Весна

Я проводила врачиху с медсестрой до входной двери. Послушала, как зашумел лифт. Уехали, уверенные в том, что дали успокоительное одной нервной даме… Потом тихо вернулась в комнату.

— Уходи, — сказал Даня.

Он стоял спиной ко мне — но даже когда я передвигалась неслышно, он чувствовал мое присутствие.

— Я хочу проститься с ним.

— У меня очень мало времени. Я должен сделать то, что я обещал Юре. И я не хочу, чтобы ты видела это. Уходи. Иди домой.

И я послушалась.

Я бездумно шла по улице. Неважно, куда — вперед, а там посмотрим.

Прохожие попадались редко — мало кто в такую метель в одиннадцать часов вечера рискует высовывать нос из дома. Отец… Юрка… Две смерти на сегодня — это слишком… слишком для одного Новичка!

Кажется, я выкрикнула это вслух — по крайней мере, одинокий прохожий словно споткнулся и посмотрел на меня. Я поймала его взгляд — молодой парень, лет двадцать пять, ничем не примечательное лицо, светлые глаза… не бойся, ты не запомнишь меня.

Впереди был парк. Не знаю, зачем я пошла туда — увязая по колено в снегу на нерасчищенной аллее, навстречу ветру и снегу.

Энтузиазма моего хватило до первой скамейки — я даже не стала сбрасывать с нее снег, плюхнулась и уткнулась лицом в колени. Плохо… Плохо-плохо-плохо-плохо…

— Проблемы, Новичок?

Я вздрогнула и подняла голову. Двое. Мужчина-Настоящий и девушка-Новичок… Нет. Не Новичок. Я осознала это внезапно, поняв, что срок пребывания этой девушки на земле подходит к концу, она не проживет и полугода… Уходящая. Кормушка. Живая ходячая закуска.

Ненависть — страшная вещь. Мне было все равно, кто он, этот Настоящий, имеет ли какое-нибудь отношение к Юрке или вовсе оказался здесь случайно… Откуда-то вдруг взялись силы, я поднялась со скамейки…

Видимо все это отразилось на моем лице. Глаза Настоящего расширились — и я вдруг отчетливо поняла, что он испугался. Испугался, несмотря на то, что я — Новичок, а он — Настоящий и может меня три раза заткнуть за пояс.

Мужчина попятился, утягивая за собой за руку девушку и стараясь, чтобы она была между мной и им и стал лепетать дрожащим голосом:

— Ты что, психованная? Что я тебе сделал?

— Я вас НЕНАВИЖУ, — сказала я и шагнула вперед.

Не знаю, что подумал Настоящий, но нервы у него сдали окончательно, он отпустил руку девчонки и бросился наутек, причем таким образом, к какому ни один Настоящий в городе обычно не прибегает — то есть на крыльях. Я проводила его разочарованным взглядом, от души пожелав на прощание, чтобы ветер приложил его об какое-нибудь дерево.

Девушка стояла, испуганно озираясь. Потом повернулась и медленно побрела к выходу из парка.

— Погоди, — крикнула я ей вслед, — Да стой ты!

Она вздрогнула, втянула голову в плечи и остановилась.

— Подойди сюда.

Девчонка подошла. Я взяла ее рукой за подбородок, чтобы заглянуть в глаза… М-да. Клиника. Отметился везде, где сумел. С-сволочь.

— Знаешь, что, — сказала я ей, отпуская руку, — когда он в следующий раз придет к тебе — дай ему по морде.

Она закивала.

— Иди. Уходи!

Ушла.

А я снова грохнулась на скамейку — этот эпизод отнял последние силы… Славно было бы так замерзнуть тут… было бы, если бы я не знала, что за этим последует и какой подарочек получат окружающие. Впрочем, что мне до них — они меня тоже не очень-то жалуют.

— У Вас проблемы?

Ешкин кот! Да что ж это за проходной двор такой! Я ведь, когда злая, и ударить могу.

Я подняла голову и обомлела — это был тот самый парень — которого я встретила по дороге и которому, как думала, впечатала в мозги картинку пустого проспекта.

— Вы шли и плакали, я подумал… может, Вам нужно помочь? Пошел следом.

Он виновато развел руками.

Боже мой… Я вдруг поняла, что… да, да… нужно помочь… очень-очень нужно. Осознала, что замерзла, очень устала и… И хлопнулась в обморок.

Я осознавала, что меня куда-то ведут (или несут?), ноги едва слушались, открывать глаза не хотелось, я бормотала что-то неразборчивое и падала, падала в сладкое мягкое забытье все глубже, глубже… Пусть делают со мной все, что хотят, пусть… плева-а-ать…

Проснулась я словно от толчка, открыла глаза и чуть не застонала: солнце. Яркий свет лился прямо в незашторенное окно (как же можно так!), и лучи почти доползли до меня.

Конечно, мы — не Настоящие, которых солнечный свет убивает, но с некоторых пор у меня от яркого света начинали болеть глаза. Говорят, это первый признак недалекого Исхода…

Я резко села (при этом движении с меня свалился серо-синий клетчатый плед) и вот тут-то поняла, что нахожусь не дома и вообще не в каком-либо знакомом месте, а, извините за выражение, черте где.

Где?

В комнате тихо тикали часы, их оказалось возможным увидеть, повернув голову, — старые ходики с потрескавшимся циферблатом и облезлыми когда-то позолоченными стрелками. Кроме «моего» диванчика, на котором я, судя по всему, проспала эту ночь, в комнате был письменный стол, на котором стоял компьютер, пара стульев и книжные стеллажи. Много стеллажей. И книг много…

Так, спала я в одежде. Ладно хоть не в верхней… Пойти умыться, что ли?

Я открыла дверь и вышла из комнаты. Ну, планировка стандартная, ошибиться невозможно. Вот и ванная…

Из зеркала на меня смотрела помятая физиономия с изрядными кругами под глазами. Мда. Ну и видок у Вас, Алена Батьковна. Ночка еще та была, верно?

Да уж. Еще та… и эта. И будущая — тоже.

Вереница ночей, одна другой черней, выстроилась в зрачках моего отражения. И каждая была похожа на предыдущую, хотя не напоминала ее ни в одной мелочи.

А вдруг нам наврали физики и на самом деле никакого отражения света нет, а есть зеркало-окно в другой мир, а там — наши двойники? Интересно. Она — та, что в Зазеркалье, знает о той, которая я? Догадывается? Кто она — тоже Новичок или нет? Увы, через зеркало не поймешь — определить это можно только в реальности…

Но у Настоящих нет отражения. Означает ли это, что они потеряли связь со своим зеркальным двойником или то, что их двойника больше не существует? А может, Настоящие — это и есть двойники из Зазеркалья? Что, если момент становления Настоящим — это момент, когда я-отсюда умру, и меня заменит Алена-из-за-зеркала?