Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

— Ванбруг, — пояснила мисс Бартон. Тот самый архитектор, что строил сейчас Бленхеймский дворец для герцога Мальборо.

— Гук…

— Мистер Гук добавил флигеля, которые, как вы видите, охватывают двор и соединяют ваш храм с Ванбруговым… э…

«Домом разврата» — вертелось у Даниеля на языке, но не ему, начавшему это всё, было бросать в Ванбруга камнями. Он с трудом подобрал уместные слова:

— Незаслуженная честь для меня, что Ванбруг закончил так великолепно начатое мною столь скромно.

Стулья в гостиной стояли полукругом, обращённым к окну. Мисс Бартон, пройдя между ними, распахнула стеклянные двери, которые по исходному плану должны были открываться на центральный променад сада. Теперь вместо посыпанной гравием дорожки здесь начинались мраморные плиты, ведущие к восьмиугольному водоёму с бронзовым фонтаном посередине. Это была классическая многофигурная композиция: жилистый Вулкан на мощных, хоть и кривых ногах, пытался обнять шлемоносную Минерву, а та отталкивала его рукой. Вокруг валялись мечи, кинжалы, кирасы и несколько недокованных молний. Узловатыми пальцами Вулкан срывал с Минервы нагрудный доспех, обнажая тело, которое явно лепили с Катерины Бартон. Даниель узнал сюжет: Минерва пришла в кузницу Вулкана за оружием, тот, воспылав любострастием, попытался ею овладеть, однако Минерва сумела себя отстоять, и он излил семя на её ногу. Минерва вытерлась тряпкой и отбросила её, оплодотворив, таким образом, Матерь-Землю, которая позже родила Эрихтония, одного из первых афинских царей, введшего в обращение серебряные монеты.

Композиция изобиловала намёками и символами: свободной рукой Минерва уже тянулась за тряпкой, а Вулкан был пугающе близок к соприкосновению с её лилейным бедром. По углам водоёма располагались статуи поменьше: ближе к дому, выстроенному Даниелем, плодоносная богиня (много рогов изобилия) кормила виноградом младенца. Напротив, ближе к дворцу Ванбруга, царь в короне восседал на груде монет. Даниелю мучительно хотелось вывернуть голову и разглядеть, как скульптор решил некоторые частности. Особенно его интересовало, откуда бьёт вода, и одновременно самая мысль об этом была почему-то нестерпима. Катерина Бартон упорно не замечала фонтан — не говорила о нём, не смотрела в его сторону, неприступная, как Минерва. Даниелю, едва поспевавшему за ней, оставалось довольствоваться ролью Вулкана, хоть и без надежды даже на такое удовлетворение.

За всеми этими впечатлениями он не успел разглядеть дом снаружи, как оказался внутри. Возможно, так было и лучше: ему смутно запомнилось множество статуй, скачущих по крышам и балюстрадам.

— Это называется рококо, — объяснила Катерина Бартон, вводя Даниеля в помещение, которое, вероятно, и было тем самым залом. — Все от него без ума.

Даниелю вспомнился отцовский дом: голые стены, добротная неподъёмная мебель — один-два предмета на комнату.

— Здесь я чувствую себя стариком, — брякнул он некстати.

Катерина Бартон одарила его чарующей улыбкой.

— Некоторые говорят, что этот стиль проистекает от избытка декораторов при недостатке домов.

«И отсутствия вкуса», — хотелось добавить Даниелю.

— Поскольку вы — хозяйка дома, мадемуазель, я не стану развивать мысль, высказываемую некоторыми.

Наградой ему стали игра ямочек. Сам того не желая, он нечаянно затронул её отношения с Роджером.

В такие мгновения Даниелю становилось не по себе. По большей части она нисколько не походила на Исаака — даже на того хрупкого, почти женоподобного юношу, с которым Даниель учился в Тринити-колледже полвека назад. Не знай Даниель заранее, он в жизни бы не догадался об их родстве. Однако в те секунды, когда она забывала спрятать свой ум, семейное сходство проступало, и Даниель видел Исааково лицо, как если бы шёл с автором «Математических начал» через тёмную комнату, и того на миг озарила блеснувшая за окном молния.

