Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа
Шрифт:
Когда вышли из деревни, Гунтер облегчённо вздохнул — пристальные взгляды селян и дразнилки детей порядком надоели ему. А сэр Мишель был рад-радёшенек, что его спутник (в мыслях рыцарь уже сделал Джонни своим оруженосцем) произвёл в Сен-Рикье впечатление большее, чем повешение сарацина.
Бейлиф же с сержантами проводили странную парочку подозрительными взглядами, но связываться не стали — известный в округе беспутный сын барона де Фармера вёл себя смирно, порядка и законов не нарушал, а спутник его и вовсе был тише воды, ниже травы. Правда, сэр Мишель слегка побаивался, что бейлиф д'Эмери проведал о его недавних безобразиях в монастыре святой Троицы, но и единого слова на сей счёт от представителя королевской власти сейчас не последовало.
На самом деле бейлиф уже был осведомлён об очередных приключениях молодого
А вдобавок связался с субъектом, разряженным будто ярмарочный шут.
Сэр Аллейн зыркнул на сержантов, раскланялся со святым отцом, оставшимся недовольным тем, что разбойника-сарацина вешали едва ли не на церковной земле, вскочил на лошадь и направился к городу. Сейчас у бейлифа и прочих забот хватало.
Крестьяне разошлись по своим делам, священник вернулся в церковь, повешенный остался болтаться на суку, а сэр Мишель с Джонни покинули деревню и шли по направлению к постоялому двору.
Хозяин трактира «Серебряный щит» выигрывал больше, нежели его собратья по ремеслу в городах. Там подобных заведений имелось множество, и их содержателям приходилось из кожи вон лезть, лишь бы угодить постояльцам, да обойти конкурентов. А здесь, на Алансонской дороге, в пределах баронства Фармер, было не в пример спокойнее и прибыльнее. Лет шесть назад бывший арендатор Уилл Боул, или просто Рыжий Уилли, как звали его завсегдатаи трактира, покинул Англию, где жил с рождения и перебрался в Нормандию искать удачи. Семейством обзавестись он не успел, разводя овец в графстве Шрусбери, подкопил деньжат, да и явился однажды к его светлости барону де Фармеру с просьбой разрешить построить трактир для проезжающих через земли баронства.
Господин Александр подумал, посмотрел на Уилла серьёзно да и позволил. А что — дело доброе, из южных графств Нормандии или Французского королевства путешественники и паломники к святыням, расположенным за проливом, на острове, ходят часто. Не всё же в замке им приют давать…
Поначалу, новенький трактир прозвали «Домом Рыжего Уилли», однако хозяину такое наименование напрочь не нравилось. Получить своё нынешнее имя постоялому двору довелось после зимы 1185-го года, когда английский странствующий рыцарь, возвращавшийся из Иерусалима, остановился в доме Уилла. Бедняга сильно болел, привезя из Святой Земли кровавый кашель, разрывавший его лёгкие. Пролежав несколько дней рыцарь, почувствовав, что умирает, позвал Уилла и попросил привести священника. Хозяин немедля сбегал за отцом Дамианом, тот провёл обряд исповеди и последнего причастия, а к утру рыцарь отдал Богу душу. Всё что было при почившем крестоносце досталось Рыжему Уилли. Денег рыцарь оставил немного, но щит, обитый серебряными пластинами, да меч с кольчугой и шлемом Уилл не стал продавать, пускай и мог выручить за них недурные деньги у оружейников в Руане. Щит теперь прибили над входом, а прочие предметы рыцарского облачения красовались развешенными по стенам трактира.
