Весеннее озарение
Шрифт:
– Итак, стадным гоминидам присуща более или менее беспорядочная половая жизнь, а высшему их виду, верхушке эволюционного творчества, венцу природы, человеку разумному, на ранних этапах, особенно. Раскройте темный занавес нашей истории, и вы поймете, что жизнь устроена именно так. Издревле народы, с удовольствием и без зазрения совести пользовались, в той или иной степени, прелестями однополой любви, чередуя ее с типичным гетеро сексуальными взаимодействиями. И в том нет ничего удивительного, ведь сексуальность, нацеленная природой, во имя размножения, на особей противоположного пола, на деле же, естественно, может бить и по однополым партнерам, по животным, по овощам и фруктам, по собственным конечностям: во всевозможные, более или менее подходящие мишени , что и успешно делает. Стандартная половая ориентация, в отсутствии легкодоступных партнеров, категоричных запретов и должной морали, в извечных поисках самореализации, в поисках выхода переполняющих любвеобильных
– профессор застенчиво закашлялся, - Вкратце как то так... Но, извините, такси ждет, мне пора... Да, и теперь, когда люди, поумнев, способны мыслить самостоятельно, выходя за рамки канонов и правил, и оставаясь в необходимых кругах нравственности, становится возможным, вместо бурной обезьяньей жизнедеятельности во имя беспорядочных удовольствий, выбирать для себя ориентацию и жить, как полагается, в культурной, пусть, однополой ячейке общества!
– Да, да, - согласно кивал головой Леонид и бормотал: Да, только с женой.... Т.е. только с мужем....
Профессор раскланялся и, засеменил к выходу. За стол пришла минута молчания. Леонид, заручившись поддержкой профессора оказался несколько на высоте. Оппоненты, мало что осознав из сказанного, все же ощутили красоту, силу и мощь риторики, как и собственную малограмотность. Троица пришла в движение, словно испытывая неловкость, заговорила, меж собой, о чем то в пол голоса, выяснила суть позднего времени и, наконец, опрокидывая, ненароком, посуду, выбралась, один за другим из за стола и гуськом, покачиваясь, направилась вслед за профессором.
***
Так, Максим Максимович, впервые остался наедине с Леонидом. Последний неспешно потягивал сигаретку, выпуская пред собой струйки дыма и, казалось бы, не уделяя Максиму Максимовичу не малейшего внимания, боковым зрением, как то очень по-женски, тайно, оценивал маячащий на периферии объект. Покончив с курением, он обернулся и, глядя в упор, сверкнул глазами, словно намереваясь сразить наповал и сделал, в лоб, старому служаке несколько не уместное заявление: "Простите, Вы очень похожи на очень не удовлетворенного гея!".
– Что, что!?
– возмущенно воскликнул от неожиданности, следящий, в свою очередь, за Леонидом, Максим Максимович, отпрянув, покачнулся на стуле, рискуя завалиться на спину, но вовремя сгруппировался, направив все свое туловище вперед, в позицию негодования и возмущения, взглянул хмуро и смело, но, тут же опустил глаза.
– Спокойно, молодой человек, - невозмутимо протянул лисий воротник, - вы забываете, где вы находитесь, куда и зачем пожаловали! Здесь, на подобные вопросы, цивилизованные люди отвечают либо: "Да, вы угадали, любезный", либо: "Нет, простите, как не жаль, вы заблуждаетесь".
– Кгм, - Максим Максимович облегченно вздохнул.
"Простите, нет, вы заблуждаетесь!" - готовилось легко сорваться с его губ, но, в последний момент, вдруг вырвалось глухое и неуверенное: "Допустим..."
– Я так и думал.
– улыбнулся Леонид, - Вы очень напомнили мне одного старого знакомого.
Они заказали выпивки. Или не заказывали.... Не важно, но, скорее всего, да.... Заказали и позабыли и пить, лишь только внимая друг другу? Возможно, хотя, вряд ли. Слишком уж романтично. Такое бывает только в кино. Впрочем, и это не важно.... Зал погружался во мрак, а они, только вдвоем, визави, разделенные одним лишь столом, размеренно, не громко, в пол тона, не взирая на звенящую музыку, словно в полной тишине, на уровне понимания в чтении слов по губам, вели незамысловатую беседу. Впрочем, говорил Леонид, говорил много, Максим Максимович только слушал, позабыв обо всем, в том числе и о шпионской роли, приведшей его в заведение, и его обволакивало какое-то сладкое и мягкое, местами липкое, словно сахарная вата, спокойствие и умиротворение. О чем говорил Леонид? Не имеет значения.... Впрочем, наверняка, его уже тянуло на откровения. Скорее всего, он повествовал о себе, наверняка, говорил во всех тонкостях, душещипательно и, как на исповеди, откровенно. О чем мог поведать он, учитывая все вышесказанное? Можно попытаться представить....
