Весенний марафон

Да черт побери, расстроился Василий, лезет же в голову всякая дрянь! Чтобы успокоиться, он погладил буханку – еще живая! Надо будет вечером из этой буханки сухарей насушить – если, конечно, останется. Он терпеть не мог черствый хлеб и каждый день покупал свежий, а сухари отлично уходили с супом. Еще с пивком хорошо погрызть, под пивко идут куда лучше покупных. Кстати и рыбешка вяленая осталась с лета – красота! Детально расписывая планы на завтра, вернее, уже на сегодня, Василий добрался до дома, ощущая, как приятно греет бок драгоценная буханка.

Но, выйдя во дворе из машины и попрощавшись с напарником, который подбросил его до дома, Василий насторожился – в окнах его квартиры горел свет. В шесть утра их дом на рабочей окраине просыпался почти весь, но сейчас дом еще досыпал, досматривал последние, самые сладкие сны. Подслеповато подмигивали только два-три окошка, за которыми неохотно просыпались люди, вытаскивая себя из теплых постелей и готовясь к трудному рабочему дню. А три окна его квартиры сияли иллюминацией. Поднявшись наверх в обшарпанном лифте, сверху донизу зарисованном идиотскими надписями (Василий сильно подозревал, что это дело рук Димки и его дружков, только хрен их в лифте поймаешь с поличным!), Василий зашарил по карманам в поисках ключей. В квартире оглушительно орала музыка.

«Димка, паразит! Ведь обещал же!» – разозлился Василий и, плюнув на задевавшиеся куда-то ключи, нажал кнопку звонка. Конечно же, его никто не услышал. Зато из квартиры рядом высунулась соседка Раиса. Она была бабой горластой и за словом в карман не лезла, поэтому Василий тоскливо вздохнул, представляя, какой концерт ему предстоит. Но Раиса была на удивление сдержанна и почему-то зеленоватого оттенка. Из-под линялого махрового халата, который Раиса целомудренным жестом придерживала на необъятной груди, выглядывала неожиданно кокетливая, вся в розовых кружевах, ночнушка.

– Василий, – начала она тихим голосом, впрочем, не предвещавшим ничего хорошего. – Моему с утра на работу. Скажи спасибо, что он после вчерашнего спит как бревно. А то бы было смертоубийство. Ты же знаешь, какой он пьяный! Чисто кабан!

– Д-Димка что начудил? – спросил он, заранее прикидывая возможные варианты ответа. В прошлый раз сынок с приятелями засунули Раисе в замочную скважину жвачку.

– А то ты не слышишь?! – привычно повысила голос Раиса, но, оглянувшись в глубь квартиры, опасливо сбавила обороты. – Музыка у них орет с вечера! Гогочут, топают, орут как придурки. Бутылки еще из окна кидают.

– А ты бы з-зашла, сказала… – неуверенно предложил Василий.

– А я и з-зашла. Сказала, – передразнила его соседка. – Сказать, что они мне ответили? Мне такого родной муж не говорит, даже когда пьяный. – Тут она отчего-то порозовела. – Боится по роже сковородкой получить.

– Т-тогда не надо, – отказался Василий, хотя ему было немного любопытно – чего же такого боится сказать горлопан и матершинник Раисин муж, который и сам не прочь в воспитательных целях заехать жене по физиономии, Василий даже пару раз разнимал их, когда Раиса прибегала к нему отсидеться, а супруг жаждал продолжения банкета. Но счел за лучшее не спрашивать. Меньше знаешь – крепче спишь. Хотя спать ему, похоже, удастся лечь не скоро.

– Я уж хотела милицию вызвать, да тебя пожалела, – порадовала соседка.

