Вестники времен: Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа

– Чего? – скривился Гунтер. – Когда понадобятся, где?

– Когда труба Архангела возвестит воскрешение, когда же еще?! – возмутился рыцарь, но тут же с любопытством заглянул Гунтеру за плечо – тот как раз снимал ордена с Курта. – Это что? Зачем?

Гунтер вздохнул, пряча в карман серебряный знак «За Францию» и пару медалек за героизм и что-то там еще в том же духе; кажется Курт получил их после гражданской войны в Испании – он воевал тогда в легионе «Кондор».

– Эти штуки нельзя в могилу класть, – строго сказал он. – Они… их надо родственникам оставлять.

– А, понял! – воскликнул сэр Мишель. – Наследство? Они, наверно, очень дорогие, раз такие маленькие?

– Наподобие, – согласился Гунтер, не желая больше втолковывать этому олуху элементарные вещи, известные любому школяру. – Давай-ка положим его туда.

Он спрыгнул в яму, принял из рук сэра Мишеля тело Курта и уложил его на сырую, неровную землю. Подтянувшись, Гунтер вспрыгнул наверх и сказал:

– Вот теперь можешь нудить свои молитвы, я разрешаю.

Сэр Мишель перетянул перекладину креста оторванным от собственной одежды лоскутом, поднял свое творение над головой – крест получился небольшим, длиной едва с руку. Закрыв глаза и слегка откинув назад голову, твердым ровным голосом он начал читать «Pater Noster», «Ave Maria» и «Credo» на латыни, ни разу не сбившись. Эти молитвы Гунтер знал, но после них нормандец принялся декламировать абсолютно неизвестные ему латинские тексты, которые, судя по немногим понятным словам, были явно духовного содержания.

«Точно, у француза сдвиг в мозгах на религиозной почве, – подумал Гунтер. – Вот и объяснение, отчего англичане у него в „крестовый поход“ пошли… И почему мне надо было исповедаться. Ладно, такие психи не опасны. Пусть себе ходит да молится, главное, чтобы вывел меня к людям. Скорее всего, мы сейчас в Кальвадосе или Приморской Сене, и тут недалеко река или, на худой конец, Кан или Алансон».

Погрузившись в расчеты своего возможного местоположения, Гунтер как-то пропустил момент, когда блаженный француз, все еще лопоча что-то на латыни, принялся зарывать могилу. Делал он это не в пример резвее, чем до того выкапывал ее. Гунтер в погребении почти не участвовал, ограничившись традиционными тремя горстями земли. Вскоре возле куста орешника возвышался небольшой свежий земляной бугорок с воткнутым в него кривоватым крестом из двух палочек, связанных обрывками ткани.

– Ну ладно, дело сделано. Пошли.

Сэр Мишель помедлил немного, потом сорвал пучок медуницы и положил на могилу. Гунтер только сплюнул и, сунув руки в карманы, размашисто зашагал к самолету. Рыцарь последовал за ним, охваченный внезапным страхом, будто загадочный человек сейчас оседлает дракона и улетит туда, откуда он явился, возможно, только для того, чтобы предать земле тело своего друга или оруженосца.

– Слушай, прежде чем покинуть меня, скажи хоть свое имя, – сказал он, поравнявшись с Гунтером. Тот вдруг остановился, повернулся к нему и ответил:

– А с чего ты взял, что я собираюсь тебя покинуть?

– Не знаю, – пожал плечами сэр Мишель. – Я подумал, ты идешь к своему Люфтваффе, чтобы улететь.

– Да не могу я улететь, при всем желании! Бензин кончился. – Слово «бензин» ему пришлось сказать по-немецки, за неимением эквивалента на норманно-французском.

– Бьен-зин? – повторил сэр Мишель. – А что это?

«Это уже чересчур! Не знать, что такое бензин?! Из какого захолустья он вылез?»

– Ну вроде вина. М-м, дракон его выпьет и полетит. А без него не может. Ясно?

– Ясно. Отдохнуть ему надо, а я думал, помер он. А яму для дракона у меня нет уже сил копать… Все.

Гунтер тяжело вздохнул и, вспомнив первый вопрос сэра Мишеля, сказал:

– Кстати, зовут меня Гунтер фон Райхерт.