— Я бы хотела показать вам кое-что достойное вашего внимания, доктор. Сюда, пожалуйста.

Вулкан стоял в дальнем конце зала. В отличие от природных, грубых и ничем не украшенных, он являл собой идеальный конус с углом при вершине осевого сечения ровно девяносто градусов. Жерло или сосок венчали развалины античного храма с дорическими колоннами красного мрамора и полуобвалившимся золотым куполом. Гору из чёрного мрамора с красными прожилками украшали вездесущие золотые сатиры, нимфы, кентавры и прочий мифологический зверинец. Вулкан имел в высоту не более четырёх футов, но казался выше благодаря постаменту в половину человеческого роста, поддерживаемому кариатидами в образе Тифона и прочих земнородных чудищ.

— Если вы подойдёте ко мне, доктор, я покажу вам удивительный винт.

— Простите?

Мисс Бартон открыла неприметный люк с задней стороны постамента и теперь манила Даниеля рукой. Тот обошёл вулкан, осторожно присел на корточки и заглянул внутрь. Теперь он увидел цилиндр, идущий под наклоном от установленного на полу чана к жерлу.

— Роджер очень хотел, чтобы вулкан извергал потоки расплавленного серебра. Это было бы так эффектно! Однако мистер Макдугалл побоялся, что могут загореться гости.

— Что тоже было бы по-своему эффектно, — пробормотал Даниель.

— Мистер Макдугалл уговорил Роджера остановиться на фосфорном масле. Его изготавливают в другом месте, привозят сюда в бочке и выливают в ёмкость. Архимедов винт поднимает его вверх, так что оно изливается из кратера и бежит по склонам, обращая в бегство кентавров и прочих созданий.

— В бегство?!

— О да, ибо фосфор изображает потоки жидкого огня.

— Это я понимаю. Но как они бегут?

— Они заводные.

— И все сделаны Макдугаллом?

— О да.

— Я помню, что приглашал ювелира по фамилии Милхауз, но не припоминаю механика по фамилии Макдугалл…

— Мистер Милхауз подрядил мистера Макдугалла сделать хитроумные части механизма. Когда мистер Милхауз умер от оспы…

— Мистер Макдугалл сменил его, — догадался Даниель, — и не мог остановиться, придумывая одни хитроумные части задругами.

— Пока Роджер не сказал ему: «Хватит», боюсь, несколько категорично. — Катерина Бартон поморщилась, так что Даниелю захотелось погладить её по голове.

— Он ещё жив?

— Да. Работает в театрах, делает призраков, взрывы и ураганы.

— Ну, разумеется.

— При одном из поставленных им морских сражений сгорел занавес.

— Охотно верю. И как часто вулкан извергается?

— Раз или два в год, во время больших приёмов.

— И в таком случае мистера Макдугалла возвращают из ссылки?

— Да. У Роджера с ним договорённость.

— Откуда берётся фосфор?

— Его привозят, — сказала Катерина Бартон так, словно эти слова заключали в себе ответ.

— И как мне отыскать мистера Макдугалла?

— В Королевском театре, в Ковент-Гарден, собираются ставить новую пьесу под названием «Сожжение Персеполя».

— Благодарю вас, мисс Бартон, я всё понял.

Дом Исаака Ньютона на Сент-Мартинс-стрит в Лондоне тот же день, позже

— У меня для вас есть загадка, связанная с гинеями, — такими словами Даниель нарушил двадцатилетнее молчание между собой и сэром Исааком Ньютоном.

Разговор этот Даниель продумывал с того самого дня, как Енох Роот возник на пороге его дома: в каких выражениях передать значимость происходящего, сколько времени уделить воспоминаниям о годах в Кембридже, касаться ли их последней встречи, памятуя, что она закончилась наихудшим возможным образом (исключая смертоубийство). Словно драматург, комкающий черновик за черновиком, он вновь и вновь набрасывал в голове сценарий встречи, и всякий раз действие устремлялось к кровавой развязке, наподобие последнего акта «Гамлета». В конце концов Даниель рассудил, что, по словам Сатурна, ему остались дни или часы, а значит, жалко тратить их на формальности.