Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа

Процессия остановилась у порога часовни. Святые братья, обалдевшие от восторга, сразу кинулись к архиепископу, бормотавшему «Benedictus sis» [15] и отпускавшему благословения направо и налево. Священник — довольно молодой парень — кинулся целовать руку Годфри, архиепископа окружили клирики, а Джон, получив от Понтия несколько серебряных монеток, увлечённо занимался благотворительностью. Волкодав, не отходивший от хозяина, спал стоя.

«Умилительная картина, — пытаясь состроить надлежащую моменту благочестивую физиономию, подумал Гунтер, наблюдавший со стороны за восхищёнными монахами и паломниками. — Потом всю жизнь будут вспоминать, как поцеловали руку архиепископу Кентерберийскому и получили на пиво от принца Джона…»

15

«Благословен будь» (лат.)

— Дева Мария… — выдохнул сэр Мишель. — Джонни, посмотри!

— Где дева Мария? — не понял Гунтер. Может быть, начались обычные средневековые чудеса? Германец метнул быстрый взгляд на польщённого народной любовью принца и обомлел.

Человек в коричневом плаще медленно подходил к королевскому сыну, держа руку за пазухой. Лицо его, полуприкрытое капюшоном коричневатого плаща, оставалось в тени, но фигура показалась Гунтеру смутно знакомой. Он, как и сэр Мишель, видел этого человека раньше, не столь давно…

Никто не успевал предпринять хоть что-нибудь. Годфри вообще не видел невзрачного пилигрима, говоря что-то на латыни святому отцу церкви Тауэр-бриджа, Понтий откровенно скучал, пялясь в другую сторону, Гай, оттеснённый назад, не мог ожидать опасности со стороны людей церкви, а потому рассматривал крыши домов, выискивая притаившегося злодея с арбалетом… Прочие дворяне вообще не обращали внимания на подошедшего почти вплотную к принцу неизвестного.

— Джон! — взревел сэр Мишель. — Принц, осторожнее! Справа!

Сын короля Генриха в этот момент протягивал человеку серебряный шиллинг со словами: «Прими, добрый странник, и молись обо мне».

Добрый странник шиллинг взял, упрятал под плащ, после чего резко выхватил из-под одежды кинжал и молча ударил нагнувшегося с седла принца в грудь.

Непонятно, кто именно спас жизнь наследнику английской короны. Видимо, избавителей было двое: вовремя заоравший сэр Мишель и ирландский волкодав, проснувшийся от вопля рыцаря. Собака стояла рядом с убийцей, даже не глядя на него. Но едва послышался выкрик норманна, огромный зверь встрепенулся, увидел ударившую его хозяина руку пилигрима, который заносил кинжал для второго удара, и беззвучно, с удивительной для такого тяжёлого тела быстротой, прыгнул вперёд.

Хрустнуло сломанное челюстями волкодава запястье, душегуб завизжал, пытаясь вырвать руку, а когда зубы собаки разомкнулись, отскочил в сторону, чтобы мгновение спустя быть заваленным псом на деревянный настил моста. Волкодав, по-прежнему не издав ни звука, вцепился в глотку покушавшемуся, зубы перекусили шейные жилы человека. Мгновение спустя челюсти сжались ещё сильнее, сломав позвоночник.

Только что всё было тихо и благочинно, а сейчас поднялось невероятное смятение. Несколько дворян вслед за сэром Мишелем и Гунтером кинулись к порогу церквушки, оставшаяся позади охрана зашумела, пытаясь пробиться к принцу, заржали напуганные лошади, Гай, оттолкнув замешкавшегося Джеффри Монмута, подлетел к нагнувшемуся к гриве лошади Джону, а перепуганные монахи окружили архиепископа, пытаясь охранить Годфри непонятно от чего. Шестеро сарацин, привезённых Понтием, мгновенно оказались рядом с конём Джона, пропустив к принцу только Гисборна.

— Ваше высочество! — срывающимся голосом воскликнул Гай, хватая принца за плечо. — Вы живы?

