Вешний цвет
Шрифт:
Этот по виду сдержанный человек умел шутить… Он любил природу в час заката солнца, когда воздух становился зримым и когда мы не только дышим. Воздух можно видеть, рассматривать, как деревья, камни, горы. В этой удивительной плотности все различаешь с необыкновенной ясностью. И звонко, четко звучат голоса птиц.
Он обратил внимание Ксены на рельефно выступавшие зеленые пики сосен. Как в Хакассии!
В Хакассии… Что она знала? Далекая, неведомая область. Главный город, кажется, Абакан. Надо обязательно заглянуть в энциклопедию. Стыдно так мало знать вне того, что относится к твоей работе. И вообще… эти люди старшего поколения…
Кстати,
И дни побежали быстрее. Высыпал белый и розовый снежок, такой ароматный, не тающий на солнце: вешнее цветение. Но на ветвях — ни единого крупного листика. Охрой окрасились плакучие ивы. Каштаны, недавно щеголявшие коричневыми клейкими почками, похожими на желуди, вдруг за одну таинственную ночь выбросили нежные желто-зеленые листочки.
От «Площадки роз» идет в горы дорога, усаженная пирамидальными тополями, дикой вишней, черешней. Наверху шумит сосновый бор.
Сергей Фомич показал на тополи.
Ксена присмотрелась. Действительно, их как бы протянули через тугое кольцо, словно салфетку, и прижатые к стволу пышные ветви остались в таком положении.
Вот канделябровая ель: с ее ветвей свешиваются игольчатые подвески. А вот пирамидальный дуб! Ксена никогда не видела пирамидального дуба.
По парку бродят экскурсии. Девушки говорят заученный текст, но непринужденно, словно импровизируют. Искусство!
Сергей Фомич предложил послушать. Они прошли с двумя группами: экскурсоводы подходили к одним и тем же объектам и говорили одно и то же, слово в слово. Ксене стало обидно за девушек… А может быть, за искусство? Знает ли Ксена возраст деревьев? Да, что-то помнится, хотя неясно.
Ель и тополь живут до 700 лет. Сосна и липа более тысячи. А дуб и кипарис — до трех тысяч лет!.. Подумать только… Жить три тысячи лет! И не быть инвалидом! Что бы мог создать за такую жизнь человек!..
Поднялись к «Красным камням», причудливо разбросанным в верхней части парка. На одном камне Ксена прочла: «Дармограй». Что это? Фамилия? Пестрели надписи-памятки: «Мелана и Геннадий — в знак дружбы».
Сергей Фомич легко взобрался на высокий камень, а Ксене пришлось карабкаться, он подал ей руку.
Открылась часть Кисловодска — макет с маленькими домами и игрушечными деревьями.
Просто, словно Машеньку, Сергей Фомич, не говоря ни слова, снял Ксену со скалы и перенес на руках к площадке. Это получилось так неожиданно, что Ксена не успела ни запротестовать, ни обидеться.
В стороне находился санаторий, они пошли туда. За оградой высилась статуя длинноногой девушки, держащей в левой руке шар. Ксена долго не могла отвести глаз от девушки.
Да, сюда многие приходят любоваться скульптурой. Нет ничего красивее человеческого тела!
Дорога не утомительна, Ксена не заметила, как они дошли до Храма воздуха.
Претенциозное название!
А ей нравилось! Но как хорошо! Она впервые в своей жизни взобралась на такую высоту. Чувство необыкновенной легкости охватило ее, она приподнялась на носки, вытянула руки.
Ощущение высоты всегда остро. Не сказывается ли в человеке его прадавнее прошлое? — Сергей Фомич улыбнулся.
Как хорошо, должно быть, чувствуют себя птицы в стремительном полете высоко над землей! И наши летчики, летающие на реактивных истребителях!
Он
обратил внимание Ксены на белое здание Красного солнышка, на Малое и Большое седло. Но она продолжала смотреть куда-то вдаль, возбужденная, стремительная в движениях, не похожая на всегдашнюю.Не жалуется ли она на сердце? На одышку?
О, она давно но чувствовала себя такой сильной, здоровой!
Высота навеяла на Сергея Фомича грусть.
«Когда-то у той вон калитки Мне было шестнадцать лет…»Шестнадцать?
И ей было шестнадцать… Летит время… Она уже совсем взрослая. Даже больше… Двадцать три! Какой ужас… А она еще ничего по-настоящему не чувствовала. Тревожило только ощущение чего-то светлого, загадочного, грядущего.
«Юность! Юность! Где твое начало, Где я твой перешагнул порог?»Юность перешагнула порог, но в ее жизни осталось то же давнее предчувствие света. И ожидание чего-то большого, красивого.
«Мое сердце поседело прежде, Чем стала седою моя голова…»Так сказано в «Тысяче и одной ночи».
Она не читала. Начала — и бросила.
Что же она любит?
Многое. Она предпочитает нашу литературу переводной.
О, в этом отношении он с ней сходится! Но у него есть свои претензии к писателям. Как инженер он требует прежде всего точности. Точности в описании чувств, поступков, производственной или научной деятельности. Он не прощает ошибок, не приемлет условностей. И автор не должен пытаться заставить читателя поверить в то, во что сам не верит.
Общо!
Конечно, общо. Нужны ли примеры? Вот первый попавшийся. Он недавно смотрел «Свадьбу с приданым». Благодатный повод для злорадства эстетов! Видите ли, как можно любить, если ты не выполняешь норм… Как можно выйти замуж за человека, который в своем колхозе берет нереальные обязательства…
Но это проявление новых чувств в новом человеке! Завтрашний день отношений.
Нет, он так не думает. Новый человек — не автомат. Нельзя упрощать жизнь нового человека. Но он взял первый попавшийся пример. А сколько неточностей психологических и производственно-технических в романах? Конечно, это область трудная для художественного изображения, и наши писатели не имеют образцов у классиков. Прорубается тропа в скале искусства: изображение труда как духовной потребности человека. Как главного содержания его жизни. Как счастья! Очень сложно найти для этого краски, звуки. Ведь художник — не переводчик с языка логики на язык образов, а творец, мыслитель, и для него логические, технические понятия заключены в самих образах.
Ксена задумалась. Мысль показалась интересной, но в нее предстояло еще войти. И она сказала, что ей не все понятно.
Когда умный человек говорит, что он ничего не понял, это звучит умнее, нежели когда глупый говорит, что он понял все!
О, с ним надо держать ухо востро!
Машенька так не говорила!
Он полагает — это только его убеждение, он не смеет навязывать, — что нельзя теперь быть поэтом или романистом и писать для современников и для будущих поколений без знания науки и техники.