Вестники весны. Мифы двенадцати миров.

– Я хан Погрымыть. Торговцы мы, из рода чтецов, путь держим в Прополис. Не хотите ли показать нам свой товар? А то без ездовой вам долго по дороге-то идти придётся. – Пожилой погонщик блестел золотыми клыками и увещевал нас ласковым, что приторный жжёный сахар, голосом. – А мы бы купили. И вам выгода – время не потеряете, и нам приятно.

Всё же его речь меня немного успокоила. Я расслабился и выдохнул. Во всяком случае, грабить и убивать нас пока не собирались.

У Дэйкири заблестели глазёнки, ей понравилось предложение торговцев, но она выдвинула своё:

– Подбросьте нас до Трутнёвки и можете забирать всю телегу за-а-а… двадцать золотых.

Погонщики переглянулись. Из остановившихся фургонов начали выглядывать любопытные лица их обитателей.

Седой хан поманил правого погонщика и тихо заговорил с ним о чём-то. С острого лица его собеседника не сходила ухмылка, а бубенчики весело звенели, когда он наклонял голову. Лисье лицо его и шляпа вызывали ассоциации с каким-то театром. Артист? Или нет, даже лучше называть его Шут?

Хан знаком руки показал, чтобы мы ждали, а Шут оглянулся и позвал кого-то из своего фургона. В ту же секунду дверца за ним открылась, и из-за неё выглянула светленькая мордашка с круглыми любопытными глазами. Девочка поправила шляпу и, прикрыв дверь, встала за спиной погонщика.

Тем временем из повозки хана выскочил шустрый юноша и, смиренно подняв руки, приблизился к нам. Дэйкири немедленно направила копьё на него.

– Мы только взглянем на товар, – успокаивающе произнёс хан.

Дэйкири не дрогнула и слегка повела бровью, разрешая парнишке подойти ближе. Тот опасливо зыркнул на копьё дикарки. Он быстро перебрал несколько шкур и задом попятился к фургончикам, видимо, решив не нервировать девчонку.

– А зачем вам в Трутнёвку, ребята? – продолжил расспросы хан.

– По делам. – Дэйкири сплюнула и исподлобья поглядела на торговца.

Он задумчиво наклонил голову, но, несмотря на грубость дикарки, продолжил:

– А кто такие будете? Как звать вас?

– Я Дэйкири, а это мой братец Алекс.

Шут недоверчиво фыркнул и уточнил:

– Не бледноват ли твой братец для горца?

– Болел много.

– Странные вы ребята, да больно дорого за товар просите… Спросим, что о вас наша ясновидица скажет, не мошенники ли вы, случаем? Она соврать никому не даст. – И Шут обратился к девочке, стоявшей у него за плечом: – Что думаешь, София?

София улыбалась и хитро рассматривала меня из-под полей потрёпанной шляпы.

Я сощурился, чтобы казаться более похожим на родственника Дэйкири.

– И глаза у него светлые. Как же так могло со слышащим случиться? – Ясновидица сложила руки на груди и с насмешливым видом повернулась к Дэйкири.

– А он у нас альбинос.

Я закатил глаза. Тоже мне, нашла болезного альбиноса.

Торговцы переговаривались, обсуждая цену на наши припасы, а я бестактно пялился на белобрысую Софию.

Мне настолько приелись одинаковые морды дикарей, что лица торговцев с их светлой кожей и привычным разрезом глаз радовали душу, как первые весенние лужи.

Девчонка в шубке, перевязанной под грудью, и пышной юбке была похожа скорее не на торговку, а на бродячую цыганку.

Интересно, они нас покормят, если возьмут с собой?

София заметила моё внимание и подмигнула:

– Я думала, что у альбиносов не только глаза светлые, но и волосы… А у тебя чёрные. Странно да?

Я испугано натянул шапку до бровей, а София продолжала закидывать нас вопросами:

– Сколько вам лет? А вы уже стали воинами своего племени?

Дэйкири сощурилась.

– Хочешь проверить?

– Ха-ха, нет, воздержусь.

– Слушай, Дэйкири, ты свои шкурки только с благословением Эры за семь золотых в городе продашь. Давай мы за пять купим и довезём вас, куда скажешь? – привлёк наше внимание хан.

– Проезжай своей дорогой, хан Погрымыть, с такими предложениями.

Ага, не на ту напали.

Хан сделал философскую физиономию и закивал, как ни странно, одобряя ответ.

– Но за двадцать – это грабеж, малой! Постыдись богини!

Пока они торговались, я снова наткнулся на любопытный взгляд Софии. Изогнул бровь, мысленно спрашивая: чего надо?

На это она сложила тонкие губы в улыбку и тихонько зашептала что-то на ухо Шуту. Тот опустил острый подбородок и с подозрением разглядывал нас из-под шляпы.

Тем временем спорщики договорились и выдали Дэйкири мешочек с золотом, после чего она пропустила их к телеге. Я едва успел выхватить оттуда свою укулеле, а телегу уже поволокли к дальней повозке.

Хан махнул нам в сторону фургона Шута и приказал:

– Грузитесь, малые.

Обойдя фургон, мы обнаружили заднюю дверь с небольшим порогом и лестницей.

Внутри пахло кошачьей мочой, и духота сдавливала лёгкие. Тесно. На полу валялись матрасы и цветные тряпки. Пёстрые шторы разделяли фургон на отсеки, а посередине я едва не наткнулся на железное сооружение: по-видимому, это была печка. Забился в угол, прижимая к себе гитарку, и обнаружил источник неприятного запаха. Кудрявый парнишка пролил на матрас стеклянный бутылёк и, зажимая нос одной рукой, усиленно оттирал содержимое.

– Чтецы, – брезгливо сморщившись, бросила Дэйкири и уселась рядом, скрестив ноги и положив копьё перед собой.

– Пресветлая Айна! – возопила тётка с двумя чёрными косами, уложенными в причёску-гнездо. – Да почисть его в снегу, пока стоим, дышать же нечем!

От этого вопля парнишка подпрыгнул, а из гнезда тёткиной причёски взлетела птица и закружила по комнатке. Хлопнула дверца со стороны погонщика, и, раздвигая шторы, внутрь зашла София. Наморщила носик, но остановила Кудрявого:

– Поздно, не ходи уже. Сейчас поедем.

И действительно, фургончик дёрнулся и пришёл в движение.

Я подтянул в угол ближайшую подушечку и, облокотившись на неё, устроился поудобнее. Незаметно разморённые теплом веки потяжелели. Голова гудела от запаха и духоты, но дрёма никак не переходила в сон. В конце концов, торговцы выкинули матрас на крышу, а в открытую дверь залетела бодрящая волна свежего воздуха.

Кормили здесь не так вкусно, как в норе дикарей – никаких деликатесных мышей, только пресная каша на обед и ужин. Но, в отличие от родичей Дэйкири, женщины и мужчины чтецов жили в одном помещении и обедали совместно.