Вёшенское восстание

Скрепя сердце начальство санкционировало отправку казаков 2-го Верхне-Донского полка на Калачевский фронт, где их предполагалось влить в 28-й конный полк «для перевоспитания». Но, как заметил П. Н. Кудинов, «28-й полк считался боевой и исполнительной частью на фронте, но отнюдь не был исправительным батальоном». [20]

28-й полк (до августа 1918 г. — 1-й Верхне-Донской) был одним из лучших полков белой Донской армии. Сформирован он был, в отличие от других частей, из казаков всех станиц Верхне-Донского округа.

20

Кудинов П.Указ. соч. С. 7.

Разумеется, все проблемы и все положительные и отрицательные с военной точки зрения черты, присущие формированиям Донской армии, находили свое отражение и в этом полку. Как и все, он был заражен «пограничной болезнью» и 23 августа под хутором Шумилиным отказался переходить границу Донской области. 2-я сотня, подстрекаемая урядником Маноцковым, даже пыталась разойтись по домам. Но офицеры полка, подобранные по всей области «отчетливые» контрреволюционеры, среди которых были сподвижники известного всему Дону есаула Чернецова, смогли принудить полк к повиновению. Десять казаков Казанской станицы расстреляли тогда в Вёшенской.

Удачные бои под Старой Меловой, под Павловском подняли пошатнувшийся боевой дух. После боя под Таловой генерал Гусельщиков, командир известного на всем фронте 23-го Гундоровского Георгиевского полка, «дал 28-му полку имя «Непобедимый», ибо первая сотня его по печальной ошибке вступила в бой с георгиевцами и, после целого дня ожесточенного боя, принудила их отступить, взяв два пулемета. Единственное поражение гундоровцев своими же». [21]

Между тем, работая в архивах с материалами по белоказачьим полкам, просматривая списки и наградные документы, я испытывал странное чувство, когда мне попадались «свои», верхнедонские полки. С детства слово «белые» ассоциировалось у меня с каппелевскими офицерскими шеренгами из фильма «Чапаев». Черные мундиры, белые ремни, вычищенные до блеска, бритые офицеры с сигарами. А здесь — вот они! — все свои. Знакомые с детства фамилии. Вот Каргинский полк: Каргины, Лиховидовы, Вислогузовы, Фадеевы; вот — Еланский: Голицины, Глазуновы, Родины, Летневы, Мельниковы; вот — Мигулинский: Буханцовы, Коноваловы, Сетраковы, Дамановы; а вот и Вёшенский: Антиповы, Дударевы, Турилины, Калинины, Борщевы. Вся станица! Встретил я и «дядю Василия», и «дядю Костю», героев бабушкиных рассказов. Заработали они «Георгии» в октябре 1918 г. Стремясь узнать, что же это были за люди, я переписывал длиннейшие списки и читал их старожилам. И часто, к моему удивлению, лица дедов озарялись: «Ефим Семенович? Помню, был такой… Бабка, ты помнишь Ефима Семеновича?» И бабка улыбается… Об «активных контрреволюционерах» вспоминали как о людях добрых, сильных, честных…

21

Донская волна. 1919. 3 (16) марта.

Служили, воевали, зарабатывали кресты и медали. И носили, глаз не прятали. «Мы их честно заслужили. Кровью…», — казалось, говорили чубатые ясноглазые парни со «служивских» фотографий.

Но вернемся к нашей истории. Вдохновленные победами и подстегиваемые жаждой наживы казаки рвались в бой. 23 ноября 1918 г. 28-й полк брал станцию Лиски, где устроил повальный грабеж. Добыча была так велика, что за ее подсчетом и дележом забыли об обороне. 29 ноября 8-я армия красных нажала, и продовольственный полк им. Карла Маркса взял станцию Лиски обратно, да так, что среди трофеев у красных числилась канцелярия 28-го конного полка.

Между тем разложение Белой армии усиливалось. Большую роль сыграла революция в Германии, уход германских войск и отсюда — ухудшение материального снабжения белых. Бежавшие из плена красноармейцы рассказывали, что «казачьи полки и, вообще, монархические банды ходят совершенно голые и босые, что же касается жалования, то таковое не получают уже три месяца». Ожесточенные бои изматывали Донскую армию. Сами белые признавали: «В беспрерывных боях последних двух месяцев… выбыло из строя 40 % казаков и 80 % офицеров».

