Веселые и грустные истории про Машу и Ваню

Я поговорил с Ваней. Они с Машей все-таки в одном здании (школа – детский сад), все там друг друга знают, и наверняка он может сообщить по этому поводу что-то важное. И он сообщил.

– Я думаю, она лжет, – сказал Ваня. – У нас все в порядке.

Через пару дней мы ехали с ней куда-то по делам (а! смотреть кино «Адмиралъ»), и она снова заговорила об этом. Все выяснилось. Ей мешает жить один мальчик – Валера, что ли. Он не дает ей прохода. Он толкает ее, обзывает ее.

– И, папа… – тихо сказала Маша. – Вчера он ущипнул меня за попу.

Ну и все. Тут-то в глазах у меня и потемнело.

– Я его убью! – сказал я.

Маша была полностью удовлетворена ответом.

– А когда? – уточнила она.

– Завтра утром, – я говорил совершенно серьезно. – Я отвезу вас в школу, и я убью его.

Все можно было простить ему, кроме того, что он сделал вчера с моей дочерью.

Фильм еще к тому же совершенно не стоил потраченного на него времени, я возвращался домой в отвратительном настроении и все время думал про Варю Сварцевич.

В детском саду у нас была Варя Сварцевич. Она очень хорошо рисовала. Все, что она делала, было очень хорошо. Она заправляла мою постель после тихого часа – я не знаю почему.

Когда мы нашей группой шли по улице, мы с ней всегда шли парой, держась за руки.

Я помню, как поджидал ее около подъезда после школы. Ждать приходилось подолгу, потому что я же не знал, когда она выйдет. И я стоял с тяжеленным красным кирпичом под нескользкой металлической горкой и ждал. Два раза я ее дождался. Один раз не докинул. Второй раз она успела отбежать. В глазах ее не было обиды. Мне кажется, она все понимала. Боже, как я любил ее!

Прошло еще несколько лет, прежде чем мы расстались. Повзрослев (я ходил в старшую группу детского сада и уже готовился к школе), я поцеловал ее в щеку на глазах у всей группы, когда мы все шли, взявшись за руки, парами мимо универсама.

Потом после восьмого класса она поступила в художественное училище, а я перешел в девятый. И вся моя остальная жизнь уже не так интересна. Таких масштабных событий и такого накала страстей в ней уже не было. Нет, хотя были же еще две или даже три истории. Ну да, были.

И вот на следующий день я повез Машу и Ваню в школу. Маша откровенно торжествовала. Она, кажется, до самого последнего момента не верила в свою удачу.

– Послушай, Маша, – сказал я. – Валера этот свое, конечно, получит. Но неужели тебе его даже ничуточки не жалко? Может, он хороший? Ну бывает, ошибся. Поправим…

– Нет, мне его не жалко, – сказала Маша. – Я ему даже списывать не даю.

– А кому даешь?

– Ну… – замялась она. – Одному мальчику даю.

Я не стал расспрашивать еще и про этого мальчика, чтобы, во-первых, не расстраиваться еще больше, а во-вторых, чтобы не пришлось разбираться еще и с ним.

Валеры еще не было. Но была учительница. Я спросил ее, кто это – Валера.

– А-а-а, – сказала она, – пойдемте поговорим. Мы зашли в пустой полутемный кабинет, я сел на учительское место, и она рассказала, что Валера и правда очень сильно влюбился в Машу.

– Он ничего не скрывает от родителей, – сказала она. – У него хорошие родители. Они никогда, например, не настаивают, что их мальчик во всем прав. И он им рассказал, что он любит Машу. Он не знает, что ему делать.

– Он знает, – сказал я. – Он ущипнул Машу за попу. Учительница приняла это известие очень близко к сердцу, так что я даже был ей сильно благодарен. Она сказала:

– Я поговорю с ним, обязательно.

– Да нет, – сказал я, – не надо, я сам с ним поговорю.

– Может, лучше я? – спросила она. Я не согласился.

Как только мы вышли из кабинета, ко мне подбежал Ваня с известием о том, что он сию секунду прошел четвертый уровень новой версии «Пиратов Карибского моря». Он потребовал, чтобы я пошел с ним – он хотел показать, как это делается. А я хотел посмотреть.

Когда я вернулся к тому кабинету, все было кончено. Учительница выходила из него, там оставался мальчик в желтом свитере, в очках, коротко стриженный, немного лопоухий, мне показалось. Я все-таки собирался сказать ему все и даже еще чуть-чуть прибавить.

Он сидел, уткнувшись глазами в парту. Когда я вошел, он поднял глаза – и плечи его стали вздрагивать.

– Вы Машин папа, да? – спрашивал он сквозь слезы. – Я понял… Я понял все…

Он положил локти на стол, голова упала на руки.

– Держись, парень, – сказал я ему.

– Я держусь, – еле слышно ответил он.

«Разве ты не видишь закат?»

В школе у Маши объявили праздник осени. Осень и правда была в самом разгаре. Я совершенно не понимал, почему, как утром ни выйдешь на улицу – там все еще ранняя осень. Уже вообще-то ноябрь был по календарю, и приближался праздник Великого Октября, который я помню в лучшем случае по подмороженным лужам, а в худшем – по хлещущему в подмороженное лицо мокрому снегу.

Я не понимал, что это за осень такая, и только радовался ей. Маша должна была радоваться на празднике. Им сказали, что праздник будет состоять из огромного количества конкурсов: рисунка, поделок из природных материалов, изготовления осеннего салата, осеннего букета, чтения стихов про осень, ну и все, кажется. А, еще конкурс Мисс Осень-2008, как же я мог забыть.

Сначала Маша нарисовала осенний рисунок: море, солнце и огромного кита, заслоняющего собой солнце.

– Маша, – спросил я, – а почему ты думаешь, что это осенний рисунок?

– Потому, – ответила девочка, – что все это происходит на закате. Разве ты не видишь?

Я долго ругал себя за то, что заката-то и не заметил. А он ведь и в самом деле был. И правда, был закат.

Картину Маша с мамой сделали из листьев. Это были разные листья – клена, ясеня, березы. Рамка – в виде еловых веточек. Трава – из маленьких листочков кипариса. На это ушли два или даже три вечера. За это время некоторые листья существенно подсохли, и общее впечатление от картины, на которой вообще-то неясно было, что изображено, кроме этих листьев… такое, в общем, было впечатление, что хотелось трагически вздыхать. Да еще эта рамка из еловых веточек… В общем, это была картина с настроением. И это было такое настоящее тоскливое осеннее настроение.

Потом наступила очередь осеннего салата. Маша придумала, что его надо назвать тортом. Она сделала свой первый в жизни салат или уж торт, я не знаю. Там были, значит: слой картошки – слой майонеза, слой моркови – слой майонеза, слой яичного белка – слой майонеза… И желтком надо посыпать сверху.

– Маша, – говорю я, – зачем столько майонеза? Отравиться же можно таким количеством майонеза.

– Потому что это слоеный торт, – говорит она. – Надо много слоев. По-другому не получится. Я уже думала над этим.