Ветер и меч

Проваливаясь по щиколотки в холодный пепел, я пересекла пространство, где утром пылал огонь, и оказалась у ступеней храма. Наверху лестницы стояла Хтония. За ее спиной, сквозь колоннаду, был виден отсвет жертвенного пламени.

— Ты услышала? — спросила я.

Она сделала отрицательный жест:

— Я знала, что ты придешь.

Спрашивать, откуда — не имело смысла.

Мы ничего больше не сказали друг другу. И так было ясно, что я сменю ее в храме.

Мы с Хтонией разминулись, колонны остались позади, и в обвеваемом ветрами полумраке вдоль стен прошагала вереница светловолосых женщин с мечом у пояса и топором за спиной. Я знала, что это — мои отражения, но все равно у меня похолодели руки, словно у какой-нибудь паломницы из глухой деревушки, впервые попавшей в городское святилище и уверенной, что лицезреет великие чудеса.

Может быть, это Богиня наслала на меня ледяную дрожь, чтобы вселить почтение к себе. Слишком я была расчетлива, с таинства ми обращалась как с боевыми приемами, и помышляла больше о пользе, нежели о вере.

Да, следовало почтить Богиню, но как? Может, необходимо, как в Темискире, вызвать кого-нибудь в ее честь на поединок? Хотя бы Хтонию? Она бы поняла. Но я столько раз твердила, что здесь не Темискира, и служить Богине надо по-иному…

Я не хочу власти и не ищу ее. Я не горда. И не особенно умна, а временами проявляю редкостную тупость. И все же зачем-то Богиня сделала меня орудием своим?

Чаша с вином по-прежнему стояла на алтаре, а рядом лежала миртовая ветка. Наверное, ее оставила Хтония, а может, заходили паломники. Подойдя, я подняла ветку, дабы бросить ее в жертвенный огонь, но промедлила, читая молитву.

— Госпожа, не перестану прославлять Твое могущество, бессмертная избавительница, носящая много имен! Все, ожидающие смерти в темнице, жестоко, без сна страждущие, плывущие по морю во время страшной бури, когда гибнут люди и тонут корабли — все обретут спасение, моля Тебя, чтобы Ты пришла на помощь…

Почему мои губы шептали мольбу о помощи? Именно в тот час, когда я была счастлива, когда исполнились все мои желания? Я не знала. И не знаю до сих пор.

— Внемли моим молитвам, Госпожа Великого Имени, яви свое милосердие, избавь от печалей…

А потом пламя на жертвеннике колыхнулось не так, как от ветра, и я обернулась. Камень, брошенный из пращи, ударил в серебряное зеркало и, отскочив, перевернул чашу. Темное густое вино растеклось по алтарю.

Пятеро было их, возникших между колоннами храма.

Первым я увидела Некри в его львиной шкуре, хотя он стоял позади других. И Шал-муну оказался здесь, и еще трое вождей, и самый младший из них, с блестящими от масла волосами и в платье из крашеной шерсти, метнул камень, словно на охоте. У остальных имелись кривые мечи и короткие копья. И меч был в моей руке.

— Я знаю ваши имена, — предупредила я их, но, по правде, имена тех троих я запамятовала.

Они об этом не догадывались, и младший попятился. Некри не дал ему отступить. Он ухмыльнулся.

— У нас забрали прежние имена и дали новые, над которыми у тебя нет власти. И ты ничего не сможешь нам сделать. И мы…

И он тоже слишком много разговаривал. Прежде, чем он успел продолжить и расписать, что они теперь сделают со мной, я перевернула треножник, и священный огонь, зашипев, погас, слившись с лужей вина. В темноте я успела метнуться в сторону. Девять зеркал позволяли видеть мои перемещения, но определить, где я и где отражения, им, к зеркалам непривычным, было затруднительно.

Не могу сказать, чтобы я так уж привыкла к зеркалам, но, по крайней мере, давно по знакомилась с храмовыми ловушками. Отчасти благодаря повелительницам вождей. И если мне предстояла драться против многих, пусть на моей стороне будут тени и отражения.

Я не звала Хтонию. Если она не предупредила меня, это означало одно — Хтонию убили. Вероятно, уже тогда, когда я размышляла, не вызвать ли ее на поединок во имя Богини. Хотя мне трудно, почти невозможно было понять, как она, с ее опытом, подпустила их к себе.

Я понимала другое — отобрать у вождей имена и дать им новые в силах были только горгоны. В своем ослеплении я поверила, будто они и впрямь способны смириться с властью чужого храма, пусть и посвященного Богине. О, нет, они не собирались становиться жертвами! Эту участь они предназначили мне.

Но некогда было предаваться сетованиям. Нужно прорваться к выходу. И, несмотря на то, что вожди двигались медленней, чем я, они все же не зря считались опытными воинами. Мне приходилось тяжко. Пожалуй, я поступила неверно, схватившись по привычке за меч, а не за секиру. С топором мне было бы легче их достать. С другой стороны, все же мой меч — лучшей закалки, чем их кривые клинки.

Тот, чьего имени я не помнила — бросивший камень — умер первым. Меч вспорол его от паха в тот миг, когда изогнутый клинок крутился над моей головой. Выпавшее оружие я подбирать не стала, поскольку, хоть и обу чена драться обеими руками, привыкла к прямым клинкам и с непривычным оружием не сумела бы быстро парировать удары, а скорость оставалась главным моим преимуществом.

Когда еще один славный воин, предварительно не разобравшись, шарахнув по зеркалу, попытался подрубить мне ноги, я успела вскочить на алтарь, и лезвие ударилось о камень, выбив искры. Так обращаться с оружием — за это убивать мало, но ничего иного, кроме как убить его, я была сделать не в состоянии. Покуда он разворачивался, я полоснула его по шее наискось — от уха к яремной ямке, и прыгнула в сторону, увернувшись от следующего меча.

И тут удача мне изменила. Соскочив с алтаря, я поскользнулась на разлитом на полу вине, и, проехавшись немного по гладким плитам, позорнейшим образом плюхнулась на спину.

Некри и Шалмуну, будучи поопытней убитых, не преминули этим воспользоваться. Между ними даже не возникло обычного для подобных людей спора за право меня убить. Они действовали слаженно. А может, они заранее договорились, что удовольствие должен получить Некри.

Некри, которому я вернула власть. Некри, присягнувший мне на верность и принявший из моих рук львиную шкуру. Впрочем, теперь он уже не был Некри, и все вышеперечисленное не имело ровно никакого значения. Он стал свободен от обязательств.

Шалмуну сноровисто наступил мне на правую руку, прежде чем я успела подняться, и припечатал мой меч к полу. А Некри, похоже, усвоил урок, полученный несколько мгновений назад, и не стал отвлекаться на произнесение речей о своем превосходстве и моем ничтожестве (даже удивительно). Вообще ни на что не стал отвлекаться, дабы я в вышеназванном своем ничтожестве не успела измыслить никакой коварной уловки. Помимо серповидного меча, он был вооружен недлинным копьем, которое утром так ловко подкидывал в воздух. Это копье он и занес надо мной без колебаний. Но ударить не успел.