Вестероские приключения
Шрифт:
– Не в свое тело, да. Я могла бы это сделать.
– Ты бы была все это время рядом с Джоном и со мной, так?
– Получается так, но это снова была бы не я…
– Но ты могла это сделать? И не сделала??
– Что ты хочешь сказать? Я ведь и представить не могла, что пройдет семь лет! Я об этом даже не думала!
– А о чем ты думала? – Прищурившись, спросил он.
– О том, что я хочу быть собой. Той кем я должна быть в своем теле. Хочу быть самой собой.
– То есть думала только о себе… А знаешь почему? Потому что ты не хотела возвращаться сюда … и когда вновь встретила Мартелла, то с радостью
– Нет!
– Ты сопротивлялась и он принудил тебя быть с ним!?
– Нет, но он любит меня, всегда любил, но … почему ты все извращаешь!
– Потому что ты бросила своего мужа и своего сына, ради шанса быть самой собой, и жить ради себя. Это не удивительно. Ты ведь не хотела ни этого брака, ни этого ребенка. Я принудил тебя, и теперь сожалею. Видимо должен был отпустить.
– О … не надо … прошу … – Какой же он тупой.
– Я сожалею, что оплакивал тебя столько лет. Что навсегда закрыл свое сердце от других женщин. Что винил себя в том, что произошло. Хотя ты могла исправить все, просто правильно попросив того человека, вернуть тебя назад ко мне. Ты не хотела возвращаться в Королевскую Гавань … пока видимо твое праздное существование тебе не наскучило, а любопытство не взяло верх … и вот … ты здесь … Или например твой жених что-то затеял против меня, и ты помогаешь ему… такое я так же допускаю.
– Прекрати … это не так! Я просто хотела повидать мальчика… и тебя. Не более того.
Он усмехнулся.
– Знаю, что тебе больно, и ты никогда меня не простишь. – Я не знала как объяснить ему: – Я здесь вовсе не за тем, чтобы рушить ваши с Джоном жизни.
– Ты его не достойна, ты понимаешь это? – произнес он своим железным голосом.
– Я бы никогда не обидела его.
– А что бы ты сделала, заставила бы его, тебя полюбить? А потом бросила бы, утолив свое любопытство и вернувшись к своему дорнийскому любовнику?
– Я бы не бросила его …
– Ты уже бросила его, когда не попросила этого Джорджа вернуть тебя в тело любой женщины при дворе, почему ты этого не зделала?
– Потому что я испугалась …- Я вложила в эту фразу все свои переживания, все свои мысли. Страх перед материнством. И еще один, куда более глубокий и такой болезненный – страх быть отвергнутой. Это чувство, что я не достойна любви, которое преследовало меня всю мою жизнь. Кому я нужна, если даже моя собственная мать отказалась от меня. Он же такой … он … должен понять.
– Чего испугалась? Быть его матерью? А сейчас появляться в его жизни ты не побоялась?
– Зачем ему такая мать как я? – Я говорю сто стеной: – Я могу быть его другом, но какая из меня мать?
– Ты сама отвечаешь на свой вопрос – никакая, и тебе здесь не место!
– Ты вновь меня не услышал …
– Я услышал достаточно. И узнал все что хотел.
Он встал со стула и направился к двери.
– Вот именно, что ты узнал и услышал, только то, что захотел! Ты в принципе не способен слышать … Мне жаль, что спустя столько лет, ты не стал мудрее, какой был эгоистичный засранец, таким и остался!
Рейгар обернулся и посмотрел мне в глаза: – Ты когда-нибудь любила меня? Хотя бы одно мгновение твоей лживой жизни?
– Да ты только о себе и думаешь! Ты хоть пытаешься понять, о чем я тебе говорю!? – Я думала, что еще немного и швырну в него, чем ни будь: – Очевидно, что я не интересна тебе!
И уж тем более тебя не волнуют мотивы моих поступков, моих мыслей! Я сама по себе совершенно не важна! Такая, какая я есть на самом деле! Но тебе не нужно больше меня терпеть, ведь я больше не она! Не она! – у меня на глаза выступили слезы.– Да, ты не она. – Повторил Король.
Дверь захлопнулась. И я услышала как закрывается тяжелый засов.
====== Часть 2. Кровь и слезы ======
Девушка спала, когда он вошел в камеру.
Он подошел к ней, ее лицо было испачкано в пыли и саже. Она рисовала этой смесью на стенах. Он взял со стола чашу полную теплой воды и белое полотенце, а затем встал на колени у её кровати.
Она была такой незнакомой, и такой близкой одновременно. И так прекрасна когда спала. Он какое-то время смотрел на нее как завороженный. А затем намочил край полотенца в воде и принялся стирать грязь с ее заплаканного лица.
Он столько времени держал ее здесь, что она, должно быть, потеряла счет дням.
Она открыла глаза и села на кровати. Он понимал, что она злится на него, хоть и молчит. Он попытался еще раз провести тканью по ее лицу, но Хлоя выхватила полотенце и швырнула его в угол.
– Я не нуждаюсь в твоей жалости! Ты сам сделал меня такой, очернил, заставил чувствовать себя никчемной и грязной! Вот и смотри на плод своих стараний! Смотри!
И он смотрел. Смотрел на ее лицо, с неровными дорожками слезинок на впавших щеках. А затем взял ее руку в ладонь и принялся перебирать испачканные пальцы.
– Не гоже королю находиться здесь! Среди падших людей! Уходи! – Она выдернула свою руку и отошла в угол.
Он посмотрел на нее в полный рост – грязная, растрепанная, тощая, одетая в робу, но не сломленная, даже наоборот, ее взгляд будто пылал.
Она стояла перед ним, цепляясь за холодную шершавую стену и говорила так, словно она королева, а он всего лишь провинившийся слуга.
– Убирайся прочь! – Девушка указала я на дверь.
Рейгар поднялся на ноги, не отрывая от пленницы взгляд. А затем внезапно подошел к ней, и сгреб девушку в объятья. Она вырывалась и дергалась изо всех сил. Но он не говоря ни слова буквально вдавил ее в стену, и, дождавшись когда она перестанет сопротивляться, прильнул губами к ее рту.
Он чувствовал, как она вся дрожит под грубой тканью своей одежды, его язык раздвинул ее губы, проникая все глубже, он буквально глотал ее стоны не давая возможности вдохнуть. Она становилось все более податливой в его руках.
Он стал действовать более мягко, меняя напор на нежность, но внезапно она укусила его. От неожиданности Рейгар вскрикнул, почувствовав металлический привкус крови во рту.
Хлоя высвободила руку и, воспользовавшись его замешательством, залепила ему увесистую пощечину.
– Я сказала тебе убираться!
Но он вновь буквально пригвоздил ее к стене. И принялся целовать с силой и напором, кусая ее губы в ответ. Сжимая ее беда и плечи до синяков. Она стонала и хныкала, а он с яростью разрывал ее одежду, обнажая непривычно загоревшую грудь и темные соски.
Её тело было таким незнакомым и чужим, более гибким, более горячим, но от этого не менее желанным. Она по прежнему без оглядки, ожесточенно сражаясь, все же отдавалась его почти безжалостным ласкам принимая его вызов и бросая вызов ему.