Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Я охотно обойдусь без наград и благодарностей, если мне позволят вздремнуть.
— Вы можете вздремнуть в карете, доктор Уотерхауз, — произнес женский голос, осипший, как от долгого крика.
Иоганн и Даниель, подняв глаза, увидели в дверях Элизу. Она выглядела заметно спокойнее.
— Сударыня, — со вздохом отвечал Даниель, — из уст любой другой женщины я воспринял бы это как шутку, но из ваших, боюсь…
— Всем известно, что вас оставили в Ганновере по причине болезни, не позволившей вам пуститься в трудное путешествие…
— Спасибо, что напомнили, сударыня, а то я совсем забыл про свою немощь…
— Ожидается, что вы поедете без спешки, в сопровождении
Элиза вошла в комнату, за ней — молодая женщина в строгом платье. Голова её была обмотана белой тканью, скрывавшей волосы и большую часть лица; такой убор, хоть и немодный, был не редкостью в те времена и в тех странах, где почти каждый рано или поздно заболевал оспой и некоторые возвращались к жизни совершенно обезображенными.
— Это Гертруда фон Клотце, дама из благородного брауншвейгского рода. Она перенесла тяжёлую болезнь и решила посвятить остаток жизни уходу за страждущими.
— Воистину благородная дама. Я чрезвычайно польщён, мадемуазель, — сказал Даниель, ловко обходя тот факт, что перед ним стояла принцесса Каролина.
— Фрейлейн фон Клотце будет сопровождать вас до самого Лондона.
— А когда очаровательная Гертруда вернётся назад? — спросил Иоганн, оправившись наконец от превращения своей возлюбленной в закутанную до глаз сиделку. Он шагнул было вперёд, но был остановлен её взглядом. — Без сомнения, семья будет по ней скучать.
— Вероятно, ей не понадобится возвращаться, потому что её семейство всё равно скоро переезжает в Лондон, — сказала Элиза. — Гертруда будет жить в Лестер-хауз, где мы позже к ней присоединимся.
— Я не знал, что я… что мы едем в Лондон! — воскликнул Иоганн.
— Едем, — отвечала Элиза, — только сперва заглянем в замок Уберзетцензеехафенштадтбергвальд.
— Вы шутите?! Что там делать? Охотиться на летучих мышей?
— Некоторое время назад вы могли слышать в этом крыле дворца женские крики.
— Да, у меня до сих пор в ушах звенит.
— Кричала принцесса Каролина.
— Вы уверены? Ибо в то время, когда эти крики проникали в мои уши, я наблюдал движения ваших губ, матушка, на удивление синхронные…
— Избавь меня от своего остроумия. Кричала принцесса. Смерть Софии потрясла её глубже, чем кто-либо догадывался. Сегодняшняя её веселость была позой, исчерпавшей последние силы несчастной. Не так давно с ней случился истерический припадок. Принцессе дали настойку опиума, сейчас она в своей опочивальне, и к ней никого не пускают. До восхода солнца её вынесут в портшезе к моей карете. Мы с тобой отвезём её в упомянутый замок — один из самых недоступных уголков христианского мира. Здесь её высочество проведёт несколько недель в обществе доверенных слуг, не принимая никаких посетителей.
— Особенно — с отравленными кинжалами?
— Слухи об убийцах в саду — нелепость, — отвечала Элиза. — Химеры, порождённые больным сознанием её высочества. А если бы они и существовали, им будет трудно проникнуть в упомянутый замок, который, как ты должен помнить, если изучал историю своей семьи, выстроил на скале посреди озера некий состоятельный барон. Он так страшился за свою жизнь, что думал, будто птицы в небе — механические игрушки, изобретённые убийцами, чтобы залететь в окно и заразить его пиво сибирской язвой.
— Так это он придумал пивные кружки с крышкой? — вслух полюбопытствовал Даниель.
Однако Элиза была не в настроении шутить.
— А вас, доктор Уотерхауз, я попрошу лечь на пол и перенести криз.
— Рад служить, мадам, — галантно отвечал Даниель и принялся высматривать удобное место на полу.
— Можно мне прежде минутку побыть с «Гертрудой»? — спросил Иоганн. —
Мне надо столько всего… посоветовать ей касательно Лондона и…— Некогда, — отрезала Элиза, — а от твоих советов всё равно никакой пользы, поскольку «Гертруда» не будет ни с кем драться на шпагах…
Она набрала в грудь воздуха, намереваясь развить тему, однако старческая рука Даниеля мягко легла на её локоть. «Гертруда» и Иоганн смотрели друг на друга через всю комнату. Элиза могла бы взорвать бочку пороха — они бы не услышали.
— Значит, в Лондон, — сказал Даниель.
Между Ямой Чёрной Мэри и землёй сэра Джона Олдкастла, к северу от Лондона
рассвет, 18 июня 1714
«Вербовка солдат без надлежащих полномочий». Окончательный проект билля, предложенного палатой лордов и озаглавленного: «Акт о предотвращении вербовки подданных Её Величества в солдаты без дозволения Её Величества», рассмотрен во втором чтении.
Решено: билль передать в комитет.
Решено: билль передать в комитет всей палаты.
Решено: завтра утром палате преобразовать себя в комитет всей палаты для рассмотрения вышеозначенного билля.
208
1 июля, четверг, 13-й год правления королевы Анны (лат.).
Говорят, что Магомет запретил в мечетях колокола не потому, что они сами по себе противны Аллаху, но потому, что их очень любят неверные, и колокольный звон будет невольно напоминать о лживой религии франков. Коли так, ревностного мусульманина, неосторожно расположившегося на ночлег в полях к северу от Лондона, в ту пятницу ждало бы самое неприятное пробуждение: промозглый, серый, смрадный туман, заменяющий в этих краях атмосферу, гудел от церковных колоколов. И не от весёлой многоголосицы, а от глухих, отдающихся под ложечкой тяжёлых ударов, исполненных тревожного смысла.
На самом деле звон означал сразу несколько вещей. Во-первых, что начался день — факт, который большинство лондонцев могли установить лишь с помощью астрономических таблиц и хронометра, поскольку было по-прежнему темно. Во-вторых, что Лондон ещё здесь. Дома, вопреки очевидности, не разошлись за ночь, как эскадра в густом тумане. Удивительно, но они остались там, где застал их вчерашний вечер, и городской житель мог найти среди них дорогу по далёким голосам Сент-Мэри-ле-Боу, церкви святого апостола Фомы, святой Милдред и святого Бенедикта, как моряк — по Рас Альхаге, Голове Горгоны и Полярной звезде.
В полях звон слышался не только с юга, но также с запада и с востока, просто потому, что Лондон велик, а Клеркенуэлл от него близко. Соответственно, выбравшись из шатра, заткнув уши ватой и свернув лагерь, оскорбленный путешественник направился бы к северу, подальше от адского грохота. В таком случае он застревал бы на каждом мосту и перекрёстке, потому что людской поток — всё больше пешеходы — двигался на юг.
Многие провели эту ночь в полях на голой земле. Заслышав колокола, они встали и побрели сквозь туман, словно павшее воинство воскресло на поле брани и потянулось к своим приходским церквям. Все они шли на юг, к Холборну. Ибо мрачный благовест нёс и третий смысл: сегодня в Тайберне вешали осуждённых. Это происходило восемь раз в год.