Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

— Можем ли мы считать владение Шуфа одним из них?

— Как хочешь. Это неважно. Главное, что холодной зимой минус тысяча четыреста семьдесят третьего степняки, предводительствуемые племенем сарфян, переходят замёрзшую реку и закрепляются на Франийском берегу. К весне, когда можно начинать боевые действия, у них здесь уже три армии. Базский полководец Оксас устраивает военный переворот, низлагает императора и выступает из города. Он клянётся утопить сарфян в реке, как крыс. После многонедельных манёвров легионы Оксаса встречаются наконец с сарфянами на равнинном месте неподалёку от Трантей. Сарфяне предпринимают ложное отступление, Оксас, как последний болван, поддаётся на их уловку и попадает в клещи. Его окружают…

— А через три месяца Баз был сожжён дотла. И как ты хочешь проделать всё это с сорняками?

— Мы позволим видам-агрессорам с реки пробиться в клевер. Плети звёздоцвета распространяются по земле с поразительной скоростью, как лёгкая кавалерия. Буряника медленнее, но закрепляется надёжнее — как пехота. Последними приходят деревья и остаются на века. Если аккуратно полоть и подрезать, можно сделать так, чтобы всё развивалось, как при Трантеях, только на битву понадобится месяцев шесть.

— Ничего бредовей я в жизни не слышал. Всё-таки ты чокнутый.

— Тебе что больше по душе — помогать мне или учить салаг держать ноту?

— Это такая хитрость, чтобы заставить меня полоть сорняки?

— Нет. Мы же, наоборот, позволим им разрастись.

— И что будет, когда они победят? Мы не можем поджечь клуатр. Разве что разграбить пасеку и выпить весь мёд.

— Кто-то это уже сделал во время аперта, — мрачно напомнил Лио. — Нет, наверное, потом нам придётся всё выполоть. Хотя если остальным понравится, можно оставить как есть и позволить деревьям вырасти на завоёванной территории.

— Я вижу в твоём плане один плюс: летом я смогу смотреть, как за Арсибальтом гоняются разъярённые пчёлы.

Лио рассмеялся. Про себя я подумал, что у его затеи есть и другое достоинство: полнейший идиотизм. До сих пор, присматривая за Барбом или уча новичков пению, я пробовал разумные, полезные дела — типичное поведение инака, который готовится отпасть. Провести всё лето за нелепейшим занятием — всё равно что громко объявить об отсутствии у меня такого намерения. Пусть мои недоброжелатели смотрят и злятся!

— Ладно, — сказал я. — Только нам придётся подождать ещё недели три, пока что-нибудь пойдёт в рост.

— Ты ведь хорошо рисуешь? — спросил Лио.

— Лучше тебя, но это ничего не значит. Технические иллюстрации делать могу. Барб потрясающе рисует. А что?

— Я думаю, нам надо будет документировать процесс. Зарисовывать разные стадии битвы. Отсюда как раз удобно.

— Спросить Барба, не захочет ли он?

Лио скривился — то ли потому, что Барб бывает таким несносным, то ли потому, что младшим фидам не положено самоделья.

— Ладно, я сам, — сказал я.

— Отлично! — воскликнул Лио. — Когда начинаем?

В следующие недели мы с Лио читали описания битвы при Трантеях и вбивали колышки, отмечая места основных событий, например, то, где Оксас, пронзённый восемью стрелами, бросился на меч. Я соорудил прямоугольную рамку размером с поднос и натянул на неё куски бечёвки, чтобы получилась квадратная сетка. Рамку я установил на парапет и, рисуя, смотрел в неё, как в окно, чтобы последовательные рисунки можно было сопоставить. Мы мечтали, что развесим их в ряд, и люди, идя вдоль стены, будут наблюдать войну сорняков, как в спиле.

Лио подолгу рыскал в зарослях у реки, выискивая особо агрессивные разновидности различных сорняков. Жёлтый звёздоцвет должен был стать сарфянской конницей, белый и красный — их союзниками.

Мы оба ждали, когда нам устроят головомойку.

Недели через две после начала проекта я за ужином поднял голову и увидел, что в трапезную входит фраа Спеликон с иерархиней из инспектората. Разговоры на мгновение стихли, как когда электрическое напряжение падает и в комнате воцаряется полумрак. Спеликон оглядел трапезную и нашёл меня, потом взял поднос и потребовал еды. Иерархи могут есть с нами, но редко этим правом пользуются. Они вынуждены так сосредотачиваться на том, чтобы не выболтать никакой мирской информации, что еда становится не в радость.

Все заметили, как Спеликон на меня смотрел, так что, когда затемнение прошло, некоторое время раздавался весёлый гул — очевидно, шутили на мой счёт. Я, вопреки обыкновению, ничуть не волновался. В чём меня можно обвинить? В тайном сговоре с целью позволить сорнякам разрастись? Может, нас с Лио вообще неправильно поняли. Я видел одну сложность: как объяснить наш замысел человеку вроде Спеликона.

Иерархиня — Рота — быстро поела и вышла из трапезной, обнимая толстую папку с листами, которая колыхалась при движениях её бёдер. Спеликон кушал основательно, однако от пива и вина отказался. Через несколько минут он отодвинулся от стола, вытер губы, встал и подошёл ко мне.

— Ты мог бы зайти для короткого разговора в калькорий светительницы Зенлы?

— Конечно. — Я взглянул на Лио, который ужинал за другим столом. — Фраа Лио тоже пригласить или…

— В этом нет надобности, — ответил Спеликон. Я удивился и даже ощутил первые симптомы тревоги — по пути через клуатр в калькорий светительницы Зенлы сердце у меня колотилось, а ладони стали липкими от пота.

Это был один из самых маленьких и древних калькориев — обычно лишь самые чтимые эдхарианские теоры собирались в нём для бесед между собой или со старшими учениками. Я бывал здесь раз или два в жизни, и уж точно не посмел бы так запросто сюда припереться. В калькории был один маленький стол, за которым еле-еле поместились бы четыре инака на сферах. Рота уже разложила на нём созвездие светоносов: голубоватые отблески падали на стопку чистых листьев и какие-то рукописи. Рядом с открытой чернильницей аккуратным рядком лежали несколько перьев.

— Беседа с фраа Эразмасом из эдхарианского капитула деценарского матика концента светителя Эдхара, — произнёс Спеликон. Рота вывела на чистом листе цепочку значков — это были не обычные базские буквы, а скоропись, к которой иерархи прибегают для ведения протоколов. Спеликон продиктовал дату и время. Я, как зачарованный, следил за Ротой — её рука в мгновение ока пробегала через весь лист, оставляя ряд примитивных закорючек, которые, как мне казалось, никак не могли вместить весь смысл произносимых нами слов.

Я перевёл взгляд на другие рукописи, которые Рота разложила на столе. По большей части они были написаны той же самой скорописью, по крайней мере одна — обычным почерком. Моим почерком. Нагнувшись, я разобрал несколько слов. Это был дневник, который я начал писать в штрафной келье собора. Я увидел имена Флека, Ороло и Кина.

Все мои мышцы разом напряглись. Включился какой-то примитивный механизм реакции на угрозу.

— Это моё!

Спеликон проследил, чтобы мои слова записали.