Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

Тюрьма, в которую попал Рэнди, оказалась обычным перенаселенным городским сообществом, которое некоторым людям запрещено покидать. Все очень молоды, за исключением Рэнди и постоянно меняющихся пьянчуг. Он чувствует себя стариком. Если он увидит, как в камеру входит очередной малолетний видеонаркоман в контрафактной футболке «Хард-рок кафе» и с ухватками приблатненных американских реперов, то может и вправду сделаться убийцей.

Адвокат Алехандро произносит риторически:

— Почему «Смерть наркоторговцам»? — (Рэнди не спрашивал, но адвокат Алехандро все равно хочет ему объяснить.) — Американцы очень злятся, что некоторые люди в этой части мира упорно хотят продавать им наркотики, которые они так стремятся купить.

— Простите. Что я могу сказать? Мы — дерьмо. Я знаю, что мы — дерьмо.

— Поэтому, в качестве дружественного жеста между двумя народами, мы снова ввели смертную казнь. Закон указывает два, и только два способа исполнения приговора, — продолжает адвокат Алехандро, — газовую камеру и электрический стул. Здесь мы тоже взяли пример с американцев, как во многом другом, мудром и глупом. Так вот, в данное время на Филиппинах нет газовой камеры. Исследования проведены. Планы составлены. Вы знаете, что такое построить настоящую газовую камеру? — Адвокат Алехандро пускается в пространное объяснение, но Рэнди не может сосредоточиться, пока по тону защитника не понимает, что дело идет к финалу. — …Тюремное начальство сказало: «Как нам строить это сверхсовременное сооружение, когда у нас нет средств на покупку крысиного яда для наших переполненных тюрем?» Разумеется, они просто выпрашивали деньги. Понятно?

Адвокат Алехандро выразительно поднимает брови и втягивает щеки, превращая в пепел сразу два-три сантиметра «Мальборо». То, что он так старательно объясняет мотивы тюремного начальства, подразумевает невысокое мнение об умственных способностях Рэнди, вполне, впрочем, справедливое, учитывая, как глупо тот попался в аэропорту.

— Остается электрический стул. Но вы знаете, что случилось с электрическим стулом?

— Представить не могу, — говорит Рэнди.

— Он сгорел. Неисправная проводка. Так что нам нечем убивать людей. — Адвокат Алехандро, до сих пор не проявлявший особого веселья, внезапно решает рассмеяться. Смех деланный, и к тому времени, как Рэнди выдавливает из себя улыбку, уже смолкает, и адвокат продолжает прежним серьезным тоном: — Однако филиппинцы изобретательны. И снова мы обратили взгляды к Америке. Нашему другу, покровителю, нашему старшему брату. Вам знакомо выражение «нинонг»? Ах да, я же забыл, что вы долго здесь жили.

Рэнди знает, что слово «нинонг» — посаженный отец на свадьбе — употребляется на Филиппинах в том же значении, что в Америке — «крестный отец». Его всегда потрясала та смесь любви, ненависти, надежды, разочарования, восхищения и презрения, с которым филиппинцы относятся к Америке. Недолгое время они входили в состав Штатов и прохаживаются на счет Америки с сарказмом, свойственным, как правило, лишь коренным американцам. То, что Штаты не смогли защитить их от японцев после Перл-Харбора, по-прежнему центральный момент в истории страны. Быть может, чуть более важный, чем возвращение Макартура несколько лет спустя. Если это не означает отношений любви-ненависти…

— Американцы, — продолжает адвокат Алехандро, — тоже стонут от расходов на смертную казнь и мучаются с электрическими стульями. Может, им стоило бы эту проблему сплавить?

— Простите? — Рэнди догадывается, что адвокат Алехандро просто проверяет, не заснул ли он.

— Сплавить. Японцам. Прийти в «Сони», «Панасоник» или куда еще и сказать… — (Адвокат переходит на сельский американский акцент, который дается ему просто великолепно.) — «Эй, парни, нам нравятся ваши видаки и все остальное, что вы нам продаете, может, сделаете электрический стул, который будет работать как следует?» Японцы бы справились — это по их части, — а когда они заполнили бы американский рынок, мы могли бы купить у них остатки с большой скидкой.

