Ветер и искры. Тетралогия

Однажды Шен с обреченным видом занялся игрой в порядком надоевшие мне гляделки и минке на десятой изумленно охнул. В ту же уну трава рядом со мной начала подозрительно быстро сохнуть… Я проворно откатился в сторону, едва не угодив в костер. Затем встал, собираясь высказать все, что думаю по этому поводу, но Лаэн опередила.

— Идиот! — рявкнула она на ученика. — Контроль! Сколько раз я могу повторять про него?! Контроль, Шен! Иначе ты убьешь не только нас, но и себя! Что произошло, забери тебя Бездна?!

— Я… Я, кажется, смог заставить «искру» подчиниться, — ошеломленно прошептал парень.

— И ты так удивился этому обстоятельству, что отпустил вожжи, и вырвавшаяся из-под контроля сила сожрала два добрых ярда травы!

— Кажется… да. Да. Наверное… Прости.

Тяжело вздохнув, она махнула рукой и продолжила спокойнее:

— Запомни. Не «искра» подчиняет тебя, а ты подчиняешь «искру». Она должна постоянно знать, что ты сильнее ее, что ты — главный. Ты приказываешь ей. Иначе как только Дар почувствует слабину, тебя выжжет изнутри. Ты ведь не хочешь стать пустой головешкой?

— Нет. Конечно, нет.

— Тогда не разевай рот и следи за тем, что делаешь. «Искра» — это часть тебя. Почувствуй ее. Обуздай, словно норовистую лошадь. Дай ощутить твою уверенность. Понятно?

— Понятно.

— Еще раз. С самого начала.

Каждый день нашего путешествия был похож на предыдущий. Коралловая полоса рассвета поджигала горизонт, небо стремительно светлело, и над бескрайними степями просыпалось утро. Нара через четыре после рассвета гуляющий по просторам равнин Руде ветер переставал делиться прохладой. Он, как яблоко наливается спелостью, наливался жаром солнечных лучей, превращаясь в безумного демона, и после полудня становился попросту невыносимым. Кожу обжигало раскаленное дыхание Бездны.

Впрочем, солнце ничуть не отставало и жарило голову так, что, казалось, еще немного — и та взорвется. В какой-то момент я подумал, что лучше путешествовать по дебрям Лесного края, где живет куча шпагуков и говов. Это намного приятнее, чем брести по продуваемому всеми вихрями мира бесконечному царству равнин.

По полям, заросшим высокой, уже начинающей желтеть в преддверии осени травой, и лугам, покрытым пушистым ковром низкорослых, хрупких растений, мы шли из одного дня в другой.

Хуже всего приходилось, когда надо было идти по степи, где росла полынь. В таких местах одуряюще пахло горечью, и спустя небольшое время во рту появлялся неприятный привкус. Даже после того как мы проходили мерзкий участок, горло драло, словно когтями кошек, и мне начинало казаться, что весь мир пропитался гнусным запахом.

По пути мы несколько раз натыкались на тонкие, едва живые после долгого жаркого лета ручейки. Их вполне хватало, чтобы не беспокоиться о запасе воды.

Мы двигались вперед с утра до позднего вечера. Лишь когда вместе с несмолкаемым стрекотом тысяч кузнечиков на степь опускались густые сумерки, останавливались на ночлег. Костер выходил не ахти каким — нормального хвороста в таких местах не сыщешь, а трава прогорает быстро. Лишь день на шестой, совершенно случайно, нам повезло наткнуться на растение, очень похожее на желтый ковыль. Горело оно не в пример дольше остальных. Только после этого появилась возможность нормально готовить еду, а не грызть те сухари, что достались благодаря щедрости капитана Дажа. Мяса в степях оказалось вдосталь. Здесь водилось все, начиная от маленьких, не больше собаки, стремительных легконогих антилоп и заканчивая большими стадами круторогих сайгураков и диких лошадей. Ну а уж о таких зверьках, как суслики, степные мыши и прочая мелочь, я и не говорю.

