Весь Роберт Хайнлайн в одном томе
Шрифт:
…Они шли, падали, вставали, иногда их тащили. Тропинка превратилась в извилистую дорогу, по которой взад и вперед сновали кентавры. Не было заметно ни зданий, ни других признаков жилья, но чувствовалась какая-то организованность, стабильность, устоявшаяся жизнь. Под ногами шныряли детеныши, и взрослые кентавры резкими криками отгоняли их в сторону. По обеим сторонам дороги шла какая-то активная деятельность: нелепые «люди»-рабы, не уступавшие числом кентаврам, переносили грузы, делали какую-то странную работу, некоторые из них тоже были связаны живыми веревками. Рассмотреть происходившее повнимательнее было трудно, потому что приходилось идти быстрым шагом и стараться не упасть.
На
Наконец они вышли на большую поляну, где было много кентавров. Вожак погладил веревки, те сократились, и пленники оказались рядом. После этого он занял место в длинной очереди, тянувшейся через всю поляну.
Большой, седой и, по-видимому, очень старый кентавр вершил суд. Полный достоинства, он стоял на возвышении, и к нему по очереди подходили кентавры — по одному или группами. Макс следил за происходившим с таким интересом, что даже забыл о страхе. В каждом случае шла длительная дискуссия, затем старейшина выносил приговор, и все заканчивалось. Спорившие спокойно уходили. Было ясно, что решались вопросы, связанные с законом или обычаем, а старый кентавр играл роль арбитра.
На поляне не было странных «людей», зато под ногами шныряло множество каких-то животных, походивших на расплющенных свиней. У них были короткие ноги, напоминавшие гусеницы трактора. Казалось, животные состоят из пасти, зубов и хрюкающего рыла, и, если им попадалось что-то не похожее на ноги кентавров, они тут же это пожирали. Наблюдая за ними, Макс понял, почему огромная поляна, на которой находилось столько существ, была такой чистой: эти животные, питавшиеся отбросами, играли роль мусорщиков.
Кентавр, державший Макса и Элли, постепенно продвигался вперед. Перед ними оставался один кентавр. Было очевидно, что он болен. Кентавр был старым и тощим, кости проступали сквозь кожу. Один глаз у него покрывало белое бельмо, другой был воспаленным и слезился.
Судья, мэр или старейшина племени обсудил вопрос с двумя молодыми кентаврами, сопровождавшими больного, как медицинские сестры. Затем старейшина спустился со своего пьедестала и обошел больного, осматривая его со всех сторон. Наконец он заговорил с ним.
Старик еле слышно что-то бормотал, это был один звук, похожий на стон. Старейшина снова что-то спросил и вновь получил тот же ответ. После чего он вернулся на пьедестал, сел и неожиданно издал странный жалобный крик.
Со всех сторон у пьедестала начали собираться свиноподобные животные. Они окружили больного старика сплошным кольцом — несколько десятков свиней, хрюкающих и пыхтящих. Старейшина издал трубный звук; один из кентавров, сопровождавших больного, сунул лапу в сумку, достал какое-то существо, свернувшееся в клубок, погладил его — и оно развернулось. Макс увидел, что оно напоминает угря.
Кентавр поднес угря к старику. Тот не пытался уклониться и терпеливо ждал, глядя единственным глазом. Голова угря внезапно коснулась шеи больного кентавра; тот изогнулся, словно пораженный электрическим током, и упал.
Старейшина громко крикнул — свиньи стремительно бросились вперед и закрыли своими телами труп лежавшего кентавра. Когда они отползли в сторону, хрюкая и фыркая, от мертвого тела не осталось ничего, даже костей.
— Держи себя в руках, Элли! — тихо произнес юноша.
— Хорошо, Макс, — еле слышно прошептала девушка.
Глава 19
Друг в беде
Первым делом их освободили от уз. Кентавр погладил живые веревки, стягивавшие Макса и Элли, и те упали на землю.