В 28-м полку осталось 20–25 % казаков прежнего состава, потери восполнялись пополнениями. Но, как писали белые, «пополнения приходили уже не те».

Попавшие в 28-й полк казаки-верхне-донцы рассказали о событиях в Вёшенской. Результаты быстро сказались. Полк, люди в котором были и тепло одеты и хорошо обуты, находившиеся на фронте, где дела шли весьма успешно, вдруг без всякой видимой причины замитинговал. Стал отказываться исполнять боевые задачи, начал брататься с красными…

Все волнения казаков-фронтовиков севера Донской области не достигли бы своего логического финала, если бы не наступление Красной армии, начавшееся 4 января 1919 г. Три дня кровопролитных боев с переменным успехом послужили переломным моментом в настроении верхнедонских казаков.

6 января, когда белые пытались организовать наступление на Абрамовку, на просьбы командующего отрядом генерала Гусельщикова поддержать операцию казаки Мигулинского полка ответили криками: «Долой войну! Долой золотые погоны!» 7 января Гусельщиков приехал в расположение Казанского полка и потребовал исполнять приказ о наступлении. Казаки Гусельщикова обругали, адъютанта его огрели прикладом, демонстративно снялись с позиции и ушли в г. Калач. Единственное, что смог сделать Гусельщиков, это приказать командиру полка и офицерам идти вместе с казаками и по дороге разубедить их. «Казаки открыли фронт на Богучарском направлении на Рождество старого стиля», — писал прославленный советский военачальник, будущий маршал А. И. Егоров. [22]

22

Егоров А. И.Разгром Деникина. 1919. М., 1931. С. 68.

По дороге к Казанскому полку присоединился Мигулинский полк, который тоже бросил позиции и двинулся домой, насильно забрав с собой офицеров. Проходя через Калач, казаки устроили митинг, к которому примкнули пешие сотни бывшего в городе на пополнении 28-го полка, т. е. те самые «штрафники», которые полтора месяца назад «будировали» в окружной станице Вёшенской. Вместе с казаками в Калач пришли два красноармейца-агитатора, одетые в казачью форму, и приняли живейшее участие в митинге.

Накричавшись до хрипоты, казанцы и мигулинцы пошли в свои станицы, а пешие казаки 28-го полка вместе с казанцами добрались до хутора Шумилина, где на этапе захватили свой полковой денежный ящик (300 000 рублей) и 12 пулеметов, предназначавшихся для 3-й «молодой» дивизии.

В Шумилинском, пограничном хуторе Донской области, перед казаками встал вопрос: «Теперь куда?» Народ в полку был со всего округа. Кто кричал «По домам!», кто — «Идем на Вешки, разгоним власть. Спросим с них, куда наших дели». Кое-кто под шумок действительно ушел по домам, но «штрафники», задававшие тон, вскричали:

— Стой, братцы, стой! Так нас опять поодиночке передушат. Идем на Вешки всем полком. Мы — 28-й Непобедимый… Выберем командира и — в Вешки…

— Кого в командиры-то?

— Яшку, што ль, Фомина? Яков Ефимыч, ты где? Просим…

— Фомина!.. Фомина!..

Несколько пленных красноармейцев, поставленных недавно в ряды 28-го полка, предложили: «Давайте тогда и комиссара изберем. Пусть политикой заворачивает…» Казаки в нерешительности переглянулись, но, не решаясь конфликтовать в самом начале так удачно складывающегося дела, решили: «Давай и комиссара!.. Кто тут пограмотней? Мельников? Иван Егорыч, давай в комиссары! Руководствуйте сообща». — «Теперь еще полковой комитет изберем и сотенных…», — предложил кто-то. «По дороге изберем. Хватит брехать попусту… Фомин, веди на Вешки!»

Яков Ефимович Фомин (1885–1922), казак хутора Рубежного Еланской станицы, был признанным лидером в полку. Если мы возьмем какое-либо абстрактное движение или коллектив, то увидим, что во главе его часто становится не самый сильный, не самый умный и даже не самый хитрый. Лидером становится тот, чьи качества наибольшим образом соответствуют устоям, традициям, устремлениям общественной группы, осуществляющей движение, и чья «программа» — концепция устремлений данной общественной группы в данный период времени. «Двоякого рода психологический процесс способствует признанию лидера: проекция на него своей собственной сущности и отожествление себя с ним. Лидера надо заметить и увидеть в нем самого себя». [23]

23

Гулыга А. В.Искусство в век науки. М., 1978. С. 57.