Когда филиппинец ругает Америку в присутствии американца, он всегда старается тут же отпустить какую-нибудь гадость про Японию — просто для равновесия.

— И к чему это нас приводит? — спрашивает Рэнди.

— Пожалуйста, простите мое отступление. Американцы перешли на смертельный укол. И снова мы решили им подражать. Почему мы не вешаем преступников? У нас много пеньки. Манила — родина пеньки, вы знаете…

— Да.

— Или не расстреливаем? У нас много ружей. Но нет, конгресс хочет быть современным, как дядя Сэм. Мы отправили делегацию к американским специалистам, и знаете, что она доложила по возвращении?

— Что на это требуется уйма специального оборудования.

— Уйма специального оборудования и специальная комната. Она до сих пор не построена. Знаете, сколько у нас теперь человек в очереди смертников?

— Не могу представить.

— Больше двухсот пятидесяти. Даже если комнату соорудят завтра, большую их часть все равно казнить не удастся: нельзя приводить в исполнение смертный приговор, пока не прошел год с просьбы о помиловании.

— Погодите! Если в помиловании отказано, то зачем ждать год?

Адвокат Алехандро пожимает плечами.

— В Америке просьбу о помиловании подают, когда человек уже лежит привязанный к столу со шприцем в вене.

— Может быть, ждут в надежде, что за этот год произойдет чудо. Мы очень религиозный народ — даже некоторые смертники очень религиозны. Но сейчас они умоляют, чтобы их казнили. Не могут дольше вытерпеть ожидание. — Адвокат Алехандро смеется и хлопает ладонью по столу. — Так вот, Рэнди, все эти двести пятьдесят человек очень бедны. Все. — Он выразительно замолкает.

— Ясно, — говорит Рэнди. — Кстати, вы в курсе, что мое состояние выражается отрицательной величиной?

— Да, но у вас есть богатые друзья и знакомые. — Адвокат Алехандро начинает хлопать себя по карманам; над головой у него возникает белое облачко с видением нераспечатанной пачки «Мальборо». — Недавно мне звонил ваш друг из Сиэтла.

— Честер?

— Он самый. У него есть деньги.

— Вот уж правда.

— Честер хотел бы обратить свои финансовые ресурсы на то, чтобы вам помочь. Он в растерянности, поскольку, при всех своих ресурсах, не знает, как их использовать в контексте филиппинской юридической системы.

— Вполне в его духе. Не могли бы вы дать ему парочку ценных указаний?

— Я с ним поговорю.

— Я бы хотел спросить вот что, — говорит Рэнди. — Я понял, что финансовые ресурсы, если их с толком направить, могут вытащить меня из тюрьмы. Но что если некий богатый человек решит обратить свои деньги на то, чтобы поставить меня в очередь смертников?

Вопрос повергает адвоката Алехандро в продолжительное молчание.

— У богатых есть более эффективные средства убрать человека. По уже упоминавшимся причинам потенциальный убийца прежде обратил бы свой взгляд отнюдь не на филиппинскую систему исполнения высшей меры наказания. Вот почему я, как ваш адвокат, считаю, что на самом деле…

— Мне что-то хотят этим сказать.

— Вот именно. Как я вижу, вы начали понимать.

— Ну а не могли бы вы примерно прикинуть, сколько мне здесь сидеть? То есть советуете ли вы мне признать себя виновным по менее тяжелой статье и отсидеть несколько лет?

Адвокат Алехандро оскорбленно фыркает и не снисходит до ответа.

— Я тоже так думаю, — говорит Рэнди. — Тогда на каком этапе я смогу отсюда выйти? Я хочу сказать, меня отказались выпустить под залог.

— Ну разумеется! Вы обвиняетесь в тягчайшем преступлении! И хотя все понимают, что это шутка, необходимо соблюсти приличия.