Весеннее пробуждение
Шрифт:
В сердце кольнула тревога. Теперь в любые планы следовало добавлять одно условие: если муж вернется с войны.
В последнее время она просматривала напечатанные в газетах списки погибших с маниакальной увлеченностью ипохондрика, изучающего аннотации к лекарствам. С болью узнавая имена знакомых с детства молодых людей, она думала о том, были ли они женаты и как встретили семьи известие об их смерти.
Решительно выбросив из головы мрачные мысли, Пруденс прополоскала белье, отжала валиком. Одно утешало ее: Эндрю не на фронте. Муж в безопасности, насколько это возможно, когда идет война. Скатав белье в мокрые свертки, Пруденс положила их в корзину для стирки.
Она поднялась по лестнице, следя, куда ставит ногу. Живот вырос не сильно, хотя выглядел так, словно под блузкой прятался мяч для регби. Но чувство равновесия так и не пришло в норму, а для полного счастья ей не хватало только скатиться с лестницы.
В квартире Пруденс натянула веревку в маленькой гостиной и подкинула в печку угля. Она должна была принести к праздничному ужину сливовый пудинг, но, зная ее кулинарные способности, Мюриэль велела купить заготовку для пудинга в лавке и сварить дома. Девушка проверила, достаточно ли в кастрюле воды, и подошла к окну. Время от времени по дороге проезжал автомобиль – возможно, его пассажиры спешили на семейный праздничный ужин.
Пруденс беспокойно барабанила пальцами по холодному окну и никак не могла понять, отчего на душе так тревожно. Она подышала на стекло, наблюдая за туманным пятном, пока оно не начало испаряться от тепла в комнате. Хотя сначала она обрадовалась, что есть куда пойти на Рождество, сейчас Пруденс подумала, что охотнее осталась бы дома.
«Ты просто капризничаешь», – укорила она себя. Да, в ее положении это бывало. Пруденс посмотрела на живот.
– Гораций, перестань, – велела она мячику для регби. – Ты еще даже не родился, а уже заставляешь свою бедную мамочку волноваться. – Вздохнув, она с любовью погладила живот. – Прости, Гораций. Ты не виноват в том, что происходит.
Перед лавкой зеленщика на первом этаже остановилась шикарная машина, и Пруденс с новым интересом уставилась в окно. Неужели водитель не знает, что все магазины сегодня закрыты?
Из машины вышла молодая женщина, и Пруденс тихо вскрикнула от радости. Она не могла не узнать хрупкую фигурку Виктории. Пруденс уже собиралась отвернуться от окна, когда ее окатило волной холода, словно она попала под ледяной дождь. Что-то не так. Она сразу почувствовала это по тому, как Виктория подняла голову к ее окну. Пруденс сглотнула комок в горле и подняла в приветствии руку, прежде чем направиться к двери.
Что Виктория здесь делает? Последнее, что она слышала, – младшая сестра Бакстон собиралась провести праздники во французском госпитале. Может, она вернулась домой раньше? Тогда почему не встречает Рождество в Саммерсете, с семьей?
Ровена.
Внутри все оборвалось. Наверное, Ровена разбилась на одном из этих ужасных аэропланов, на которых она постоянно летает. И кто только допустил такое безрассудство? А самое главное – почему Пруденс была так жестока с ней? Что, если она больше никогда не сможет сказать Ровене, что любит ее, несмотря на свою обиду. Ведь она действительно любит Ровену, а как же иначе?
К двери Пруденс подошла, как раз когда Виктория поднималась на площадку. При виде ее бледного лица и взволнованных голубых глаз сердце сжал страх.
– Что-то с Ровеной? – шепотом спросила она и в ужасе прижала руку к горлу.
Виктория покачала головой:
– О, дорогая, соберись с силами.
Вцепившись в дверной косяк, Пруденс со страхом ждала, что скажет подруга.
