Весь Владимир Арсеньев в одном томе

Предание говорит дальше: случилось так, что с Сахалина в свою очередь бурей тоже занесло в Уссурийский край двух чужих людей из племени «куйни», похожих на орочей, но говорящих на другом языке (Вероятно — ороки). От них-то они и узнали, что орочи «боса» там за морем живут на чужой земле хорошо и ни в чем не нуждаются. Эти «куйни» (окончание «ни» означает — «человек») не захотели остаться на новом месте и потому, придерживаясь берегов, кружно поехали на Сахалин обратно. Как только доехали они до дому, так сразу заболели и умерли. Тогда все люди поняли, что это бог менял людей. «Боса» послушались бога и стали жить хорошо, а два «куйни» не захотели жить там, где им было указано, и потому были наказаны смертью.

Раньше при устье реки Ботчи японцы постоянно хищничали, ловили рыбу, рубили лес и отправляли его в Японию. Но в один прекрасный день они были пойманы шхуной «Сторож»; часть японцев бежала в горы, а остальные были арестованы, шхуна их и рыболовные снасти были конфискованы, а лес и все постройки сожжены. Следы этого пожарища видны там и по сие время.

К югу от Императорской Гавани риасовый тип берега создал при устьях всех рек лагунные образования. Эти лагуны можно видеть во всех стадиях развития. На Ботчи, например, такая лагуна заполнилась наносами реки, дренажировалась ее притоками и обсохла. Процесс закончен. Река текла вдоль береговой плотины и имела выход в море у левого края долины, пока сильное наводнение не прорвало этот вал около мыса Крестовоздвиженского. В прежнем устье течение ослабело и море тотчас заметало его песком. Эта часть реки превратилась в слепой рукав, отчего береговой вал стал выступать еще яснее. Быть может, река несколько раз уже меняла место своего выхода в море, вероятно и впредь она будет еще блуждать то к правому, то к левому краю долины. Горы, окаймляющие долину реки Ботчи, покрыты густым хвойным лесом. Около моря он корявый, замшистый. Внизу по болотистым местам-длинные тощие лиственицы и березняки, около речки растут в изобилии ольшаники в виде отдельных деревьев и густая кустарниковая поросль. На картах сорокаверстного масштаба река Ботчи показана большой рекой, берущей начало с водораздельного хребта Сихотэ-Алинь. Это неверно, она не так велика. Бассейн ее охватывается со всех сторон притоками рек Самарги и Копи. Поэтому с Ботчи перевалить непосредственно к Уссури и Амуру никак нельзя.

Река Ботчи имеет следующие притоки: Большая Иоаса, Малая Иоаса, Кукчи и Дулингья. Длина всей реки 68 верст; ширина в нижнем течении 15 сажен и средняя глубина 6 футов; течение быстрое-10 верст в час; вода чистая, холодная; дно каменистое. Вверх по воде в лодке на шестах можно подыматься шесть дней, считая по 10 верст в сутки. Далее до водораздела итти пешком с котомкой еще один день. На спуск по воде к морю потребуется только одни сутки. В средней части ее течения, в трех днях пути от моря, есть теплый источник химического происхождения. Температура воды +28 °C. Вода насыщена сероводородом, отчего на вкус она противная, вонючая. Горный инженер Петров полагает, что источник этот вулканического происхождения, и столь незначительную температуру его он объясняет тем, что источник этот находится в состоянии медленного остывания вследствие общего угасания в стране тектонических процессов.

С реки Ботчи на Самарги и на Копи не всегда можно попасть, то есть не всегда есть дорога. Летом нет никакой дороги. Зимой же, если снег выпадает небольшой, орочи идут с нартами на собаках. Обычными путями их будут: один путь — на Копи. Сперва надо итти по реке Ботчи до притока ее Мук-па, затем по этой реке через перевал реки Тепты и уже по этой последней спускаться на реку Копи. Берегом моря никто не ходит, потому что около устья Копи зимой никто не живет. Все люди уходят вверх на охоту. Кроме того, местность здесь чрезвычайно пересеченная: все время приходится то подыматься в гору, то спускаться вниз, что сильно утомляет собак и человека. Другой путь — на реку Самарги. Сперва надо итти по правому верхнему притоку Ботчи по реке Дулинга через водораздел на реку Исими и по ней спускаться до орочского стойбища того же имени. На тот и другой путь нужно времени от трех до четырех дней, в зависимости от сил собак и от состояния дороги.

Лет десять тому назад на Ботчи жило еще много орочей, в 1909 г. там мы застали уже только шесть юрт с населением в 46 человек (15 мужчин, 11 женщин, 8 мальчиков и 12 девочек). В 1909 г. туда переселились староверы с реки Кузнецовой. Один из них, Долганов, привез с собой человек 12 корейцев и пустил их соболевать в горы. Орочи разбежались: кто — на Копи, кто — на Нельму, Самарги и даже на хребет Си-хотэ-Алинь в верховья Хора. В настоящее время на Ботчи нет ни одного инородца. По слухам, и сами староверы не намерены там засиживаться и хотят подыскивать себе уже другое место. Вышло так, что как будто староверы нарочно пришли на Ботчи лишь для того, чтобы разогнать людей, живших там испокон веку. Можно ожидать, что в недалеком будущем река Ботчи будет такой же пустынной, как и река Холонку, Сунерл, Свайн и др.

