Весёлый Роман

Он женится на вдове. Но в песне не говорилось, как они будут жить. С его мамой? Не хотел бы я жениться на девушке, которая не понравится моей маме. Это была б не жизнь. Мама нас бы съела.

Что там говорить — все у нас боятся мамы. И я, и батя, и Федя. Бате я с самого детства говорю «ты», а ей — «вы».

Нет, с нашей мамой шутки плохи. Вот и сейчас она появилась из ванной с закатанными рукавами, с раскрасневшимся влажным лицом, посмотрела на меня так, словно я бог весть что натворил, и спросила язвительно:

— Ты так никогда и не встанешь?

— Уже час, как встаю, — поторопился я улыбнуться, чтобы мама не заметила, как болит эта чертова нога.

— Выйди в «Гастроном», купи хлеба. «Украинского», черного. Что, мне ходить хлеб покупать?

— Сейчас пойду.

Проклятая нога. Она так распухла, что не влазила в полуботинок. Я заковылял по комнате, разыскивая босоножки.

— Смотри, Ромка, — сказала мама, еще раз поломаешь у себя что-нибудь, не видать тебе мотоцикла как своих ушей. Без зеркала, — добавила она, чтоб у меня не оставалось никаких иллюзий.

Стараясь не хромать, я вышел в переднюю и свернул в наш совмещенный санузел.

Дурацкая все-таки это штука. Не знаю, много ли экономят строители, помещая клозет и ванную в одной комнате, но жильцам эта экономия ни к чему.

Может, где-нибудь в гостинице, где в номере живет один человек, это не мешает, но даже в такой небольшой семье, как наша, такое усовершенствование — большое неудобство. Вот, например, сейчас мама стирала в ванне. Что ж мне было — просить ее выйти?

Во входную дверь позвонили. Кто-то чужой. Свои у нас звонят коротко два раза. Мама пошла открывать. Кто-то вошел, но не поздоровался, а вместо этого сказал с задором и волнением:

Цыганочка Галя, Цыганочка Галь… Цыганочка черная, Ты мне погадай…

Голос был звучным, молодым, чистым, но мне подумалось, что принадлежит он человеку уже пожилому.

— Я брюнетам не гадаю, — ответила мама так, как отвечают на пароль.

— А я блондин, — как отзыв прозвучал чужой голос.

— Тогда входи. Садись. Дай руку. Не эту. Левую. Она ближе к сердцу.

Я не знал, что мне делать. Следовало бы выйти из нашего «совмещенного». Но все, что я слышал, было так непонятно, что я приоткрыл дверь и прислушался.

— Ты, конечно, не веришь в хиромантию. Не веришь, что по линиям на руке можно узнать не только прошлое, но и будущее человека, — говорила мама как-то таинственно. — Но хиромантия — наука древняя и наука тайная. И немногие умеют предсказывать судьбу. А чтоб поверил ты в знаки, на руке отпечатанные, скажу сначала о прошлом. Вот от среднего твоего пальца тянется линия судьбы. Она у нас линией Сатурна называется. Извилистая она у тебя. Линией сердца и головы глубоко прорезана. Прошел ты через большие опасности и страхи, погибли твои знакомые на твоих глазах, и все впереди тебя страшит, и никому ты не веришь…

Я тихонько вышел в переднюю. Я никогда не слышал, как разговаривают профессиональные гадалки. Но думаю, что именно так, как говорила сейчас моя мама.

— Как тебя зовут? — спросила она нараспев.

— Олег.

— А фамилия?

— Иванов.

— И никому ты не веришь, а потому говоришь неправду. Посмотри, как посечена здесь линия Сатурна. И показывает это, что не Олег ты, а Сергей, и не Иванов, а Штейн. Только не нужно бояться. Видишь — линия жизни. Тянется она у тебя далеко и чисто. И линия сердца — вот она — ясная у тебя и ровная. И значит это, что полюбишь ты хорошую женщину, и родит она тебе сына.

— Двух, Галя, двух. И уже двух внуков…

Я услышал звук поцелуя. А затем мужской голос продолжал:

— Ну, здравствуй. Я знал, что так и будет. Что на старый пароль ты ответишь мне, как тогда. И встретишь тем же старым гаданием… Ты не сердишься на меня? — тихо, ласково, проникновенно спросил голос.

— Нет, — не сразу ответила мама.

— Ты рада, что я приехал?

— Да, — не сразу сказала мама.

— Твои все здоровы? Сын?

— Сыновья. Здоровы.

— А муж?

— И муж.

— Чем он занимается? Кто он теперь?

— Слесарь. На станкостроительном.

— А ты?

— Домохозяйка.

— Ты так и осталась беспартийной?

— Да.

— А награды?

— Нет.

— Ну, Галочка… — удивился голос. — Да это неважно. Я так много хотел тебе рассказать… Всю дорогу в самолете я думал о том, что скажу… Я на несколько дней… Я хотел сказать… Спасибо тебе…

Больше подслушивать было просто неудобно. Я кашлянул и завозился в передней.

— Уже купил? — удивилась мама.

Я промолчал.

— Сергей Аркадьевич, — протянул мне руку пожилой плотный человек с седыми легкими волосами. Видный дяденька, хотя на нем ничего броского. Костюм серый, рубашка белая, галстук темный, все это даже не слишком отутюжено, не с иголочки, и все-таки все подобрано со знанием дела, с любовью, все дорогое и новое.

— Роман, — сказал я в ответ.

Если бы мама вдруг сделала кульбит в воздухе, я был бы удивлен не больше, чем этим разговором и особенно эти гаданием.

«Неужели действительно, — думал я, — у каждого человека есть, как выражается Виля, «свой скелет в шкафу». Или папка с надписью «Совершенно секретно».

И что было в этой папке у мамы?

Человечество идет прямым путем. Это все треп, что оно избирает окольные дороги. В природе человека, так сказать, двигаться напрямик. Несмотря на все препятствия.

Недалеко от нашего дома небольшой садик с молодыми деревьями. Там растут тополя и сирень, а на клумбах — розы. Этот садик представляет собой квадрат с аллеями, ведущими к центру от середины каждой из его сторон.

А наискосок протоптана тропинка. По ней люди идут к троллейбусной остановке.

Какие заграждения ставили в нашем садике! Поперек тропинки выстраивали баррикады из садовых скамеек. Между деревьями протягивали стальные тросы и даже колючую проволоку, И каждый раз прохожие разрушали баррикаду.