В отличие от животных, людей мы так и не встретили. Похоже, их здесь не было с момента сотворения мира. Что не удивительно. Даже спустя века после основания Империи в ней осталось много неосвоенных и необжитых уголков. Центр равнин Руде всегда являлся белым пятном на карте — жители страны предпочитали селиться поближе к торговым трактам, восточнее и западнее этих мест.

Отсутствие населения было нам на руку. Это обстоятельство делало дорогу пускай тяжелой и утомительной, но не такой опасной. Если бы мы находились в окрестностях Гаш-шаку или Окни, нам бы не дали пройти спокойно. А так самая большая неприятность, встречающаяся на пути, — это полынь. Но ее пережить гораздо проще, чем встречу с набаторскими солдатами.

Оказалось очень забавно наблюдать за Шеном, когда он, пыхтя от натуги, пытался сдвинуть взглядом камушек. Мое внимание раздражало его, но Ходящий держал себя в руках, не желая затевать ссору.

Уроки не прекращались, и, как только у Целителя получалось добиться успеха, Ласка ужесточала требования. Шен не был доволен сложившимся порядком вещей, однако встречал трудности молча. Судя по тому, что говорила мне Лаэн, кое-какие подвижки в обучении птенчика Цейры произошли.

В один из вечеров, когда Шен ушел собирать пищу для огня, я спросил у моего солнца:

— Почему ты взяла его в ученики?

Она положила голову мне на колени и задумчиво хмыкнула. Возникла долгая пауза, и я уже начал думать, что никогда не дождусь ответа. Но ошибся.

— Ты знаешь… Я… Хм… Тяжелый вопрос, если честно… — Она прислушалась к разлетевшемуся по окрестностям тоскливому крику ночной птицы. — Знаешь, — вновь повторила Ласка, — наверное, потому, что Гинора поступила бы так же. А во мне, что уж тут говорить, слишком многое от нее. Что ты смеешься?

— Ничего. — Я поцеловал ее в лоб. — Не обращай внимания.

Приподнявшись на локте, Лаэн с подозрением посмотрела на меня и вновь опустила голову.

— Значит, вся причина лишь в том, что точно так же поступила бы и Гинора?

— Нет… Он — Целитель, и отказать ему — преступление перед искусством. Ведь это означает, что я собственными руками загублю редчайший и бесценный Дар. У меня просто не хватит отваги совершить подобное.

— Ты виртуозно подтолкнула мальчишку к решению начать учиться у тебя, — улыбнулся я.

Она повозилась, устраиваясь удобнее, и улыбнулась в ответ, не став ничего отрицать:

— Да… Это оказалось не так сложно, как я думала поначалу.

— И это ты сделала тоже, чтобы не пропал его редчайший Дар?

— В том числе. — Она предпочла не заметить моей шпильки. — Правда, у меня были еще две причины. Во-первых, я дала слово своей учительнице обучать тех, кого сочту достойным. Во-вторых, мне просто стало его жаль. Он сам никогда бы не догадался попросить.

— А ты случайно не думала о том, что, когда он выучится, это пойдет дальше? К Ходящим.

— Башня не примет такое знание. Она лучше убьет того, кто попытается его принести.

— Ты так считаешь? Ведь все же это — Целитель.

Лаэн тихо и грустно рассмеялась:

— Такое уже случалось. Целителем был и Скульптор, Нэсс. Ты постоянно об этом забываешь. И он был в тысячи раз талантливее, опытнее и полезнее нашего общего знакомого. Но Башню это не остановило. Его уничтожили, не раздумывая. А теперь представь, что случится с Шеном, догадайся они, что он управляет темной «искрой». От него мокрого места не останется. Уничтожат если не от страха, то из зависти.

— А Цейра Асани? Ведь она жаждет получить твои знания. Не для Башни. Для себя. Шен может поделиться с ней тем, чему научишь его ты. Или она тоже его убьет?