Много кого повидал за эти годы Уилл Боул. Приходили в «Серебряный щит» и монахи, и рыцари, и торговцы, бывали нищие да блаженные, один раз постоялый двор почтил визитом сам король Английский Генрих II, Плантагенет, проезжавший на юг с небольшой свитой. Вот и сегодня гости любопытные появились. Ну сэра Мишеля-то Уилл знал неплохо, ещё дитём неразумным его помнил. Да впрочем, вырос сынок барона Александра, а ума так и не набрался. Восемнадцатый
год пошёл, другие благородные господа достойным делом в таком возрасте занимаются — кто на войне с неверными, кто своими манорами уже управляет, а этот… этот всё пьянствует да по северным графствам ошивается, странствующего рыцаря из себя корча. Ох, не зря батюшка из дому его выставил. Ну как с эдаким оболтусом сладишь?Сегодня сэр Мишель поразил Рыжего Уилли до глубины души. Мало что заявился без оружия, без лошади, так ещё и приволок с собой такого хмыря, что жуть берёт! Рожа иноземная, по-людски говорит с трудом, будто в рот каши набравши, глаза бешеные, так ещё и волосы едва не налысо обрезаны. А на одёжку вовсе смотреть страшно, штаны незнамо какой ширины, камзол невиданный, в серебристых штуковинах, шитье парчовом, надо полагать. За эль и сыр заплатили конечно, даже серебром, но каким!.. Да похожих денег Уилл сроду не видывал! Взять, однако, пришлось. Не ровен час от младшего Фармера и по морде схлопочешь, он может. А тем же благородному, пускай и придурочному, не ответишь…
Дом был сложен из крупных брёвен. Внутри не было ни перегородок, разделяющих его на отдельные комнаты, ни этажей — вверху были видны стропила и солома крыши. Один угол был отгорожен и скрыт драной засаленной занавеской, в двух противоположных стенах прорублены по два окна, через которые в зал четырьмя мутными, пыльными полосами проникал солнечный свет.
Гунтер, тщетно пытаясь не обращать внимания на оценивающий взгляд трактирщика и перешёптывания людей за соседними столами, молча пил из большой деревянной кружки кислый хмельной напиток, по вкусу отдалённо напоминающий пиво и закусывал жёлтым овечьим сыром.
Германец напивался целеустремлённо и со знанием дела, накачивая себя элем до состояния совершеннейшего беспамятства. Кружек шесть, наверное, уже выдул, а кружки здесь не чета даже баварским. В мюнхенском «Бюргербройкеллере» [4] и то меньше, а там стараются подражать старине. Вот бы сюда пивоваров из Мюнхена заслать, пускай посмотрят…
Итак, всё оказалось правдой. Король Ричард вместе с принцем, чёрт бы его побрал, Джоном; англичане, ушедшие в крестовый поход, битва при Гастингсе, случившаяся чуть больше сотни лет назад… Бейлифы, рыцари, Нормандия, королевство Английское… «Семьсот пятьдесят один год, семьсот пятьдесят один год — колоколом билось в голове Гунтера, — но почему?!. Какие силы вмешались? Ведь если судить по хроникам, сохранившимся с того, простите, с этого времени, если смотреть показания историков, которые сейчас ещё не родились, а их предки носят либо кольчуги, либо холщовые крестьянские рубахи, то можно ли обнаружить единое упоминание о свалившемся с неба драконе, по имени Люфтваффе, и хозяине его Джонни? Из этого следует лишь одно: жить мне здесь ой как недолго… Нет сомнений — завтра, а то и этой ночью, меня схватят, как посланника сатаны, и вперёд, на костёр. Хорошо, если быстро. Могут и помучить. Инквизиторы. Проклятые…»
4
«Бюргербройкеллер» — знаменитая Мюнхенская пивная.
Вспомнилось, что инквизиции в конце двенадцатого века ещё не существовало, но радости сей факт доставил немного. Не инквизиторы, так кто-нибудь другой, всё равно прикончат.
Гунтер стекленеющими глазами оглядывал прочих гостей «Серебряного щита», не стесняясь изучал хозяина, наконец, его взгляд кратковременно остановился на сэре Мишеле. Рыцарь тихо сидел напротив, поглощая кислый эль, и видя, что с Джонни творится неладное, не беспокоил его. Лишь когда кружка германца показывала дно, заботливо подливал из кувшина.
…И всё же сомнения оставались. Разум постепенно начинал затуманиваться пьяным маревом, но даже сквозь его пелену виделись странные, малообъяснимые несоответствия меж тем, что Гунтер знал из курса истории, и живой реальностью. В книжках эпоха крестовых походов смотрелась неприглядно: болезни, которые не умели ещё толком лечить, а то и вовсе до смерти залечивали; истощённые, забитые крестьяне с выпавшими зубами из-за крайне скудного питания, опустошённые бесконечными воинами деревни; тощие заморённые непосильной работой на барских полях лошадёнки, от которых остались одни кости с натянутой на них кожей; толпы нищих, прокажённых и жутковатых калек на дорогах…