— Если
хочешь, беги, — прошептал Макс. — Я задержу их.Элли покачала головой.
— Нет. Не успею я пробежать и пятидесяти футов, как меня поймают. К тому же я не знаю дороги.
Макс молча кивнул, понимая, что девушка права. Он спросил ее просто из чувства долга. В это мгновение они приблизились к старейшине племени. Старый кентавр окинул их взглядом, обменялся трубными возгласами с проводником. Некоторое время кентавры переговаривались, затем пришли к какому-то заключению. Макс достал нож. У него не было плана действий, но он решил, что, если кто-то приблизится к ним с угрем или чем-то подобным, он будет сопротивляться.
Однако такой необходимости не возникло. Кентавр снова набросил на ноги Элли и Макса веревки и увел прочь. Спустя минут пятнадцать пленники оказались на той же поляне, где провели ночь. После того как кентавр ушел, Элли оглянулась вокруг и вздохнула:
— Знаешь, Макс, я испытываю какое-то облегчение, что мы снова здесь.
— Я тоже.
Потянулись монотонные часы ничегонеделания, единственным разнообразием были исчезающая надежда и растущее отчаяние. Нельзя сказать, чтобы с ними обращались плохо; по-видимому, на них смотрели как на домашних животных, кормили, поили — и не обращали на них никакого внимания. Раз в день им приносили воду и много фруктов, похожих на папайю. Лишь в первую ночь в их честь было устроено освещение; больше светящихся опоссумов на поляну не приносили, да и летучая медуза уже не висела над головами. Однако убежать было по-прежнему невозможно, разве что отрезать ступню и ползти до корабля на четвереньках.
В течение двух или трех дней они взволнованно обсуждали проблему своего спасения, затем эта тема как-то отошла на второй план, и пленники перестали об этом говорить. Теперь Элли почти не улыбалась и прекратила шутить. Казалось, она поняла, что случилось с Элдрет Кобурн, единственной дочерью богатого и всесильного комиссара Кобурна: она превратилась в домашнее животное чудовищ, место которым было в зверинце.
Макс воспринимал случившееся более философски. Он никогда не был богат и всемогущ, потому и не ожидал от жизни чего-то сверхъестественного. Однако свои худшие опасения юноша от Элли скрыл. Девушка называла себя и своего спутника домашними животными, обитателями зоопарка: большинство посетителей были маленькими кентаврами, разглядывавшими их со страхом и нескрываемым изумлением. Макс делал вид, что согласен с мнением Элли; он считал их положение гораздо худшим — их просто откармливали.
Однажды Элли отказалась завтракать, все утро молчала и на вопросы Макса отвечала односложно. В отчаянии юноша сказал:
— Я выиграю у тебя в трехмерные шахматы, причем дам фору в два звездных корабля.
Элли оживилась.
— Ты выиграешь у меня? — презрительно сказала она. — С форой в два звездолета? А как мы будем играть?
— В уме. Будто с завязанными глазами.
Элли отрицательно покачала головой.
— Ничего не выйдет. Ты заявишь, что у тебя память лучше, и я не смогу доказать свою правоту.
— Избалованная девчонка!
На лице Элли появилась улыбка.
— Вот это куда лучше. Последнее время ты слишком заботился обо мне, и это угнетало меня. Знаешь, Макс, можно сделать доску и фигуры.
— Каким образом?
— Вот из этого. — Девушка подняла еловую шишку. — Большая шишка — флагманский корабль. Наберем шишек разных размеров и отломим у них вот здесь и здесь.
За все время неволи оба как-то ожили. Чашу с водой отодвинули подальше, расчистили кусочек земли и начертили шахматные доски. Создаваемое пространство пришлось вообразить; так часто поступали игроки с хорошим пространственным воображением, когда приходилось играть в трехмерные шахматы без применения автоматически создаваемого пространства.