Весьма опасная игра
Шрифт:
И вследствие того, что рыбам некуда спешить, и они очень дотошны, то когда пройдет некоторое время, вряд ли найдется убедительный повод голове оставаться там, где она была всегда. Пройдут еще годы, и умиротворяющее мягкое илистое покрывало озерного ложа накроет все и все вберет в себя.
Я поднял голову. Скала, с которой мы стреляли, была немного впереди и чуть в стороне. Крест, который я увидел сначала, скорее всего был нарисован на конце крыла. Я сориентировался, как самолет был расположен относительно берега, затем опять взглянул вниз.
Мы
Я помахал Хомеру – мол, греби обратно, и он переместил лодку к кабине. Задний люк был открыт и обрывки лестницы свисали как водоросли. Пока нас снова сносило течение, опять мелькнула белозубая кривая ухмылка, но обращенная уже не ко мне, а только к небу, где не было рыб.
Я снова выпрямился и вытер лицо рукой.
Было мокро и холодно.
– Я должен был узнать, – пробормотал я, – я должен был узнать...
Затем я вспомнил о Хомере, который терпеливо и внимательно смотрел на меня. Пришлось махнуть рукой и взяться за весло.
– Взгляните.
Я греб взад-вперед, пока он не выпрямился, и затем направил лодку к берегу.
Хомер задумчиво, словно осваиваясь с увиденным, заметил:
– Я полагаю, сэр, что это немецкий самолет, и вероятно он лежит здесь больше семнадцати лет.
– Вынужденная посадка на лед, – кивнул я. – Когда озеро было замерзшим, он проскользил его по льду и врезался в скалу. А потом, когда лед растаял, пошел ко дну.
Хомер вежливо вопросительно приподнял бровь.
– Вы можете это заключить, сэр, из того, что видели?
– Это "мессершмит 410". Человек в нем – сержант-пилот Клебер. Он поднялся с взлетной полосы Люфтваффе в Ивайло 26 марта 1944 года, и я предполагаю, что с тех пор мы первые люди, которые его встретили.
Хомер внимательно смотрел на меня. Его вежливая мина была непроницаема. Если он и полагал, что в голове у меня завелся короед, то не в его обычаях было заявлять об этом.
Я направил резиновое суденышко к пляжу.
– Я встречался с человеком, у которого сохранился старый журнал прилетов и вылетов самолетов Люфтваффе из аэропорта Ивайло. Кто-то же должен был его прибрать, когда вышибли немцев. Помню, что видел запись об этом полете: тип самолета, опознавательные индексы, имя пилота. В графе прибытия отмечено: "Пропал без вести".
Мы вылезли на берег. Хомер спросил:
– Как получилось, что вы запомнили именно этот рейс?
– Я искал того пилота. Предполагал, что человек, которым я интересуюсь, примерно в это время мог стать здесь пассажиром. Этот вылет был единственным в те дни, с пассажиром инкогнито.
– Я не увидел никаких признаков второго человека...
– Они там были. Задний люк открыт и лестница опущена. Ни один пилот не полетит на самолете с открытым люком и болтающейся лестницей. И сам пилот... Он мог погибнуть при такой посадке, если бы только разбил самолет
о скалу вдрызг. Вы заметили, у него нет части челюсти?Хомер кивнул.
– Такой эффект может получиться, если пассажир с заднего сиденья приставит пистолет к затылку и нажмет курок. И это очень похоже на пассажира, который меня интересует.
Хомер задумчиво заметил:
– Очень неспортивный выстрел.
Пришла моя очередь на него уставиться. И, вероятно, я делал это не так деликатно, как он. Но он на меня не смотрел. Он стоял и смотрел вдаль, вероятно стараясь себе представить, что произошло 18 лет назад.
– Да, – медленно кивнул я, – действительно неспортивный выстрел.
Хомер вернулся к жизни из своей дали, улыбнулся и сказал:
– Вы думали, что ваш знакомый... пассажир... мертв?
– Да, думал так семнадцать лет. А надо было выяснить точнее.
– Он может быть все еще жив?
– Надеюсь.
– Он был вашим товарищем во время войны, сэр?
– Нет. Скорее, если быть точнее, мне всегда хотелось собственноручно его убить.
Хомер только тихонечко кивнул, как бы для себя, и больше к этой теме не возвращался.
Я открутил клапан резиновой лодки, выпустил воздух и свернул ее.
– Ну, ладно, я закругляюсь. Вернусь дней через десять-двенадцать с таким же грузом. Все правильно?
– Это будет очень любезно с вашей стороны, сэр. Я выпишу чек.
Он полез за чековой книжкой.
– Не затрудняйтесь; в следующий раз.
Но все кончилось вторым стодолларовым дорожным чеком. Я поблагодарил и спрятал чек в карман.
– Кому-то что-то передать?
– Не думаю, что стоит это делать, сэр. И спасибо за прекрасно проведенное время. Для меня это было большим удовольствием!
– Для меня тоже.
Я повернулся, чтобы идти, но вновь обратился к нему:
– Кто-нибудь знает, что вы здесь?
– Обычно меня находят. – Он чуть застенчиво улыбнулся.
– Хорошо, предположим кто-то явится и будет вас искать; найдут меня. Что я должен говорить?
– Почему вы спрашиваете, сэр?
Я сам точно не знал. Вероятно, потому, что я не представлял возможности для человека, обладающего немалым куском мира, исчезнуть из него надолго. И потому еще, что его манера поведения, казалось, была вызвана желанием как можно дольше оставаться в никому не ведомом укрытии, предполагала, что кто-то будет его разыскивать. Я неопределенно покачал головой.
– Если честно – не знаю, но все-таки, что мне говорить?
– Я предпочел оставить всех в неведении. Если только на случай действительно крайних обстоятельств... Здесь я полагаюсь на ваше мнение.
– Да-а, – протянул я, скорее сомневаясь, чем соглашаясь.
Такое положение вещей было бомбой в кармане, хотя в подобных обстоятельствах у меня не оставалось большого выбора.
Я кивнул, махнул рукой, прощаясь, и пошел к "Бобру". Когда я захлопнул дверь кабины, возникло странное чувство возвращения в привычный мир. Но я еще не сознавал, что с ним уже расстался.