Сэр Мишель произнес имя драконьего владыки несколько раз одними губами, словно пробуя его на вкус, потом поморщился и все-таки попытался сказать это вслух:

– Гун-тьер… вон Рахер… Нет, это никуда не годится. Мне такое никогда не выговорить.

– Ну и что? – удивился Гунтер. – Мне-то какое дело до этого? Неужто ты думаешь, что я буду менять имя только из-за того, что ты язык на нем сломаешь?

– Конечно! – воскликнул сэр Мишель. – А как же? Ну не звать же мне тебя «эй ты, сэр!».

Гунтер в очередной раз не смог сказать ничего умного в ответ, сраженный железной логикой придурочного француза.

– Да, действительно… Ну придумай что-нибудь.

– А второе имя у тебя есть? При крещении обыкновенно дается два имени!

– Есть. Полностью меня зовут Гунтер-Иоганн.

Он развернулся и направился к самолету, а сэр Мишель, поглощенный поиском подходящего имени для своего нового знакомого, поплелся позади.

Гунтер же думал о том, как бы получше спрятать самолет, чтобы с воздуха в глаза не бросался да и не всякий вышедший на поляну человек мог его заметить. «Отогнать его к самому краю поляны, вон в ту лощинку, например, прикрыть ветками сверху. Жаль, сетки камуфляжной нет, да и черт с ней! Все равно прятаться недолго, свои неподалеку должны быть. Вот только бензин… гм, «вино для дракона» раздобыть. Надо этого недоумка предупредить, чтоб не пугался, а то еще под колеса полезет или чего доброго под винт сунется – такой может… В кабину, на Куртово место, его посадить что ли? Там разберемся». – Гунтер забрался в кабину, оценив, насколько непривычно сидеть без куртки или комбинезона. Так, бензина шестьдесят литров, масло – в норме, но тоже маловато… Остальное вроде в порядке – стоит удивиться, что английские пули не причинили машине заметного вреда. Бедный Курт, как ему не повезло! Это ж надо было оказаться на пути пуль сумасшедшего англосакса; ведь тот ублюдок с «Харрикейна» бил наудачу, в воздух палил. Так недолго и фаталистом стать…

Гунтер бросил взгляд на стоящего у крыла сэра Мишеля и увидел, как его хмурое, сосредоточенное лицо осветила лучезарная улыбка, нормандец взмахнул рукой и, точно первую фразу оды, произнес нараспев:

– Говоришь, Иоанн?

– Чего? – наморщил лоб германец, которого сэр Мишель сбил с мысли своим возгласом.

– Твое второе имя – Иоанн?

– И-о-ганн, – четко сказал немец.

– На нашем наречии «Жан»? По-английски значит – Джон?

– Наверно, так. – Гунтер никак не мог понять, к чему клонит рыцарь.

– В Англии сейчас правит принц Джон, – как бы невзначай сообщил сэр Мишель. – Брат короля Ричарда.

«Опять за свое!» – простонал про себя Гунтер, а вслух сказал:

– Может, все-таки король Георг?

«Не разбирается он в наших делах, путается, бедняга. Оно и понятно…» – подумал сэр Мишель и, надсаживаясь, прокричал:

– Ты хочешь, чтобы тебя звали по-нашему?

– Ну?

– Иоанн – Джон! А по-доброму – Джонни!

«Пресвятая дева! – Гунтер устало откинулся на спинку кресла, приложив ладонь к лицу. – Ладно, побуду немножко Джонни, раз ему так хочется, от меня не убудет».

– Валяй, зови «Джонни». Сэр… Мишель, можно просто «сэр». По-доброму?

– А как же! – с готовностью отозвался тот. – Можно «сэр», можно «сэр рыцарь», я не обижусь. Слушай, а ты сам-то дворянин?

– Дворянин… – проворчал под нос Гунтер и подумал: «Папенька из благородных, даже в родстве с герцогом Дармштадтским. А у нас в Райхерте долго ходила легенда, будто прапрабабушка спуталась с самим Генрихом де Валуа и понесла от него прадедушку. Если так, то во мне есть кровь французских королей и германских курфюрстов… Конечно, дворянин».