Ветер и искры. Тетралогия

Думаю, на основном тракте сейчас было гораздо оживленнее. Набаторских обозов там должно идти видимо-невидимо. Несколько десятков тысяч человек надо кормить, а это требует усилий и хороших поставок из-за Катугских гор. Набаторское Его Величество должно крупно раскошеливаться, чтобы содержать свою армию сытой, одетой и обутой.

Где-то в глубине моей души день ото дня крепла странная уверенность — встретиться с Корью следует несмотря ни на что. И я спешил. Но она все время опережала меня, иногда на день, иногда на целых три, двигаясь, словно заговоренная. Проклятая будто летела по воздуху, оставляя мне незавидную роль догоняющего.

Я много раз терял ее след, но каждый раз выходил на него снова. Я искал, выспрашивал, едва ли не нюхал воздух, словно голодный зверь. Питался всевозможными слухами, не гнушался расспрашивать редких путников, встречающихся по дороге, выведывать у немногословных и с опаской поглядывающих на меня местных. И поэтому знал, что все еще плотно сижу на хвосте у беглянки.

Мое упорство было вознаграждено сторицей. То здесь, то там, я натыкался на упоминание об одинокой путнице с короткими черными волосами. Немногословной, резкой и холодной, что останавливалась на ночь то здесь, то там, а затем мчалась дальше, словно за ней гнались все демоны Бездны.

За два дня до праздника, посвященного Мелоту, я въехал в большую деревню, на этот раз даже не посмотрев в сторону виселицы. Несколько домов на окраине были сожжены, но в остальном поселок оказался целым и невредимым. Никто из жителей не обратил на меня внимания (точнее, сделал вид, что не обратил). Я поймал взгляд одного из мальчишек, что околачивались возле здоровенной лужи, где возилась чудом избежавшая зубов набаторцев свинка. Поманил его пальцем. Тот неохотно подошел.

— Охотники среди местных есть?

— А вам зачем, дядя? — спросил он, смешно наморщив лоб.

— Стрел хочу купить.

Мальчишка покосился на мой колчан:

— Не нужны вам охотники, дяденька. Я вам сам стрелы продам.

— Откуда у тебя?

— Нашел, — неопределенно пожал он плечами. — Может, вам еще чего надо? Есть меч хороший. Кавалерийский. И секира… немного ржавая, правда.

— Только стрелы. Шесть медяков за десяток. Пятнадцать за двадцать. Если они будут хорошими.

— Идет. — Он важно протянул мне руку.

Мне пришлось свеситься с седла, чтобы пожать ее.

— Я принесу в таверну, — сообщил он и побежал так, что засверкали грязные пятки.

Деревенский кабак был как раз напротив того места, где мы разговаривали. Моего коня повел в стойло парень с хитрым выражением лица и бегающими глазками. На животное он смотрел так, что я положил руку ему на плечо и тихо сказал:

— Что-нибудь случится со скотиной — найду и убью.

Пройдоха побледнел и заверил, что все будет в порядке.

В зале, страшно грязном, душном, пропахшем прокисшим шафом, влажной землей и прогорклым жиром, за единственным длинным столом сидела компания из шести местных. Они все, как один, уставились на меня, словно я был пришельцем из Бездны. В их числе оказался и хозяин этой дыры.

— Еды, — коротко бросил я ему.

— Деньги покажи.

Я крутанул на столешнице сол и прижал его ладонью.

— Как скажете, ваша милость.

— И окошко открой. Дышать нечем.

Он сделал, что было велено, и, кликнув жену, ушел на кухню. Я исподволь разглядывал оставшихся за столом мужчин. Они, как по команде, уткнулись в кружки с шафом. А затем, склонив головы друг к дружке, начали бубнить, будто домовые над крынкой с молоком. Потом вновь обратили взгляды на меня. Один из них поднялся с лавки, подошел ко мне. Сел.

— Слышь. А ты чей будешь?

— Свой.

— А… — недоуменно протянул он, неуверенно посмотрел на товарищей и вернулся к ним.

Они вновь зашушукались. Пришел запыхавшийся мальчишка, положил на стол грязный сверток. Я развернул его, взял одну из стрел, поднес к глазам, проверил оперение. Наконечник все еще был испачкан засохшей кровью.

Я усмехнулся, осмотрел остальные. Их было больше двух десятков всех мастей и размеров. Различные наконечники — бронебойные, зазубренные, широкие, охотничьи, различная длина, различный вес, разное оперение. Среди перьев встречалась набаторская расцветка. На многих стрелах я также заметил старую кровь. Боевые трофеи мальчишек, найденные на полях сражений. Сейчас этого добра должно быть предостаточно.

Из того, что мне притащил юный торговец, годных было штук десять. Все остальные — мусор, неспособный показать ни точности, ни дальности. Такие можно выпускать лишь в упор. Шагов на сто. Но я не стал торговаться и заплатил договоренную цену.

— Спасибо, дядечка, — сказал малец и, наклонившись поближе, прошептал: — Ехали бы вы своей дорогой, пока они не опомнились.

Я поблагодарил его за столь ценный совет, но остался на месте. Нет. Мне не нужна была драка, но страшно хотелось есть, и тьма знает, когда мне теперь представится такая возможность. Так что голод победил чувство самосохранения.

Жена хозяина принесла на подносе глубокую тарелку с куриным супом, где плавало не только тесто, но и мясо, толстенный ломоть слегка зачерствевшего зернового хлеба, луковую головку, плошку со сметаной и кружку с ромашковым шафом. Я отдал ей монету, понюхал напиток, пригубил и про себя улыбнулся. Он оказался куда крепче, чем должен быть. Словно туда щедро плеснули рески.

Я принялся неторопливо есть, когда рядом вновь оказался посыльный от местных.

— А свой это который? Своих сейчас на дорогах развелось, как мокриц под досками. Уже и не поймешь, где свой, а где чужой. Если чужой, то за проезд через деревню заплатить надо.

Я достал нож, разрезал кусок хлеба пополам, положил рядом. Человек прищурился, но не испугался.

— Свой, — неопределенно ответил я. — Из армии. Нашей.

Как я и думал, ответ поставил его в тупик, и он, проворчав что-то неопределенное, вновь отправился совещаться. Моя тарелка опустела наполовину, когда с лавки встали уже двое. По их решительному виду было понятно, что они во что бы то ни стало намереваются срубить с меня денег. Или дать в рыло.

Впрочем, умники почти сразу сели назад, разом потеряв ко мне всякий интерес.

— Вот так, собака! — радостно пропищало лохматое зеленоватое существо с лисьей мордочкой, забираясь на стол и поводя по сторонам чувствительным носом.

— Лопни твоя жаба, Нэсс! Мы чуть не опухли, догоняя тебя! — выговорил Лук, плюхаясь рядом со мной и бесцеремонно подвигая к себе мою кружку с шафом.

Он сделал большой глоток и скривился:

— Лопни твоя жаба! Зачем с реской-то мешать?!

— Откуда ты тут взялся? — Я мучительно соображал, что мне подмешали в суп на кухне, раз у меня начались подобные видения.