализирующихся на блюдах из курицы. Подъехав к заведению, мы поспешили рассесться вокруг складного деревянного столика, стоящего на улице. Ресторанчик был когда-то крошечным прилавком с шатром-кухней и несколькими столиками, но теперь набрал популярность: курица, печенка на палочках и рис с чесноком действительно очень вкусны. Поесть можно и внутри, но и это помещение скорее напоминает дворик под крышей, чем обеденный зал. Жаровни стоят вдоль дороги. Думаю, поскольку Джоэль считается известным актером, я ожидал увидеть более «пафосный» ресторан, но тут и вкусно готовят, и атмосфера легка и приятна. Здесь обедают пестрые типажи всех рас и возрастов, они подсаживаются к разным столикам и непринужденно болтают над своими напитками и тарелками. Меню включает в себя практически все, что видит посетитель: все кушанья готовятся прямо перед
тобой. Если тут и можно заказать какие-то дополнительные блюда, узнать об их существовании я бы не мог.По дороге к району, где стоит моя гостиница, Бутч говорит, что ему нужно заскочить в караоке-бар, поздравить с Рождеством своего художника-постановщика и давнюю музу — Марту, которая теперь «играет за другую команду» и сидит сейчас в баре со своей подружкой. Распорядитель ведет нас по масляно-желтому коридору мимо череды одинаковых дверей: одна из них открывается, и внутри четверо друзей Бутча распевают что-то, глядя в телеэкран. Мы заказываем по пиву, но присоединиться к праздничным распевам у нас не получается. Кто-то программирует аппарат на песню «Burning Down the House», надеясь, видимо, что я все-таки спою, но я лишь пялюсь на экран: там парень, похожий на Джона Бон Джови 80-х годов, позирует с гитарой на фоне горящего макета какого-то строения. Наверное, я не фанат подобных увеселений, но ситуация застала меня врасплох. Марта, очень симпатичная в своих брюках в шотландскую клетку, бурно веселится и поет эту песню вместо меня, хотя моя артикуляция в ней, похоже, чуточку замысловата.
Кто-то объявляет, что караоке появилось здесь в 1975 году: изобретение Роберто дель Росарио называлось тогда «Sing Along System». Клубы караоке на Филиппинах повсюду, они рассчитаны на все вкусы и на любой карман. Быть может, это предлог для того, чтобы подарить каждому возможность петь? Даже если я молчал в караоке-баре, знаю по опыту, что пение обладает терапевтическим эффектом и вообще занятие веселое. Здесь поют западные поп-песни — и некоторые филиппинские, хотя чаще всего по-английски. Типичному филиппинцу западные поп-песни не кажутся зарубежными. Поп-музыка (и особенно американская) настолько прочно входит в культуру страны, что филиппинцы считают ее частью собственного мира. Так и есть, в некотором смысле. Кто, какая нация способна узурпировать чувства человека, слушающего песню? На телевидении имеется даже свой канал, пускающий в эфир исключительно караоке, бесконечные секс-ролики под музыку с тянущейся внизу строчкой текста. Можно сидеть дома и распевать под музыку из телевизора. Все это похоже на радикальное произведение концептуального искусства — вот только, в отличие от концептуального искусства, караоке суперпопулярно.
Макати
На следующий день я вскакиваю в седло и качу на восток, в глубь страны, в Макати — район, где сегодня живет Имельда. Это район многоэтажек, закрытых поселков и сверкающих на солнце торговых центров: он не особенно типичен для Филиппин, но служит предметом гордости. Один из многоквартирных небоскребов был захвачен в 2004 году группой недовольных военнослужащих, но вскоре их оттуда прогнали.
Путешествовать на велосипеде по этому шикарному району не всегда просто: в отличие от побережья, на здешних дорогах не предусмотрены полосы для велосипедистов, а выхлопные газы автобусов-такси и трициклов (это мотоцикл с коляской, в которую могут поместиться два пассажира) висят плотным одеялом. Иностранцы сразу обращают внимание на эти автобусы-такси, которые называются джипни.Как же можно их не заметить? Это раскрашенное во все цвета радуги причудливое потомство брошенных американской армией джипов, которое вытянулось в длину и, мутировав, превратилось в дешевый, затейливо украшенный вид городского транспорта. Водители джипнинаделяют свои машины хитроумными именами. Этот вот называется «Simply the Best» [20] , не иначе в честь песни Тины Тернер. Вот другие примеры остроумия джипни:«Красотка», «Мамочка», «Метал-мания», «Господу помолимся», «Бабушкин любимчик», «Разведчик»…
20
«Попросту лучший» (англ.).
Иногда уличное движение превращается в настоящий хаос. Бывает, что почти никто не движется, все застряли в пробке, но обычно транспорту как-то удается продвигаться вперед, изящно выходя из трудных ситуаций. Конечно, я мчусь быстрее большинства четырех-или трехколесных транспортных средств. Господи, поверить не могу, что крутил педали в этакой толчее!
Для многих американцев Филиппины — страна, откуда приезжают их сиделки и нянечки, и ничего больше им не известно. Должен признаться, я видел довольно много мужчин и женщин в медицинских халатах. Филиппинцы исполнены надежды на то, что японцы, например, примут на работу их хорошо обученный медперсонал, но японцы известны своим стеснением в физическом контакте с иностранцами: не дай бог, кто-нибудь из них прикоснется к тебе! Вместо этого японцы предпочитают строить роботов, которые будут убирать в доме и делать уколы. Расизм подталкивает новационные технологии.
Поездив по Макати, посетив супермаркет и заблудившись в обнесенном стенами поселке (белый мужчина определенного возраста на велосипеде вроде меня не вызывает подозрений у сторожей), я направляюсь назад, к заливу, чтобы исследовать бывшие мусорные свалки, где высятся выстроенные Имельдой очаги культуры, в одном из которых, Киноцентре, обосновалась исключительно корейская труппа, показывающая шоу трансвеститов с египетским уклоном. По слухам, это громадное здание населено призраками (как вариант, проклято): часть сооружения обрушилась еще во время поспешного возведения по решению мадам Маркос, и люди поговаривают, что в бетонных конструкциях до сих пор остаются тела погибших. Неприкаянные души строителей бродят по залам Киноцентра, пугая посетителей. Как мне сказали, корейцы не верят в духов и именно потому устроили здесь свое шоу.