Весь Пол Андерсон в одном томе. Компиляция

— То есть?

— Подумай сам, дружище. Дэнни — первый настоящий рустамец. Когда он подрастет, то сможет идти куда захочет и делать что пожелает на всей этой чертовой планете. Его потомки превзойдут числом всех прочих, ибо они будут гораздо лучше приспособлены к окружающей среде. Я надеюсь, что среди экзбгенов найдутся ему подобные, ведь доноров спермы и яйцеклеток подбирали с учетом местных условий. Но даже если второго такого не будет, Дэнни станет родоначальником. И задолго до того как Верхняя Америка начнет задыхаться от перенаселения, первопроходцы отправятся обживать нижние земли. Они сохранят дух свободы живым на благо всех поселенцев.

Свобода медленно кивнул:

— Мне самому следовало догадаться, просто было не до того.

Вулф похлопал его по руке:

— И ты, Ян, спас для нас сие бесценное сокровище. Ты не только спас человеческую жизнь, что само по себе достойно всяческих похвал, — ты оказал нашему будущему такую неоценимую услугу, которая сделает тебя предметом восхищения всей планеты.

Выбирай себе приз по вкусу, дружок! Хочешь быть следующим мэром? Хочешь, чтобы сотня опытных рабочих вырыла для тебя новую шахту? Тебе стоит только сказать. Ну, ты и теперь не рад, что я заставил тебя пойти на поиски?

Свобода отдернул руку. Ярость затуманила ему глаза.

— Лучше не вспоминай об этом, — сказал он.

— Почему, Ян? — Вулф удивленно приподнял брови. — Разве ты не рад?

— Я рад, что мальчика удалось спасти. Я даже рад, что сам пошел за ним: будет о чем вспомнить. Но мне не нужна твоя дурацкая популярность.

— Она твоя, Ян. Хочешь ты или не хочешь, но она твоя. — Вулф провел пальцем по носу. — Тут уж ничего не попишешь. Вся Верхняя Америка знает о твоем героизме. Джудит не рассказывала, как трезвонит у вас дома видеофон? Цветы и депутации хлынут потоком, стоит тебе только встать на ноги.

— Слушай! — завопил Свобода. — Я тебя знаю как облупленного, Терон! Ты чудесный, умный, отзывчивый, веселый и абсолютно свободный сукин сын. Ты понятия не имел о хромосомах Дэнни, когда шантажировал меня. Зато ты знал, что Джош и я — это две пары крайне ценных рук в наших стесненных экономических обстоятельствах. А Дэнни всего лишь маленький мальчик, и экзогенов у нас в запасе полно. Почему ты заставил меня идти за ним?

— Ну как тебе сказать? — Вулф погладил бородку. — Обыкновенный альтруизм. Человеческая порядочность. Я и сам пошел бы, не будь я таким старым и толстым.

Свобода нецензурно выругался.

— Черта с два ты пошел бы! У тебя на уме было что-то другое. О'кей, я готов признать, что лучше тебя никто не справился бы с управлением колонией. Нам не нужен симпатичный и гуманный лидер, нам нужен именно такой безжалостный сукин сын, как ты. Мы с Джошем были пешками в твоей игре. О'кей. Но я требую объяснить почему!

Вулф внимательно изучал пепел от своей сигары.

— Положим, ты имеешь на это право, — сказал он. — И я верю, что ты сохранишь мой секрет. Мне просто трудно сформулировать свои побуждения. Я их чувствую кожей, как острый и твердый клинок, но словами передать не могу.

Свобода откинулся на подушки.

— Я жду, — сказал он.

Вулф хихикнул, закинул ногу на ногу и выпустил целое облако дыма.

— Ну ладно. Как ты помнишь, соседи Джошуа помогали ему обыскивать плато, пока сами были в безопасности. Но спуститься в Расщелину отказались, хотя было ясно, что Дэнни направился именно туда. Отказались, ссылаясь на жатву. То есть их драгоценное зерно было для них важнее жизни мальчика.

— Но… — Свобода покраснел. — Но если бы ливни загубили урожай, колонии пришлось бы туго.

— Это дерьмовый аргумент, Ян. Подумаешь, туго! С голоду никто бы не помер. Просто затянули бы потуже пояса на один рустамский год, то бишь на восемь-девять земных месяцев. Неужели ты и впрямь согласился бы обречь мальчонку на смерть ради лишней тарелки на своем столе?

— Н-н-нет, конечно, если ты так ставишь вопрос. И никто бы не согласился. Я сам… Я хочу сказать, что надежда на успех была слишком мала по сравнению с опасностью.

— Ну и что же? Когда-то на Земле сотни человек считали за честь рискнуть своей шеей ради спасения одной жизни. За своим-то сыном ты пошел бы, верно? Небось не стал бы тогда подсчитывать и взвешивать шансы? А раз Дэнни не твоя плоть и кровь, так, значит, он не имеет права на помощь?

Зачем мы прилетели на Рустам? Чтобы прожить жизнь так, как хотим мы сами, чтобы власти не совали нос в наши дела. Прекрасно. Но мы зашли слишком далеко. Теперь, когда первоначальная борьба за выживание осталась в прошлом, каждая семья все больше погружается в собственные заботы, отгораживаясь от окружающих. Так дело не пойдет. Человек не может жить один. Мы должны помогать заблудшим, больным, слабым и бедным, иначе кто же поможет нам самим, когда удача отвернется от нас? Если мы не будем выручать друг друга добровольно, в конце концов неизбежно появится полиция и закон, которые заставят нас это делать. Общество не способно существовать без общественного служения.

Я хочу прервать эту опасную тенденцию на Рустаме. Чем больше поселенцев будут исполнять свой общественный долг по собственной воле, побуждаемые чувством ответственности, тем меньше нам понадобится правительственных институтов и обязательных к исполнению законов. И в то же время тогда мы не станем столь безразличны и ленивы, чтобы позволить кому-нибудь незаметно надеть нам на шею государственный хомут. Рустаму нужны традиции взаимовыручки. Нашими героями должны стать не те, кто больше всех приобрел, а те, кто больше отдал.

Вулф, разгоряченный и раскрасневшийся, умолк.

— Прости, — сказал он наконец. — Я не собирался читать тебе проповедь. Вот видишь, до чего нам необходима развитая психодинамическая семиотика! Слова слишком неточны. Начинаешь с социологических рассуждений, а заканчиваешь непременно проповедью.

Свобода усмехнулся:

— Да ты просто несостоявшийся филантроп, Терон. Продолжай.

— А продолжать-то особенно нечего. Я ждал, когда подвернется подходящий случай. И вот ты положил начало. К счастью, твоя попытка увенчалась наглядным успехом, что увеличивает ценность урока вдвойне. Теперь-то я приложу все силы, чтобы ткнуть в него носом каждого колониста. Пусть наше общество устыдится самое себя. А я использую это настроение, дабы закрепить традицию. И, быть может, через несколько лет посеянные нами семена начнут давать всходы.

Вулф встал со стула.

— Хотя мне искренне жаль, Ян, что именно тебе пришлось стать козлом отпущения.

— Но я себя таковым не чувствую. — Свобода переменился в лице: — Если только… Господи, помилуй! Ты же не хочешь, чтобы я разыгрывал из себя какого-то дурацкого блистательного рыцаря!

— Боюсь, что хочу. Именно в этом и будет заключаться твое истинное служение обществу, Ян. Тяжкое бремя, конечно. — Вулф хихикнул. — Но ты не бойся. Что бы ни думал о тебе весь мир, не забывай: в глубине души ты обыкновенный распутник!