Ветер Балтики

К декабрю 1941 года на синем кителе морского летчика лейтенанта Ивана Борзова красовались два ордена Красного Знамени. В представлении к очередному ордену Евгений Николаевич Преображенский писал о своем питомце: "Бесстрашный, смелый, волевой, в совершенстве владеющий боевой машиной командир-летчик".

Рядом с Борзовым сидит Михаил Плоткин. Не он ли с Токаревым заставил маннергеймовское правительство бежать из Хельсинки в Ваазу? Не он ли, Михаил Плоткин, отличился с Василием Рысенко, с тем же Иваном Борзовым над полыхающим Двинском?

Около Плоткина - бронзовоголовый Афанасий Иванович Фокин. Он сосредоточен, только изредка улыбаются его широко открытые карие глаза. Фокин от всего отмахивается; зато сам усиленно угощает других, поет пески про Ермака, про Степана Разина, "Калинушку".

–  Рядом с ним - Андрей Ефремов. Он и корабли топил, и на Берлин ходил, и тяжелые гитлеровские батареи под Ленинградом бомбил. Те самые батареи, которые обстреливали. Ленинград с Вороньей горы.

–  Я его, фрица, прижал, а он бежать. Едва догнал за Лугой. Не ушел гад, успокоился. Воевал Ефремов хорошо - первостатейный летчик. На его груди орден Ленина, Золотая Звезда, орден Красного Знамени.

За ним сидит Никита Дмитриевич Котов - один из лучших штурманов полка. Если просто смотреть - обыкновенный штурман. Вдумайся, вглядись, поинтересуйся его биографией - поймешь, кто такой Никита Котов. Необыкновенный человек! Крестьянский сын. Биография его начинается с села Бабанки. Как-то в том селе появился сутулый босой мальчишка с длинными ступнями. Днем парнишка толкался на базарной площади, а ночью спал под крышами торговых лавок. Сиреневая рубашка, волосы светлые, торчком. Долго толкался бы мальчишка по базарной площади, если б не один добрый крестьянин - фамилии его Никита не помнит. Дал он ему, голодраному мальчугану, краюху теплого хлеба. Хлеб тот Никите до сих пор помнится. Никита ел жадно, торопливо, а крестьянин присматривался, как ест Никита. Прикидывал: годится ли в работники? Хорошо ест, стало быть, и работать будет хорошо. Плохо ест, стало быть, и работать будет плохо. Стал спрашивать, заглядывать в глаза, приглаживать копну густых волос.

–  Ешь, - говорит, - ешь. За еду денег платить не будешь. Ты чей же парень? Что-то в твоем лице узнаю знакомое. Откуда ты?

–  Не знаю, - боязно озираясь, ответил Никита. 

Хлеб больно вкусный, дяденька, пышный, мягкий. Давно такого не ел. Хлеб-то у вас свой аль купленный?

–  Хлеб у нас свой. Без хлеба нам никак нельзя. Так чей же ты будешь парень?

–  Не знаю, - неохотно отвечал Никита. - Батька помер, а матку еще раньше на погост снесли. Две сеструшки остались, и те по миру пошли. Где-то в детдоме. Только где, сам не знаю.

–  Не знаю, не знаю! Затвердил ты одно! - сказал крестьянин и почесал затылок. - Нескладно у тебя получается. Ведь этак ты от света и до света скитаться будешь. Мир-то, гляди, большой. Работать надо. Какое же тебе дело найти? Не подумал ли ты, Никита?

–  Да мне, дяденька, хотя бы какую-нибудь, самую что ни на есть обыкновенную работу, которая потяжелее. Хлеб даром изводить не стану. Я если поем, сильный: руки у меня вон какие! Не руки, а прямо топоры!

–  Вижу, что руки у тебя топоры, - сказал мужик и рассмеялся. - Топоры! Чудной ты, нравишься мне. Пойдем, топор, работать ко мне, погляжу я там на твои настоящие топоры в деле.

И стал с тех пор Никита Котов жить у крестьянина. Крестьянин с утра до ночи учил его уму-разуму.

Потом в Золотоноше Никита семилетку окончил, автомехаником стал, а оттуда пошел учиться в авиационное училище в город Ейск, что на Азовском море. Уехал не задумываясь.

Учился упорно. Из уст старших усвоил: чтобы стать метким бомбардиром, нужна отменная смекалка, острый глаз и острый ум.

–  Наше дело - не шуточное, - говорили Никите.

Никите очень хотелось стать отличным бомбардиром. И он стал им.

Никита Котов сидел в обнимку с не менее именитым бомбардиром из другого экипажа - молодым, необыкновенно смелым Михаилом Александровичем Советским. Тот был вовсе безродный. Ни отца, ни матери. Подкинули его на ступеньки детдома. И стал мальчишка детдомовским. Фамилию дали ему Советский. А имя?

–  Как зовут у нас Шолохова? - спросила руководительница детдома у заведующего хозяйственной частью.

–  Михаил Александрович! - степенно ответил завхоз.

–  Ну, стало быть, и его, Советского, назовем Михаилом Александровичем. Глядишь, такой же из него хороший человек получится.

И назвали Советского Михаилом Александровичем.

Всегда улыбается. Хорошо дело идет - обязательно улыбается. Плохо дело идет - Михаил Советский смущается. Никита Котов и Михаил Советский давно дружат и негласно соревнуются между собой. Один никак не отстает от другого. Один получил за боевые дела орден Ленина, другой - тоже! Михаил получил орден Красного Знамени, Никита - тоже! А вчера Советский обогнал Котова получил второй боевой орден Красного Знамени. Вручил ему награду командующий Краснознаменной Балтикой.

В центре стола сидел огромный детина, бывший ленинградский боксер, штурман Владимир Соколов. На его груди тоже орден Ленина. Чубище у тяжеловеса, как у донского казака, на левый бок свисает. Ручища - в две нормальных ладони. Высок, широкоплеч. Статно сложен. Взгляд проницательный. Долго Владимир Соколов летал с Николаем Челноковым, а сейчас он в экипаже Александра Дроздова. И Герой Советского Союза Михаил Плоткин, и флагманский штурман Петр Ильич Хохлов, и летчик Василий Алексеевич Балебин и совсем-совсем еще молодые орлята, недавно прибывшие в полк, Александр Разгонин, Александр Пресняков, Петр Стрелецкий, Юрий Бунимович, Аркадий Чернышев сидели за столом и оживленно беседовали.

Без устали играл Виктор Алексеев. Лицо бледное:

Виктор недавно вышел из госпиталя, после первого полета с Преображенским ему пришлось ампутировать пальцы на правой ноге.

Командир полка откровенно любовался своими орлятами. Глядит - не наглядится. Судьба у всех разная, дороги разные, боевые пути неисповедимые.

Вошел дежурный матрос с синей повязкой на рукаве и доложил:

–  Товарищ командир полка, к нам прибыла тетя Катя!

–  Какая тетя Катя? - удивился Преображенский. В зале стало тихо.

–  Какая тетя Катя? - недовольно повторил полковник. - Доложите, как подобает докладывать дежурному.

–  Товарищ командир полка! Мне ведено доложить: к нам в гости прибыла тетя Катя.

–  Новость! И что это за шутки? Товарищ комиссар, проверьте.

Комиссар Оганезов вышел. Гвардейцы переглянулись. Баянист застыл с растянутыми мехами.

Дверь широко распахнулась. Вошла пожилая женщина невысокого роста. Широкое русское лицо, задорное, хотя и немолодое. На плечи накинута шаль. Все молча встали. Женщина улыбнулась и низким голосом сказала: