Вестник, или Жизнь Даниила Андеева: биографическая повесть в двенадцати частях
Шрифт:
7. Железная мистерия
Поздравляя в начале декабря жену с близившимся Новым годом, поскольку следующее письмо предназначалось теще, он предсказывал: "…Радость моя, я абсолютно уверен в том, что в наступающем году мы увидимся, — а ты знаешь, я ведь не такой уж безоглядный оптимист. Может случиться так, что ты навестишь меня здесь…" [519]
Алла Александровна, в праве переписки не ограниченная, на каждое письмо мужа отвечала несколькими. В ноябре прислала свои фотографии, ставшие для него событием. После восьмилетней разлуки, в тюремной камере они оживали под взглядом. В лагере разрешалось фотографироваться, правда, без лагерных примет, в вольной одежде. Что ж, и лагерницы хотели на снимках выглядеть нарядней. В тюрьме фотографироваться запрещалось, и он в ответ набросал словесный автопортрет, "дабы ты, — пояснял он жене, — через несколько месяцев при виде столь экстравагантной фигуры не издала легкого крика. Правда, ты увидишь ее в несколько смягченном, так сказать, виде; но все же… Итак, вообрази в стареньком лыжном, когда-то синем костюме длинную фигуру, худоба которой скрадывается множеством наверченных под костюмом шкур.
519
Письмо А. А. Андреевой 2 декабря 1955.
520
Здесь: под бедуина (фр.)
521
Там же.
К концу зимы он выслал ей второй автопортрет: "Мою знаменитую шубу еще в прошлом году переделали: укоротили, сделали хлястик и получилось нечто вроде полупальто. Очень легко и симпатично. А из отрезанной полы сделана шапка, вернее, шлем необычайного, мною самим изобретенного фасона, с мысиком на переносицу и с плотно прихватывающими уши прямоугольными выступами. Ничего более теплого и удобного я на голову никогда не надевал. К сожалению, однако, я в ней почему-то делаюсь похож на "великого инквизитора". А один человек прозвал меня "нибелунг — вегетарианец"" [522] .
522
Письмо А. А. Андреевой 28 января — 22 февраля 1956.
Зимой на него опять навалилась депрессия. "Состояние "бездарности", кот<орое>я вообще переношу с трудом, если только не нахожусь среди природы, сейчас окрашивает для меня почти все, — сетовал он в письме жене. — …Бесенок депрессии зудит, что, дескать, упадок не закономерен, т. к. наступил слишком скоро, что это — конец искусству, да и жизни вообще — и т. п.: хорошо знакомая тебе песня. Но ни о каком конце вроде Климентовского (герой "Странников ночи", покончивший с собой. — Б. Р.) я не помышляю. Это — не помыслы, а только иногда поднимающееся непроизвольное чувство. Да и вообще, состояния, даже желания, стали двойственны и противоречивы. Восемь с 1/2 лет одних и тех же впечатлений вызывают все чаще мозговую тошноту. Но беда в том, что ее вызывает и многое другое, Даже, в каком-то смысле, моя излюбленная Индия. Фотография Тадж — Махала в газете привела меня в состояние, напоминающее чувства Адриана (другой герой "Странников ночи" — Б. Р.), когда он из трамвайного вагона поспешил, чуть не попав под грузовик, к разгуливавшему по тротуару парню. Фиолетовые круги, и все зазвенело каким-то тонким комариным гудом. К сожалению, чувства этого рода становятся повседневным явлением" [523] .
523
Письмо А. А. Андреевой 2 декабря 1955.
Имена героев "Странников ночи" давно стали для них шифром, непонятным для цензорских глаз. Себя Андреев в письмах называл
Олегом — так звали одного из братьев Горбовых, поэта, в роковом романе.
В конце года в Дубровлаг перевели однокамерника Андреева — Николая Садовника. "Нельзя не уважать глубоко человека героического склада, абсолютной честности и к тому же обладающего удивительно нежной душой, обнаружения которой тем более трогательны, что обычно на виду — мужественная, грубоватая сила, кажущаяся совсем примитивной, — восхищенно писал о нем Андреев. — А за плечами — настоящие подвиги, в высшем смысле этого слова. Если на склоне лет такой человек дойдет до границы праведности, в этом не будет ничего удивительного" [524] . С собой Садовник вез тетрадь стихов Даниила Андреева, тщательно, почти печатными, мелкими буковками им переписанных. Тетрадь в клетку вместила семь глав "Русских богов" — "Сквозь природу", "Босиком", "Миры просветления", "Гибель Грозного", "Рух", "Святые камни" и "На синем клиросе" (окончательное название — "Голубая свеча"). В начале январе Садовник смог передать ее по назначению — жене поэта. Она отозвалась сразу: "Ни одного слова, кроме радости. Кажется, больше всего нравится "На перевозе", потом "Шаданакар", потом "Нэртис", потом "Ливень", но это — просто так, без причин" [525] .
524
Письмо А. А. Андреевой 2 марта 1956.
525
Письмо Д. Л. Андрееву 14 февраля 1956.
В наступившем году Даниил Андреев занимался трактатом и завершением "Железной мистерии". 2 мая сообщил об ее окончании жене: "Сегодня кончил курс занятий, начатый еще в 50 г. Не станцевали буги — вуги или джигу только из-за сердца". К письму приложил вступление:
… И, не зная ни успокоенья, ни постоянства, Странной лексики обращающаяся праща Разбросает добросозвучья и диссонансы, Непреклонною диалектикой скрежеща. Не отринь же меня за бред и косноязычье…Оно написано "размером, никогда никем не употреблявшимся, читать надо медленно, плавно и широко, — пояснял он. — Размер этот — гипер—пеон" [526] .
