Весна сорок пятого

Павел кивнул.

– Пойдешь с нами.

Павел не стал спрашивать: куда? Не положено. Только поднялся, готовый идти куда прикажут.

– Сиди, - сказал командир.
– Чуть попозже, как стемнеет.
– Он отвел взгляд от Павла и стал пристально смотреть на бегающие по сырым головешкам огоньки. Головешки "стреляли" маленькими клубами пара, иногда внезапно оседали, выбрасывая сноп ярких оранжевых искр. И полз над ними густой дым, переливался сизо-сиреневым, алым, синим.

Если закрыть глаза, шум костра напоминает шум отдаленного боя.

Командир сидел молча, глядел на костер и думал, и думы его, видать, были не легкими, потому что угрюмая складка четко обозначилась между бровей и глубокие скорбные морщины легли у губ.

Сколько лет командиру? Рассказывали, он, раненным, попал в плен. Сидел в концентрационном лагере. Сколотил там группу отчаянных парней, которым было все нипочем. Организовал побег, но его поймали. И отправили в другой лагерь, который обслуживал военный завод. В цехах под землей точили артснаряды и авиабомбы. Завод и лагерь были окружены колючей проволокой. Всюду стояли пулеметные вышки, охрана ходила с овчарками. Только фашисты могли вырастить такую злобную породу. Они все время скалились и готовы были вцепиться в любого, лишь отпусти поводок. Кормили плохо. Заключенные умирали от истощения.

Командир и там задумал побег. Он готовился в глубокой тайне. Товарищи, которые помогали смельчакам, рисковали жизнью.

Покойников выносили и закапывали сами заключенные, немцы только наблюдали. Этим и решили воспользоваться. Пятерых умерших товарищей, после осмотра вечно пьяного лагерного врача, который подписывал акт о смерти, спрятали под нарами, сняв с них полосатые куртки с номерами на груди. Эти куртки надели командир и его товарищи. После обеда "похоронная команда" положила их на телегу, и старая кляча повезла за ворота. Беглецы лежали лицами вверх, чтобы охрана у ворот могла видеть номера на куртках. На лица набросили небрежно кусок брезента.

Главное - проскочить ворота. Потом в бараке обнаружат еще пять покойников, на которых надели куртки бежавших.

Охрана сверила номера на куртках с номерами в акте о смерти. Шевельнись кто-нибудь в телеге, чихни, вздохни и - конец! Но никто не шевельнулся, не вздохнул.

Охранник махнул рукой. Старая кляча выкатила телегу за ворота." "Похоронная команда" брела рядом, опираясь на лопаты, как на палки, а следом шел автоматчик с собакой.

Телегу подкатили ко рву. Брали мнимых покойников за руки и за ноги и, качнув несколько раз, как делали это обычно, бросали в ров на слой мертвецов, брошенных сюда вчера и позавчера.

Автоматчик стоял поодаль, собака сидела у его ног, оба равнодушно смотрели, как бросают полосатые трупы.

Потом заключенные из "похоронной команды" засыпали "мертвых" землей, стараясь меньше сыпать на головы, сложили лопаты на телегу и побрели назад.

До наступления темноты пятеро беглецов лежали, не смея согнать с лиц ползающих мух. А когда стало темно и в лагерной зоне зажглись прожектора, беглецы по одному выползли из рва и ушли в ночь.

Историю этого побега знал весь отряд. Двое избежавших с командиром тоже здесь, а двое погибли. Один нарвался на патруль, вступил в рукопашную схватку, и его застрелили в упор. А второй, француз Поль, умер почти что на руках Павла. Веселый француз, которому фашисты отбили легкие.

Сколько же лет командиру? Может, и не так уж много, просто пережитое, а не время нарезало на его лице морщины.

– Такое дело, Павел, - неожиданно произнес командир.

– Тут ребята провод нашли. Можешь послушать?

Павел удивленно поднял брови.

– Мы подключимся, трубка есть. А ты послушай повнимательней. Мало ли!…

– Конечно, товарищ командир!…

В горах не как на равнине, темнеет быстрее, ночь не с неба опускается, а выползает из ущелий. На вершине еще день, а здесь, внизу, уже ночь склеила заснеженные деревья в одну дремучую черно-белую массу.

– Пошли, - сказал командир.

Павел поднялся и двинулся вслед за командиром во тьму, приметив, как вперед соскользнули две тени - разведчики.

Шли довольно долго. Глаза никак не привыкали к темноте, фигура командира не виделась, а, скорее, угадывалась впереди. Ноги вязли в глубоком снегу, Павел то и дело спотыкался о невидимые камни и чувствовал от этого досаду, потому что старался идти тихо, а под ногами скрипело и хлюпало.

– Тут, - произнес кто-то рядом, и Павел чуть не наткнулся на командира.

– Подключай, - сказал командир.

Впереди завозились, чиркнули спичкой, вспыхнул слабый огонек. Сверкнуло лезвие ножа. Спичка погасла. Тьма стала еще гуще.

– Давай, Павел!

Павел подошел, командир сунул ему в руку холодную мокрую трубку. Он прижал ее к уху. В трубке что-то слабо потрескивало и шуршало. Как ни вслушивался Павел, ничего больше не слышал.

– Ну!
– нетерпеливо произнес командир.

Павел отрицательно помотал головой. Он не знал, можно ли отвечать, не услышат ли его те, что держат трубки на концах этого провода! Командир понял его.

– Чтоб тебя слышали, надо нажать рычаг на трубке.

– Ясно. Ничего, товарищ командир.

– Слушай. Заговорят. Не для того провод по горам тянули.

Павел кивнул, не отрывая ухо от трубки. Откуда и куда этот провод?

Он представил себе связиста, идущего вверх. За спиной его крутится катушка, отматывается двужильный провод. Откуда? Куда? В трубке что-то щелкнуло. Павел насторожился.

– Але, але! Гора! Я - Камень, я - Камень… Гора!
– произнес в трубке низкий, простуженный голос так внятно, что Павел отшатнулся.
– Гора! Я - Камень. Как слышите?

– Да слышу-слышу!
– откликнулся ленивый дискант.
– Это ты, Ганс?

– А кто ж еще! Свинья Мольман дрыхнет, и метель ему нипочем!

– А у вас метель?
– спросил дискант.

– А у вас нет?

– Махнемся? Я тебе - нашу, ты мне - вашу.

– Францихен, ты все такой же… - Тут простуженный голос произнес слово, которого Павел не понял.

Ленивый хмыкнул.

– Ты чего звонишь?

– Проверка линии.

В трубке снова щелкнуло, и осталось только шуршание и потрескивание.

Павел пересказал услышанный разговор командиру.

– Да-а… Не густо. А все же слушать надо. Франек, останешься с Павлом. В случае любой тревоги - уходите. Можете подремать по очереди, но трубку слушать. Если начнут разговор - трубку отдаешь Павлу. Все ясно?

Один из разведчиков шевельнулся, но ничего не ответил. Так это Франек! Как же он его сразу не узнал? По калошам? Франек уснул у костра, и сапоги на нем истлели, и шерстяные носки, и проснулся он только тогда, когда начало жечь пятки. Теперь Франек ходит в калошах, привязанных к ногам парадными шнурами с офицерского мундира.