– Эндрю… Он…
Пруденс закричала, перед глазами поплыли черные круги.
– Нет! –
воскликнула Виктория, подхватывая ее под локоть и осторожно провожая к креслу у камина. – Не паникуй, Пру, – уверенно сказала она. – Эндрю жив, чудом спасся. Он непременно поправится… со временем.Пруденс рухнула в кресло и прикрыла глаза, не отпуская руки Виктории. Эндрю жив. Это главное.
– Со временем? Что с ним? Где он? Как он вообще попал под обстрел? Такого не могло случиться на запасной конюшне. – Она в отчаянии смотрела на Викторию, моля только о том, чтобы все это оказалось ошибкой.
– Мне очень жаль. Он вызвался перегнать в прифронтовой лагерь стадо мулов. Должно быть, наткнулся на вражеский дозорный отряд.
С замиранием сердца Пруденс выговорила:
– В него стреляли?
– Да, несколько раз, – кивнула Виктория.
Пруденс всхлипнула:
– Насколько все плохо?
– Плохо, – не стала ходить вокруг да около Виктория. – Одно ранение в бок, но пуля прошла навылет, слава богу. Зато другая рана едва не убила его. – (Изо всех сил сжимая руку Виктории, Пруденс ждала.) – Соберись с силами. – (Пруденс послушно сделала глубокий вдох.) – Эндрю потерял ногу.
Чувствуя страшное головокружение, Пруденс зажмурилась, едва сдерживая готовый вырваться крик. Она не знала, сможет ли остановиться, если закричит. Все, ради чего они приложили столько стараний, потеряно. Как Эндрю сможет работать ветеринаром с одной ногой? Или учить Горация играть в футбол? Работу в доках он теперь точно потеряет, думала она, хотя и понимала, что там и без того вряд ли станут держать место до возвращения Эндрю с войны.
Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Ее вина. Все это ее вина. Она попыталась вмешаться, и вот что вышло. Попробовала управлять судьбой. Таким способом Бог решил наказать ее, а бедный Эндрю страдает.
– Где он сейчас?
– В госпитале, где я работала до отъезда во Францию. Мне пришлось воспользоваться связями, чтобы отправить Эндрю туда. Это госпиталь для офицеров, и я думаю, там о нем позаботятся лучше.
Пруденс, с колотящимся сердцем, вскинула голову:
– Он здесь? В Лондоне?
– Да, – кивнула Виктория, – я приехала за тобой. Ему необходимо с тобой увидеться. Он в плохом состоянии.
– О нет! – вскочила Пруденс. – Но ведь он поправится?
– Доктора считают, что да, но…
– Но – что?
Пруденс в ужасе замерла на месте. Что еще могло случиться?
Виктория замялась.
– Его ждет долгое восстановление. Как физическое, так и душевное.
Пруденс понимающе кивнула. Все образуется. Если она сможет находиться рядом с Эндрю, все будет хорошо. Он жив и, в отличие от многих солдат с легкими ранениями, его уже не пошлют обратно на фронт.
– Можно мне с ним повидаться?
– Да, поедем. Я не отпускала шофера.
Пруденс начала торопливо собираться, но ребенок внутри вдруг зашевелился – видимо, ему передалось беспокойство матери, – и ей пришлось остановиться.
– Ты в порядке? – с тревогой спросила Виктория.
Пруденс закусила губу и кивнула:
– Да, наверное.
Она застегнула пальто и плотно обмотала шею шарфом. Перед самым выходом из квартиры вспомнила о пудинге, вернулась на кухню и сняла кастрюлю с плиты. Надо будет передать Мюриэль и Кейти, что она не придет, чтобы не волновались. Разум еще проворачивал какие-то бытовые детали, но в сердце уже бушевало горе. Пруденс взяла сумочку, тщательно заперла дверь, хотя на самом деле ей хотелось в отчаянии колотить кулаками по стене, как бьющийся в истерике ребенок.