Несколько в стороне от нашего бивака, на самом берегу протоки, стояла небольшая, палатка. Здесь жил наш новый знакомый ороч Вандага. Обыкновенно в течение всего лета орочи живут около моря, при устьях рек в юртах, сделанных из корья. Здесь они ловят рыбу и заготовляют запасы юколы на год. С наступлением же осени они оставляют морские берега и уходят в горы для охоты и соболеванья. Вандага задержался здесь случайно — ради нас. У него хранилось наше имущество и запасы продовольствия, он знал, что осенью мы должны приехать на Ботчи и потому решил нас дождаться. Мы пошли к его палатке. Навстречу нам вышел сам хозяин и двое его сыновей, лет по 20 каждому. Вслед за ними из палатки появилась жена его и трое маленьких ребятишек. Они тотчас же нас окружили. На вид Вандаге было лет сорок. Он был среднего роста. Немного скуластое лицо его было слегка желтовато-оливкового цвета, темнокарие глаза с небольшой монгольской складкой век смотрели умно и выразительно, нижняя часть его лица была покрыта густой черной бородой, что вообще довольно редко встречается даже и у орочей Императорской Гавани. Волосы его были зачесаны в две косы, плотно закрученные красными шнурами. Косы лежали спереди на плечах, по обе стороны головы, а чтобы они не лезли в лицо и не мешали, сзади на шее ниже затылка они были связаны бисерной перемычкой, украшены мелкими раковинами и блестящими бусами. Присматриваясь к нему поближе, мы заметили, что одежда его жены и старших сыновей состояла из смеси черных японских костюмов с нашитыми орочскими халатами (тэга). В палатке тоже всюду виднелись вещи японского производства. Это было отрадно!

Из расспросов скоро выяснилось, что не только сам Вандага, но и отец его и дед всегда жили на Ботчи, что он не ороч, а Удэ (he произносится чуть слышно), то есть что он принадлежит к тому когда-то многочисленному народу, который орочи Императорской Гавани называют Кяка, Кекари и что сами себя они называют «Удэ ени намука», то есть народ «Удэ приморский» и что еще три семьи их народа живут на реке Копи, в среднем ее течении. На побережье моря река Ботчи и отчасти река Копи будут, следовательно, северной границей обитания этой интересной, «о мало известной народности.

XXXV

Из разговоров с орочем Вандага мы узнали много интересного. Оказалось, что он имеет японскую медаль и документ на право ношения ее. Дело в том, что однажды в 1906 г. Вандага спас двух японцев. Охотясь в море за нерпами, он увидел, как одна какая-то японская лодка перевернулась. Ороч был в оморочке. Подъехав к утопающим, он помог японцам добраться до берега. Результатом этого было то, что весной на следующий год японцы привезли Вандаге медаль, грамоту и подарки. Это так на него повлияло, что он тотчас же стал учиться говорить по-японски и принудил детей своих тоже изучать японский язык на соседней рыбалке. Осенью 1907 г. Вандага владел японским языком отлично, носил японскую одежду, два раза ездил в Японию и тем окончательно закрепил с японцами дружбу. Совсем другое видят орочи со стороны русских (властей). Вот один характерный случай. При устье реки Копи живет старик ороч Иван Михайлович Бизанка (Ванька-кузнец — в молодости). Этот старик имеет огромное влияние на своих сородичей. За свою прямоту характера и честность орочи выбрали его пожизненным судьей (чжанге): ни одно судное дело не разбирается, без его участия. Все окрестные жители прислушиваются к его голосу и исполняют все, что им прикажет. Этот самый Бизанка от юных дней своих до старости был горячим сторонником русских. Он первый научился говорить по-русски, первый построил себе русский дом, первый крестился и принял русское имя.

Полезная деятельность этого человека особенно ярко проявилась во время несчастья, постигшего пароход Добровольного флота «Владивосток», разбившийся 16 лет назад около мыса Св. Николая.

Чтобы облегчить пароход, в надежде снять его с камней, командир судна приказал выбрасывать в море уголь, весь груз и даже продовольствие. Но это не спасло судна. На другой день налетел тайфун, и пароход разбило вдребезги. Все пассажиры, в том числе и женщины и дети, были высажены на совершенно пустынный берег. Уже на следующие сутки начал ощущаться недостаток в продовольствии; как раз в это время возвращался с охоты Иван Михайлович Бизанка. С двумя товарищами он ехал на лодке около берега. Орочи везли с собой мясо сохатого. Подъехав к берегу и узнав в чем дело, Иван Михайлович тотчас же отдал пассажирам все, что имел с собою, затем отправился в Императорскую Гавань; здесь, по его распоряжению, все окрестные орочи съехались к месту крушения и привезли для пассажиров мясо, рыбу и сало. Затем он снарядил лодку и отправил ее в Де-Кастри. Это был в то время ближайший пункт, где находилась телеграфная станция.

Орочи ехали днем, ехали ночью, отдыхали урывками, ели и спали в лодке, торопились дать знать о происшедшем несчастье; наконец, они достигли мыса Клостер Камп.

Если бы не Иван Михайлович Бизанка никто бы из орочей не тронулся с места, и среди пассажиров, высадившихся на берег, началась бы страшная голодовка. В 1910 г. я видел этого ороча и говорил с ним. Не получая поощрения, он начал уставать и стал просить, чтобы его освободили от звания старшины. «Не хочу больше, — говорил он мне. — Моя много работал — спасибо нету. Моя напрасно сорок года работал!»

По возвращении в Хабаровск, мною было об этом доложено бывшему в то время приамурскому генерал-губернатору сенатору Унтербергу. Бизаика тотчас же был награжден золотой медалью на шею. Можно было бы еще привести несколько таких примеров, но, к сожалению, место и время не позволяют мне этого сделать, и я думаю, что и эти два случая ярко иллюстрируют отношение русских и японцев к нашим инородцам.

На другой день мы решили плыть дальше. Полдня прошло за починкой лодок. Они текли, и потому следовало их хорошенько осмотреть и проконопатить. Около часу дня было уже все в порядке.