Весна (Дорога уходит в даль - 3)

Присутствует на выпуске одна только Мопся, и она очень взволнована. Ведь это ее выпуск, который она вела целых семь лет!

Мопся очень парадная: в новом синем платье, кружевное жабо заколото у ворота нарядной брошкой. На Мопсины глаза поминутно навертываются слезы. Я вдруг понимаю, как горько одиночество такой Мопси...

Церемония вручения нам аттестатов самая будничная. Ну вот как, например, нам всем, бывало, прививали в институте оспу, что ли...

Мы в последний раз строимся парами. Мопся в последний раз ведет нас в актовый зал.

Там, недалеко от входной двери, поставлен столик. На нем - стопка новеньких аттестатов. Около этого столика стоит наш директор - Федор Дмитриевич Миртов. Он у нас новый - всего с осени - и еще более чужой нам, чем прежний, ныне покойный директор Тупицын.

Федор Дмитриевич Миртов какой-то тускло-неуловимый.

Глаза его на тебя не смотрят. Говорит он скучно. За весь учебный год никто не видел, чтобы он улыбнулся или хотя бы разозлился.

"Амеба!" - прозвал его кто-то из девочек, и это очень метко.

Но вот мы вошли в зал. Нас остановили в нескольких шагах от столика с аттестатами. Не громко, тягуче-серо (так, наверное, говорила бы амеба, если бы ей была дана способность говорить!)

директор вызывает по списку:

– Фейгель Мария.

Подошедшей к столику Мане Фейгель директор сообщает, словно читает по написанному:

– По постановлению Педагогического совета, воспитанница Фейгель Мария за благонравие и отличные успехи в науках награждается золотой медалью.

Среди выпускниц оживление. Маню мы все не просто любим, но уважительно любим, признаем ее превосходство над всеми нами.

Но директор уже сунул Мане аттестат и руку для пожатия:

– Поздравляю вас.

– Благодарю вас, - отвечает Маня, делает реверанс и отходит.

Становится уже скучно. Все одно и то же: выход каждой выпускницы к столику, вручение ей аттестата, рукопожатие директора, "поздравляю вас", "благодарю вас", реверанс и возвращение на место.

Жду своей очереди уже без всякого трепета - ведь все будет такое же, ничего нового...

А вот, оказывается, и нет! Когда директор вызывает меня и я подхожу к столику с аттестатом, меня все-таки ожидает новая подробность: рука директора оказывается холодной и слегка влажной - как большая сырая котлета!

Но вот аттестаты вручены. Директор слегка поднимает руку.

Сейчас он скажет речь.

– Поздравляю вас с окончанием курса наук. Будьте счастливы. Помните, что Россия - отечество наше - стоит на трех вечных основах: это православие, самодержавие и народность. Веруйте в бога, будьте хорошими семьянинками, избегайте зла. Да будет с вами мир и божия благодать...

Церемония кончена. Директор уходит, не взглянув в нашу сторону.

Мы в последний раз обходим классы, коридоры. Особенно сердечно прощаемся с Пингвином.

Тепло прощаемся с Мопсей. Она, бедняга, геройски борется со своим волнением. На лице ее пятна коричневого румянца; она поминутно подносит к губам нарядный кружевной платочек. Обнимает и целует каждую из нас - не только своих, из бывшего первого отделения, но и всех нас, из второго. Отбросив чопорное "вы", она говорит нам матерински:

– Ну, ну, Христос с тобой! Хорошая, хорошая девочка!..

Дай тебе, боже...

Вот и все. Весь выпускной праздник.

Нет, праздник, оказывается, впереди!

Внизу, в вестибюле, толпа народу. Мамы, тети, родные, младшие братья и сестры. Все они полны гордости за нас - ведь мы победили все трудности и выдержали все испытания!

Тут и Барина бабушка Варвара Дмитриевна Забелина.

И "тетечка" Мели Норейко, по обыкновению разряженная пестро, как попугай. Рядом с нею - Манина мама, Бэлла Михайловна, скромно одетая, приветливая, сияющая радостью за обеих своих дочек: Маню и Катеньку Кандаурову. Как васильки во ржи, цветут добротой наивные глаза "Фиктории Ифан", Люсиной мамы. Ей нелегко "выводить дочку в люди" - она, труженица, горбом и мозолями заработала сегодняшний светлый день!

Еще спускаясь по лестнице, я вижу в толпе родных мою маму.

Давно ли, кажется, привела она сюда меня, десятилетнюю, экзаменоваться в первый класс? Я тогда поднималась вверх по этой лестнице и, оглядываясь на маму, оставшуюся среди других мам, видела, как в ее дрожащих от волнения руках трепыхаются ленточки моей детской шляпы... Сегодня рядом с мамой стоит Сенечка с громадным букетом поздней персидской сирени. Папы, конечно, нет - в этот час он в госпитале, - но вместо папы пришел дедушка, мой милый, несносный скандалист дедушка. Он разглаживает на обе стороны бороду и строго смотрит на всех окружающих: всем своим видом дедушка напоминает о том, что человек должен быть человеком, а не свиньей! Завидев меня издали, Сенечка машет мне букетом в знак приветствия.

И, наверное, дедушка делает ему строгое замечание:

– Букет у тебя не для того, чтобы ковырять им в чужих носах!

Толпа выпускниц с их родными выливается на улицу.

У подъезда института стоит вереница экипажей, колясок, пролеток, извозчичьих дрожек.

Снова объятия и поцелуи - это уже выпускницы прощаются друг с другом, обещают писать письма, обмениваются адресами, зовут друг друга в гости. Приглашений - тьма! Даже при желании невозможно поспеть всюду.

Хорошенькая Леля Семилейская садится со своей мамой в пароконную коляску. Очень элегантная и милая Маня Ярошинская - дочь владельца того шикарного ателье мод, где шили для мадам Бурдес бальный туалет, испакощенный потом кошками, - уезжает в красивой пролетке с английской упряжью.

– Звощик!
– визгливо зовет Мелина "тетечка" и важно громоздится с Мелей на узкое сиденье извозчичьих дрожек.

Обе - и тетя и племянница - пухленькие, кругленькие, как сладкие пончики с вареньем. На сытеньких личиках, словно сахарная пудра, сияет горделивое самодовольство: "Мы из выжших! Пусть нищие плетутся пешком, на то они и нищие. А мы можем себе позволить..."

У меня в голове толкаются неясные мысли: "А про Соню и ее маму папа сказал бы, что это "нужно помнить"? Вот про этот жестокий стыд за стоптанную обувь, за перелицованное платье?..

И про гордость Мели, тщеславящейся попугайным нарядом "тетечки", шикарным рестораном "папульки", возможностью не ходить пешком, а ездить хотя бы в измызганной извозчичьей пролетке?.. Да, да, это тоже надо запомнить! На всю жизнь!

Первый наш "визит" - на Шопеновскую улицу, к Гороховым. Со времени экзамена по алгебре сюда ходила только Маня - на свои ежедневные занятия с Досей Гороховой.

В подъезде, где живут Гороховы, Маня останавливает нас.

– Вот что!
– заявляет она очень решительно.
– Ни одного слова о том... Понимаете? Можете рассказывать, как кто сдал географию, как кто чуть не срезался по физике. Но ни геометрии, ни алгебры у вас не было. Понимаете? Не было!
– еще раз подчеркивает Маня.