— Кажется, — прохрипел Джон. — Кто бы мог подумать…

Сэр Мишель в этот момент пытался оттащить ирландского волкодава от тела убийцы, залитого кровью из разорванных зубами собаки артерий. Бесполезно. Пёс держал уже умершего человека за шею, не желая отпускать добычу, и, когда рыцарь дёргал ошейник, урчал, не разжимая челюстей. Гунтер усердно изображал из себя телохранителя, поводя вправо-влево автоматным дулом.

— Отпусти его, Мерлин, — раздался голос принца. Джон с помощью Гая спустился с седла и подошёл к телу. С другой стороны сквозь толпу цистерианцев пробился Годфри и хмуро оглядел натёкшую на доски моста кровавую лужу. Постепенно место покушения окружали рыцари и городская стража, держа вход в храм в кольце.

— Великий боже, — Джон поднёс два пальца ко лбу. — Годфри, с тебя праздничная месса за избавление единокровного брата от лютой смерти… Всё-таки он меня поранил!

Первый удар убийцы пришёлся по золотой цепи, носимой принцем на шее. Лезвие соскользнуло вбок, расцарапав грудь, но за рёбра не вошло. Такая рана была не только не смертельной, но даже почти не беспокоила.

Джон сумел уговорить пса отпустить тело липового паломника, и сэр Мишель, ступив в кровавую лужу, задрал ассассину левый рукав и ткнул пальцем в синеватый значок на предплечье.

— Милорд, я же предупреждал! Это они!

— И Гвидо предупреждал, — проворчал под нос Гунтер так, чтобы никто не слышал. — И отец Колумбан предупреждал, и даже Лорд предупреждал, а всё равно случилось! Как здорово, что доселе не изобрели намордники для собак!

Сэр Мишель осмотром руки не удовлетворился. Под внимательными взглядами всех собравшихся, включая волкодава по имени Мерлин, норманн отбросил с лица погибшего исмаилита капюшон и обомлел. Знакомые черты… Нет, это не близко знакомый человек, просто когда-то встречались, виделись мельком, наверняка даже перекинулись парой слов… Но где?

— Знаешь, — тихо сказал Гунтер, тоже пристально рассматривавший ассассина. — Мы его видели. В Нормандии. Помнишь церковь, где ты поколотил священника? А паломника из Иерусалима помнишь?

Тут сэра Мишеля озарило.

— Да-да, — кивнул рыцарь. — Его ещё отец Колумбан спрашивал про вести из Святой Земли. А потом сказал, будто не узнал валлийский или ирландский акцент… Этот человек называл себя Годриком из Уэльса, кажется… И шёл он в одиночку.

— Хватит приключений на один день, — это были слова принца. Джон держался рукой за пораненную грудь и недовольно морщился, — Господа, едемте в Тауэр, там безопаснее.

— Конечно, — согласился Годфри. — Пусть расследованием занимается констебль города. Кстати, будет лучше, если тело внимательно обыщут… Посмотрите на его лицо. Кажется, это не чистокровный сарацин…

Гунтер, желая быть хоть чем-то полезным, перебросил автомат с груди на плечо и, подбежав к лошади Джона, поддержал принцу стремя. Внезапно у германца появилось желание задать совершенно дурацкий и никак не относящийся к всем минувшим событиям вопрос. Недолго думая он решился:

— Ваше высочество, а почему собаку зовут Мерлином? Ведь это человеческое имя. Колдун такой, говорят, жил… Давно.

Джон нахмурился, хмыкнул и посмотрел на пса, занявшего своё место у левого стремени и ответил:

— Ну-у… Я был наместником Ирландии при короле Генрихе. Там мне собаку и подарили. Раз ирландец — значит, Мерлин. Едемте, сударь…

Глава пятнадцатая Прощай, Лондон!

— Нет, чёрно-жёлтые пледы только у Мак-Лаудов! У Брюсов — красно-чёрные, у Мак-Лохланнов — багрово-синие… — нечёсаный здоровенный шотландец, сидящий за столом, говорил громко, почти кричал, словно думал, что его плохо слышно остальным. — А вот цвета Уоллесов — красные, с чёрной и золотистой клеткой! Ничего вы, лоулендеры, не понимаете… Налей-ка ещё вместо того, чтобы задавать дурацкие вопросы, ответ на которые знает любой ребёнок от Дингуолла до Эдинбурга!