Вестник в старом мире
Шрифт:
— Хоть бумажную фабрику открывай, — Вадим остановился закурить, но замер.
По новой шоссейной дороге на главную площадь поселка выезжали груженые повозки с людьми. Они останавливались рядом с возводимой горкой и лавками. С боков от дороги стояли украшенные к Новому году деревянные дома. Весь кирпич пока уходил на здания новых цехов. Первым делом укрепили здание по производству капсюлей для оружия и "маленькой" лаборатории рядом с цехом мыловарения. Часть мощностей кирпичного завода пустили на обжиг извести для металлургии и стабилизации различных взрывоопасных веществ.
— Что вы сказали? —
— Щелочи хватает?
— Да, Вадим Борисович.
— Ладно, подумаю, что делать с бумагой.
Из остановившихся повозок вылезли крепкие на вид люди. В телогрейках, теплых шапках и с инструментами. Возглавлял аттракцион невиданной щедрости Захарченко, улыбающийся во все зубы. Он подошел, широко раскрыв руки.
— А я с подарками! Ты же говорил, что людей не хватает?
— В чём подвох? — Вадим не купился на раскрасневшееся от мороза лицо капитана.
— Никакого подвоха, — Захарченко перекрестился, — вот те крест. А это глава артели, Гаврила.
Вадиму низко поклонился мужчина с впалыми щеками и большими синяками под глазами. Не успел он открыть рот, как в за цехом мыловарения прогремел взрыв.
Глава 13
На снег падали крупные обломки кирпича и горящей бумаги. Вадим первым пришел в себя и схватил мастера за грудки.
— Где партия?
— Так отгрузили уже, — мастер вертел головой и хлопал глазами, стараясь проморгаться.
— Я не про мыло, — в голосе Вадима появился рык.
— Так, в реке, как вы и приказали.
— Тогда, что мать твою взорвалось? Дурак. — Вадим поднял над землей мастера и швырнул в сугроб. Вадим закричал, привлекая внимание:
— Внимание, берем ведра и тушить! — он побежал за цех мыловарения, там отдельно стояло маленькое здание на берегу реки, вернее, раньше стояло. Вадим подбежал к дымящемуся остову из четырех стен и обвалившейся крыши. Из-под завала шел черный едкий дым с сладковатым запахом химикатов. Навстречу Вадиму вышел рабочий, у него обгорела правая часть тела, волосы тлеющими комьями свисали с покрытой волдырями головы. Лопнувшими губами он прокричал:
— Вашеблогороь, там еще был… — он упал.
Захарченко подбежал к раненому и поднял его со снега.
— Не подходите. Этому врача, — Вадим зашел в дым, под треск горящих перекрытий. Люди засуетились, пока Вадим не вышел испачканный в копоти. На его рабочей одежде тлели дыры и проступала потемневшая кожа. На руках Вадим держал тщедушное тело мальчишки. Его кожа обгорела, покрылась паутиной трещин, а на месте глаза торчала металлическая ложка.
— Господи, Петенька! — мастер по мыловарению упал на колени перед Вадимом, схватившись за мальчика.
— Неси в дом, — Вадим отдал тело и пошел руководить пожарными.
К месту трагедии подтянулся пожарный расчет и дежурные с ведрами. Люди выстраивали цепочку, нося воду от реки вверх на берег.
К Вадиму подбежал Кондрат с револьвером в руке.
— Что случилось?
— Потом. Собери в моем доме всех мастеров, — Вадим отряхнул с волос сажу и пошел к себе в усадьбу, хрустя снегом.
В кабинете слабо светили зажженные свечи.
Мастера столпились вокруг длинного стола. Вадим молча отдирал с себя куски рубашки, пока бледный как смерть Уманский отчитывался:— Пострадало двое: сын Васильича — Петя и старший Максим, — Уманский как рыба на суше хватал ртом воздух, — Васильич учил сына своему мастерству, вот парень и оказался в цеху.
— Это был не цех мыловарения, — Вадим изобразил, что морщится от боли, пока бинтовал потемневшие участки кожи.
— Верно, но точно не знаю, наверное, Васильич расскажет, — неуверенно закончил мастер.
— А должен знать! — Вадим кулаком ударил по столу, разбив графин.
— Каюсь! Должен! Но не смог, не уследил. Работы много, рук мало! — Уманский упал на колени. Мастера скинули шапки и повторли за ним, умоляя:
— Не серчай, барин! Ну не хотели! Не знали.
— Не знали они. А я теперь детоубийца? Как мне потом мальчику на небесах в глаза смотреть? — Вадим показал пальцем в потолок.
Пока мастера крестились, Уманский поднял голову:
— Нет твоей вины, вот придет в себя Максим, так узнаем, что недоросль там сделал такого.
— Если, выживет Максим, — Вадим закончил перевязывать себя и натянул новую рубашку, — Первое! Донесите в поселке до каждой несчастной души, что у нас случился пожар. Это ясно? — не дождавшись ответа Вадим продолжил, — Второе. Весь сор и мусор с улиц собрать, скоро праздник.
— Так, горе же такое, траур! — неуверенно возразил один из мастеров.
— По вашему мы тут спины надрываем, чтобы нас останавливала каждая ошибка? — Вадим обошел стол и остановился перед говорившим, — мальчик умер на рабочем месте, рядом с товарищем по делу. Так что теперь? Все пустим по ветру? Он для этого работал?
— Но так не принято, — мастер нашел в себе силы возразить.
— Конечно, не принято, поэтому я закажу поминки в Петербурге, устроим выходной в селе.
— А если это знак? Знак, что мы не по-божески, здесь живем? — вопрос высказал вошедший Федор Васильев с заплаканными глазами. На руках у него остались следы сажи.
— Ты говори, да не заговаривайся! Ты бы еще остальных детей притащил, чтобы вас юродивых разом там похоронило, — Вадим яростно подскочил и добавил в голос гнева, — Что урод? Думаешь особенный? Сказано: никаких детей!
— Да Ванечка уже совсем взрослый… был, — Федор Васильевич сник. Из него как воздух выпустили.
— Разсусюкался я с вами. Распустил. Думаете, раз плетей не даю, то дурить можно? — Вадим распылялся, плюясь слюной.
В дверь кабинета постучали.
— Кто?
— Там это, — в комнату заглянула пожилая гувернантка, — люди говорят, что еще одного нашли. Вроде живой.
— Кто? — Вадим нехорошо так оскалился.
— Да Манька нашла, пока воду на пожарище таскала, а там лежит пришибленный, — гувернантка замолкла под испепеляющим взглядом, — Но живой.
— Кого нашли?!
— Юрку, сына Васильича, — она кивнула на мастера мыловарения.
— Удушу.
Мастера бросились к Вадиму.
— Вадим Борисович, миленький, тебе к врачу нужно, вон как обгорел! Все сделаем! Все поняли! — Уманский обхватил Вадима за талию, толкая к двери. Семь человек не могли сдвинуть его с места, пока он не кивнул и вышел.