Весеннее чудо для мажора
Шрифт:
— Сюрприз, — задумчиво протянул папа, и я уставилась на него глазами кота из знаменитого мультика — несчастно и трогательно, и ладошки сложила в молитвенном жесте. — Завтра доставят, Лиз.
Почему-то мне представился плюшевый козлик с бантиком. Но мои родители на подобное не пойдут.
— А что за сюрприз?
— Хм, — снова протянул папа.
— Ой, да брось ты мучить ребенка, — фыркнула мама. — Машину мы тебе купили, Лиз. Права получила, теперь учись водить. Здесь — самое время и место, движение никакое, сама не покалечишься и никого не покалечишь. Ну, и отец тебя учил
Машина! Офигеть!
Я завизжала от радости, и подпрыгнула пару раз, забыв что я, вроде как взрослая и серьезная, и вообще почти леди. Мне машину подарили! Я с девятнадцати просила, а папа все отнекивался, да и мама его поддерживала — что мне пока не время, что все успеется, и вообще незачем студентке, университет которой находится рядом с домом, машина.
А теперь она у меня будет. Своя, самая крутая ласточка!
— Спасибо, спасибо, спасибо, — я обняла и расцеловала родителей, все еще не в состоянии поверить, что завтра у меня будет моя прелесть на четырех колесах.
— Лизок, ты же не думаешь, что мы тебе премиум-класс купили? — мама попыталась привести меня в чувство. — Не жди чуда, иди к отцу, он тебе покажет фотографии.
— Смотри, — папа положил свой смартфон на столе, и я взглянула…
… Тойота. Серебристая, красивая, обалденно-чудесная. И не нужен мне никакой премиум, это ведь моя первая машина, а папа, хоть и очень и очень обеспеченный, из меня никогда мажорку не делал. Говорил, что сам подобное проходил, и по юности что только не творил из-за денег, и для меня подобного не хочет. А мне и не надо.
— Обалденная!
— Вадим доставит завтра. Только не гоняй! — строго заявил папа.
И я поклялась не гонять. И все правила соблюдать. И вообще, быть самой правильной автовладелицей на свете.
— Ладно, сейчас чая на дорожку выпьем еще, и ехать пора, — бабушка сама подошла к чайнику, а я потянулась за эклерами.
Сначала по телу пробежала горячая волна предчувствия, затем спина и руки покрылись мурашками, а уже потом я услышала голос. Знакомый. Наглый. И поняла, к чему было это мимолетное предчувствие.
— Любимая, ты дома? Я пришел дверь починить, как и обещал, — услышала я, после хлопка двери голос Андрея из коридора.
Обернулась, и в этот момент увидела, как он заходит на кухню — как обычно с наглым выражением лица, которое перетекло в растерянное, и даже смущенное, как только Булатов увидел моих гостей. — Никита Борисович? Ээээ… здравствуйте, давно не виделись.
— Да, — папа начал медленно подниматься со стула. — Давно.
— И что здесь происходит? — рявкнул папа.
— Штаны твои тут развевались, Андрей? — весело спросила мама, и подмигнула мне.
А папа взглянул так… вот про василисков я читала — от такого взгляда так и тянет в камень обратиться. Или под стол спрятаться.
— Андрей — просто сосед! Ничего это не значит, — я нервно сцепила ладони в замок, и повторила: — Это вообще ничего не значит!
— Не виноватая я, он сам пришел, — передразнил папа.
Андрею бы помолчать, и выйти, но это же Андрей Булатов! Чтобы он, да хоть раз поступил мудро, мне во благо — угу, когда рак на горе свистнет, тогда я и
дождусь этого.И то не факт.
— Ну… здравствуйте еще раз, — Андрей положил инструменты на пол — надо же, и правда ремонтировать дверь пришел. — Лиз, сделай мне кофе, пожалуйста.
И он приблизился к столу.
Андрей Бессмертный, блин.
А я в панике, руки уже не знаю, куда девать — то пальцы за спиной выгибаю, то ладони в кулаки сжимаю — потные, подрагивающие, и все жду скандала.
А он будет — это и ежу понятно.
— Пойдем-ка, выйдем, — процедил папа.
— Папа!
— Идемте, — пожал плечами Андрей, и тут я нашла, куда свои руки девать — кулак ему показала.
Да и мама поддержала — бросила на Булатова хмурый взгляд, и надавила на папины плечи, начав увещевать:
— Мы сюда скандалить приехали разве? Дочка нас после этого вообще на порог не пустит, и права будет — не родственники, а уродственники. Так что пока не поговорим, никаких «давай-ка выйдем».
— Женщина… — начал папа раздраженно, и мама закрыла ему рот ладонью.
Еще и в щеку поцеловала, и папа более-менее расслабился.
Папа у нас главный в семье, мы привыкли. Обычно мама с ним не спорит, но так уж повелось, что изредка мама что-то решает, и если уж решает, то спорить с ней бесполезно — и нам, и отцу. Такой вот патриархат на минималках, и все счастливы.
— Кофе, — напомнил Андрей, и шепотом произнес: — Не трясись, как заяц, Лизка. Все хорошо будет.
— Или не будет, — отвернулась я к шкафчику. — Папа тебя убьет, а мне придется помогать ему скрывать преступление.
— Ты справишься, — хохотнул Андрей, и сел за стол.
Точно. Бессмертный.
— И что это значит? — заговорил папа, а мама встала за его спиной, и положила руки ему на плечи.
Разминает их. Успокаивает.
Папа у меня шебутной, взрывной. Мама говорит, что по молодости он чудил, да и сейчас тоже на многое горазд…
… и шутить любит. Видимо, страсть к весельчакам у меня от мамы. Только сейчас папа не особо весел.
— Я переехал сюда, мы с Лизой соседи, — пояснил Андрей. — Насчет прошлого…
— Насчет прошлого, в котором Лиза плакала? — перебил папа. — Из-за тебя плакала. Много, долго. Попросила из Екатеринбурга ее увезти — трясло ее, я до сих пор помню. У меня филиал, но я плюнул на это, увез семью сразу же, и наезжал иногда по делам. Дочку было страшно одну оставить, я от нее долго не отходил, как и Надя, — кивнул он на маму. — Что ты хочешь сказать? Что прошлое пусть останется в прошлом, а сейчас все по-новому, и можно доводить мою дочь? Опять? С чистого листа?
Андрей опустил глаза, но я успела заметить в них вину. И сожаление.
Я тоже сожалею… только понять себя в этом не могу — я жалею о том, что так убивалась, что доверяла, что расписала нашу с Андреем жизнь на годы вперед. Но о наших с ним отношениях я не жалела никогда.
Мы ругались — не постоянно, но часто. До хрипоты спорили, доводили друг друга, затем мирились. И это было так круто! Нет, я бы и без этих качелей прожила — без ссор, без споров, но только с ним.
— Никита Борисович… — начал Андрей, и папа вздернул брови.