Начинавшаяся вместе с "Розой Мира" мистерия изображала решающие события русской метаистории XX века, объясненные в трактате. Возрождение мистерии — сугубо сакрального жанра — одна из задач его "поэтической реформы". Мистерия, считал он, непременно расцветет в будущем и станет частью культа "Розы Мира". Уроки вагнеровской мистериальной драматургии, символических драм Ибсена, театральных поэм Блока восприняты им как подступы к новому мистериальному жанру Помнил он и мистерию Коваленского — "Неопалимая Купина". И, конечно, "Мистерию — буфф" Маяковского.
526
Письмо А. А. Андрееевой 29 апреля — 3 мая 1956.
Рукопись "Железной мистерии"
Метаисторическое действо, развернутое в двенадцати актах "Железной мистерии", стало не столько переосмыслением прошлого и настоящего, сколько пророчеством о событиях конца века. Исторические персонажи, чья энергия питается силами тьмы, в мистерии предстают гротескно — символическими образами, олицетворяя тайную правду событий. И жертвенные герои сил света — праведники, проповедники, а с ними символический автогерой — поэт — вестник, изображают ту же высшую правду.
Необычность "Железной мистерии", мифологически преображающей историю, ее многоголосье требовали непростой работы воображения и душевного соучастия. Первыми читателями ее стали громко восторгавшийся Зея Рахим и жена. Она не скрывала и критики. Сомневающийся автор встречал замечания с вниманием, но стоял на своем: "…Не понимаю, за что ты могла ворчать под конец на "Мистерию". Именно в конце… непостижимо. Это же зенит.<…>Я не считаю, что "Мист<ерия>" кончена, вижу кучу недостатков, потребуется порядочное время на их устранение, но эти дефекты — не там" [527] .
527
Письмо А. А. Андреевой 2 декабря 1956.
8. Узлы прошлого
Состояние, о котором Андреев писал жене в начале декабря, к новому году ухудшилось. "За весь месяц я смог выйти на прогулку 2 раза и оба раза жалел, что вышел. Ббльшую часть времени лежу, и не ради профилактики, а по необходимости. Три — четыре часа в день сидения за столом — это потолок моих возможностей. Нитроглицерин приходится глотать почти ежедневно, сейчас прохожу опять курс вливания глюкозы, но результатов пока не заметно. Голова, конечно, ясная, читать и заниматься могу, но 1/4 часа походил по камере — и опять те боли, с которых год назад начался знаменитый приступ. Вот тут-то и спасают грелки на грудь и на спину и нитроглицерин. Теперь суди сама, смог ли бы я в таком виде ехать или, вернее, доехать до какой-то там Новосибирской области. Весьма сомнительно, что дотащился б хоть до Москвы.<…>Все-таки лучше переждать еще 2–3 месяца и потом докуда-нибудь доехать, чем сорваться с места сейчас и не доехать нидокуда. Поэтому в затяжке решения прокуратуры есть, как ни странно, и своя хорошая сторона. Кроме того, самый факт затяжки является скорее хорошим, чем дурным признаком, так как отрицательные решения обычно выносятся быстро. Вообще, на этот счет я настроен оптимистичнее тебя и опираюсь при этом на мнение людей, имеющих возможность разбираться в этих вещах гораздо лучше меня. Подсосенский не кажется мне пустой мечтой, а 101 км — тем более. Лично передо мной маячит еще и другой вариант: инвалидный дом где-нибудь поблизости, хотя бы на тот период, пока ты прочно обоснуешься на новом месте, и я смогу дотащить дотуда свою бренную оболочку" [528] .
528
Письмо А. А. Андреевой 3 января 1956.
Новый 1956 год он встречал в камере вместе с Зея Рахимом. "Я улегся, когда полагается, в расчете на то, что если я постоянно не сплю по полночи, то в новогоднюю ночь тем более не пропущу 12 ч. Боролся — боролся со сном и — задремал. А когда друг, услышав 12–часовые звуки, произнес поздравление, я, ничего не соображая, пробормотал почему-то "Спокойной ночи!", только тогда понял, в чем дело, развеселился и потом не мог уснуть и в самом деле, думая о тебе и о всяких наших с тобой делах" [529] , — элегично описывал он жене новогоднюю ночь, думая и о надеждах, сулимых ходом вещей — логикой метаистории.
529
Там же.
А в январе пришло решение по его заявлению. Выписка из протокола 81 гласила: "Центральной комиссией статья УК 19–58–8 переквалифицирована на 7–58–8, наказание по статьям 17–58–8, 58–10 ч. 2, 58–11 оставлено прежнее — на срок 25 лет тюремного заключения". "Это меня не очень взволновало, — утешал он жену, — хотя, конечно, можно было ожидать всего, чего угодно, кроме этого. Оно находится в плачевном противоречии с: 1) фактами, 2) здравым смыслом, 3) духом сегодняшнего дня — как я этот дух понимаю. Очевидно, под этими недолговечными "духами" лежат некие гораздо более устойчивые и живучие принципы. Очень тревожно за стариков, особенно за маму, как она это перенесет. Сама понимаешь, как напряженно жду известия от тебя — каково решение на твой счет, а также о других. Все же надеюсь, что к тебе проявят иное отношение.<…>У меня есть подозрение, что призрак Якиманки до сих пор оказывает свое влияние на наши судьбы" [530] , — предположил он.
530
Письмо А. А. Андреевой 28 января — 22 февраля 1956.