– Я, - возможно говорил он, - никогда не стеснялся своей ориентации. Собственно,
мне уже нечего было стесняться, когда однажды, вдруг, о ней узнала вся школа, да и я, пожалуй, до конца осознал все тогда же, вместе со всеми, но и особо не ерничал. Мне, - повторялся он, - всегда тяготили мужские дела. Мне просто нравились парни. Я не испытывал к девушкам выдающегося влечения, а в нотках моего голоса всегда улавливался женственный тон, звучащий сладкой приманкой, конечно же для мужчин. Я вилял задом, был излишне опрятен, хорошо одевался...– Да, я имел сношения с женщинами, - вспоминал он, вероятно, с брезгливыми нотами голоса и мимикрией лица, и, со стороны, могло показаться, будто он, в очередной раз, всего лишь выпил водки, - но, вскоре завязал с этой бессмысленной, глупой затеей. Не мое, это, - тряс он расправленной ладонью перед собой, наклонившись к собеседнику еще не сошедшей с лица гримасой отвратительного послевкусия, - понимаете, шептал, - нет, не мое... Но я, в отличии от многих, не стал паясничать, кривляться, скрывать, я, - сжимал он руку в кулак и тряс уже им, - я поклялся быть всегда самим собой, говорить правду в лицо и идти на пролом, вперед, ничего не боясь и не скромничая и, знаете ли, - понижал он тон и вновь склонялся к собеседнику, - снискал уважение даже среди закоренелых противников, наверное, как достойный соперник....
Он замолкал, и, возможно слеза, выбравшись гордо из глазницы, неспешно, выпятив сверкающую грудь, прогуливалась вниз по щеке...
***
Тем временем, ребята, покинув заведение, поднялись вверх по лестнице и, дабы не маячить у входа, прошли по улице пару десятков шагов, свернули в темный закуток, узкий и чрезмерно мрачный, закрытый от тусклого ночного света нависшими со всех сторон черными стенами. Василис достал пачку сигарет и предложил товарищам, охотно, на ощупь угостившимися из нее. Затем, пару раз низвергнув искры, воссоздал во мраке желтый огонек, прикурил, всем по очереди, обозначив в ночи три мерцающих красные точки. В головах вовсю гудел алкоголь и, как будто, где то вдали, еще играла приятная музыка. Ребята, необходимо заметить, неплохо посидели, хорошо выпили, расслабились, вышло так, и, по телу растеклась усталая лень и истома. Да, алкоголь, вопреки ожиданиям, не пробудил в этот раз затаенного чувства агрессии и жажды крови. Увы, ведь товарищи явились сюда только за тем. Сегодня они проходили обряд "крещения". Василис, как старший, привел "новобранцев", следуя воинственной традиции: скрепить дружественные узы, поколотив, избив, пустив кровь ненавистным врагам. Но, проникнув в лагерь противника, будучи приняты там за своих, пообтершись, немного и пообщавшись, ребята не воспылали к "негодяям" жаркими чувствами ненависти. Да, вымышленные враги казались чужими и вызывали агрессию только в отдалении, вблизи же, в познании представлялись, естественно, все теми же людьми, пусть, с незначительными отличиями. Так или иначе, парни утратили манящий накануне вражеский настрой.
– Что то, - первым, наигранно громко зевая, произнес худощавый, - лень такая, может, ну их на, пусть поживут еще?
– Да, да, - охотно согласился коренастый, - пусть. Лень сегодня "пи" их, чего-то. Давайте перенесем, а?
Парни глядели, во тьме, на Василиса, туда, где красный уголек, вспыхнувший желтым пламенем, чуть осветил лицо. Сигарета, несколько раз подряд, неспешно загоралась и гасла и черная тишина ожидания оглашалась лишь потрескиванием тлеющего табака и длительными выдохами.
– Нет!
– наконец, властно произнес лидер, - Как это лень? Мы что же, отдохнуть туда ходили? Потусили, значит, с "пи" и довольны? А чего не сняли себе по "пи"? Нех съезжать, пришли "пи", значит, будем "пи"! А ну, "пи" за мной! Я покажу как надо!
Признаться, Василис, еще минуту назад, первым намеревался сделать аккуратное предложение, предполагающее тихий отход восвояси, но, будучи бесспорным лидером, услышав, вдруг, таковое, поступившее наперед воли его собственного, не имел морального права поддаться выскочкам подчинённых. И, подогреваемый ощущением собственного авторитета, минуту назад вялый и флегматичный, он растоптал окурок и решительно направился назад к выходу, туда, где слабым светом мерцала, из подвала, лампа. Приближаясь, он волнительно, с приходящим облегчением, с восходящим задором, со смелой бравадой и с окрыляющей злостью приметил, как над землею неспешно восходит голова, и за нею, поднимается вверх по ступеням и замирает в раздумье у края дороги силуэт плотного, широкого, но, одинокого туловища.
– Эй, слышь, ты, "пи"!
– громко приветствовал Василис появившегося, прибавляя шаг и намереваясь, без лишних вопросов, возвысить свою отвагу и мощь в глазах товарищей, а за одно и просто развлечься, - Пойди ка сюда, на пару слов!
– добавил чуть сбившимся от волнительного предвкушения голосом, сквозь рокот волн адреналина, ударивших в голову и накрывших не выдающийся разум; сквозь оглушительные пульсации в груди, в легендарной области пристанища добра: в районе сердца, барабанившего военный марш хищнического захватчика; превозмогая судороги, сводящие солнечное сплетение, где, по слухам, ютилась душа....