Весь Роберт Хайнлайн в одном томе

Доктор Каргрейвз сделал исключение лишь для матери Арта. В конце концов, она была его родной сестрой. После обеда он прогнал Арта в лабораторию и, помогая сестре вытирать посуду, рассказал о своих планах. Она слушала его молча.

— Ну, что скажешь?

Женщина сидела неподвижно, не глядя на брата, и комкала в руках полотенце.

— Дон, ты не можешь со мной так поступить.

Каргрейвз молча ждал.

— Я не в силах отпустить его, Дон. Мой сын — все, что у меня осталось. С тех пор как не стало Ганса…

— Я знаю, — мягко заговорил доктор. — Но Ганс умер, когда Арт был еще малышом. Нельзя подрезать крылья сыну из-за гибели мужа.

— Думаешь, от этого легче? — она чуть не плакала.

— Нет, не думаю. Но именно ради памяти Ганса ты не должна закутывать сына в вату. Ганс был мужественным человеком. Иначе он остался бы у нацистов в Институте кайзера Вильгельма. Но он был истинным ученым и не пожелал жертвовать своими принципами в угоду политическим разбойникам. Он…

— И это стоило ему жизни!

— Знаю. Но не забывай, Грейс, что только твоя воля настоящей американки позволила ему выбраться из концлагеря.

— Не понимаю, при чем это сейчас, — по лицу женщины текли слезы.

— Я помню, как он появился в Америке. Зрелище было удручающее. Ему помогло именно то, что ты — американка. В нашей стране достаточно прочны традиции свободы, как личной, так и научной. Чрезмерная осторожность и слабоволие — злейшие враги свободы. Будь Ганс жив, он поддержал бы меня. Арт многое унаследовал от отца. И ты не сможешь удержать мальчика у своего подола навсегда. Пройдет пара лет, и тебе все равно придется отпустить его шагать своею дорогой.

Она молчала, склонив голову. Каргрейвз тронул ее за плечо.

— Обдумай все это, Грейс. А я уж постараюсь вернуть твое чадо целым и невредимым.

Когда спустя некоторое время Арт поднялся по лестнице, мать все еще сидела в комнате и ждала его.

— Артур?

— Да, мам?

— Ты хочешь отправиться к Луне?

— Да, мама.

Она глубоко вздохнула и твердым голосом произнесла:

— Веди себя там хорошо. Слушайся дядю, Артур.

— Обещаю тебе, мама.

После обеда Морису удалось на минутку отозвать отца в сторону.

— Папа, я хочу поговорить с тобой как мужчина с мужчиной.

— А как же еще?

— Да нет, на сей раз все серьезно. Я знаю, что ты хотел бы сделать из меня предпринимателя, но все же согласился отпустить меня в технический колледж.

Отец кивнул.

— Бизнес не пострадает. Мы гордимся учеными, которые есть в нашей семье. Твой дядя Бернард — хороший хирург. И разве кто-нибудь требует, чтобы он занимался еще и предпринимательством?

— Все так, папа, но дело в том, что я не хочу в колледж.

— И что же? Опять будешь бегать в школу?

— Нет, в школу я не вернусь.

И Морри на одном дыхании изложил план Каргрейвза. Он хотел объяснить отцу положение прежде, чем тот примет опрометчивое решение.

Отец слушал, переступая с ноги на ногу.

— Сейчас Луна, на той неделе… может быть, и Солнце? Чтобы чего-то добиться, нужно доводить дело до конца, Морри.

— Верно, папа, но ведь это как раз и есть завершение нашей работы.

— И когда же старт?

— Так ты отпускаешь меня? Я могу лететь?

— Спокойно, Морис, я не сказал «да», но не сказал и «нет». Пришло время, когда ты должен встать перед людьми и объявить: «С этого дня я стал взрослым». И это означает, что ты действительно становишься взрослым. Прошли времена, когда я разрешал и запрещал, теперь я могу только советовать. И я советую тебе забыть об этой затее. Все это — чистая ерунда.

Морри застыл в почтительном, но упрямом молчании.

— Подожди неделю, а потом приходи ко мне, и мы поговорим о твоих планах. Шансы свернуть себе шею в этом предприятии весьма велики, не так ли?

— Ну… да, думаю, да.

— Неделя — не такой уж большой срок, если речь идет о решении покончить жизнь самоубийством. До той поры ничего не говори матери.

— Еще бы!

— Если ты все же решишь лететь, я сам сообщу ей об этом. Но, Морри, нашей маме эта затея явно не понравится.

Наутро Дженкинс-старший позвонил Каргрейвзу и попросил его приехать, если позволяют обстоятельства. Доктор согласился с таким чувством, будто его вызывают «на ковер». В гостиной он застал и мистера, и миссис Дженкинс. Росса не было.

Дженкинс обменялся с гостем рукопожатием и усадил его в кресло.

— Сигарету, доктор? Сигару?

— Нет, спасибо.

— Если вы курите трубку, — добавила миссис Дженкинс, — то, пожалуйста, не стесняйтесь.

Доктор поблагодарил ее и с удовольствием принялся набивать трубку табаком.

— Росс недавно рассказал мне странную историю, — приступил к делу мистер Дженкинс. — Если бы не уверенность, с которой он говорил, я решил бы, что у него разыгралось воображение на почве переутомления. Может быть, вы сумеете нам все объяснить?

— Постараюсь, сэр.

— Буду вам очень признателен. Итак, правда ли, что вы намерены отправиться в путешествие на Луну?

— Чистая правда.

— Понятно. Но верно ли, что вы хотите взять с собой Росса и его приятелей?

— Да, — Каргрейвз с удивлением поймал себя на том, что едва не прокусил мундштук трубки.

Мистер Дженкинс пристально посмотрел на него.

— Честно говоря, я удивлен. Даже если проект безопасен и выверен, ваш выбор партнеров кажется мне довольно-таки неразумным. Ведь они еще мальчишки.

Каргрейвз объяснил, почему молодые люди кажутся ему вполне подходящими помощниками.

— Во всяком случае, — заключил он, — молодость не помеха. Подавляющее большинство ученых, занятых в проекте «Манхэттен», были очень молоды.

— Но они не были мальчишками, Дон.

— Это верно. Однако Исаак Ньютон изобрел интегральное исчисление в юном возрасте. Профессор Эйнштейн опубликовал свой труд по теории относительности в двадцать шесть лет, а сама работа была выполнена еще раньше. В технических науках и физике возраст особой роли не играет. Главное здесь — навыки и способности.