– Сп-пасибо, – поблагодарил Василий, хотя оба прекрасно понимали, что никакая милиция на такой вызов не приедет, пока никого не убили. А если, не дай Бог, приедет, то проснувшийся не вовремя Раисин муж может ввязаться в скандал, а у него с милицией и без того натянутые отношения. Вот Раиса и маялась всю ночь из-за этих оболтусов. А ей, между прочим, тоже на работу, мужик-то у нее посменно на керамическом заводе, что напротив, через дорогу, а она с шести утра каждый день – в столовой поваром. Не спала всю ночь, оттого и бледная такая, до зелени, – ведь не молоденькая уже.

Подумав об этом, Василий повторил уже с чувством:

– Сп-пасибо, Рая. Сейчас я этим обормотам покажу!

И Василий решительно распахнул дверь.

В уши ему ударила оглушительная музыка, а в нос – тошнотворный запах дешевого пива, рыбных консервов и еще черт знает какой дряни. Василий даже отшатнулся – со свежего-то воздуха. Но на пороге маячила любопытная Раиса, не собиравшаяся возвращаться в нагретую супругом постель, да и не бежать же из собственного дома. Собравшись с духом, он шагнул вперед, бережно пристроил буханку на столик в прихожей, прикрыл ее своим шарфом, хотя надежда позавтракать теплым хлебом с чаем и колбаской стала совсем призрачной – и заглянул в комнату.

Картина, которая предстала перед Васиным взором, была весьма живописна – в духе баталиста Верещагина (но с его творчеством Вася знаком не был, поэтому аналогий проводить не мог): на диване, в кресле и на ковре в замысловатых позах спали незнакомые молодые люди, судя по некоторым признакам, разнополые. Хотя с уверенностью сказать было трудно. Когда один из них, тщедушный и нестриженый, с разноцветными черно-желтыми прядями, свисавшими на лицо, поднял голову, с трудом сфокусировал взгляд на Василии и невнятно произнес:

– А вот и папик пришел! Проходи… Мы тут… – и упал обратно лицом в большую хрустящую упаковку из-под чипсов – Василий так и не смог определить: мальчик это или, прости господи, девочка. Голос сиплый, волосы грязные, брюки с карманами, как у слесаря, безразмерная майка сомнительной чистоты, на ногах… Кровь прихлынула к голове и застучала в висках – на ногах у этого немытого существа были его, Василия, тапочки! Новые тапочки! Он купил их себе в подарок на Новый год, они были теплые и удобные, он долго и придирчиво выбирал их в магазине, и тапочки не подвели – быстро надевались, легко снимались, уютно грели.

– Твою мать! – закипая гневом, сказал Василий. Когда он злился, он, как ни странно, отчего-то почти переставал заикаться. – Твою мать!

Он ругался только в самых крайних случаях, и соседка Раиса это отлично знала, поэтому она заинтересованно подсунулась поближе, предвкушая отличный спектакль. Василий выключил орущую магнитолу и оглянулся в поисках дорогого сыночка. На глаза ему попались пустые бутылки из-под водки и пива – возле одной темнела на ковре подозрительная лужа (надо выводить немедленно, пока не въелось, – заволновался Василий), надорванные упаковки от всевозможной несъедобной дряни вроде сушеных кальмаров и вонючих сухариков, а также лежащие и храпящие тела, но сына среди них не было.

– Где Димка? – приподнял он за шиворот одно из тел.

– Иди на… – посоветовало тело, не открывая глаз, и снова погрузилось в сон.

– На кухне тоже нет, – возбужденным шепотом сообщила Раиса, переступая озябшими ногами в драных тапках с одним помпоном на двоих. – В той комнате посмотри, Вась!

Василий рванулся во вторую комнату. Там он обнаружил свою кровать, пребывавшую в самом бессовестном виде – раскуроченную, со сползшей на пол будто изжеванной простыней. На кровати сном праведника, сложив ладошки под щеку, спал его сын, а рядом – еще один субъект, на сей раз упитанный и коротко стриженный. «Неужто не девка?! – обмер Василий. – Сейчас, говорят, это у них в моде…» Но прогнал омерзительную мысль и заорал во весь голос, пнув ногой любимую кровать: