Ветер и море
Шрифт:
Кортни потянулась к нему за поцелуем, ее язык проскользнул между его губами и затеял игру в защиту и нападение.
– Значит, битва на мечах? – Адриан поднял ее на кровать, провел рукой по животу и опустился к густым завиткам золотисто-рыжих волос.
Она открыла рот, собираясь отругать его за глупую игру, но его пальцы уже перешли в неистовое наступление, и она не могла больше возражать. А при следующем вздохе у нее вообще пропало желание говорить.
Глава 25
Переход до бостонской гавани занял у «Сириуса» семь недель. Из-за периодов плохой погоды путешествие растянулось до первой недели октября, и Америка предстала перед Кортни страной, окрашенной в ярко-красные, янтарные и золотые цвета осени. Капитан
В последние дни на борту «Сириуса» Кортни мучила легкая тошнота, и остановка на неделю дала ей возможность исследовать магазины и таверны, послушать характерный говор бостонцев, познакомиться с лучшими ресторанами и проводить с Адрианом долгие восхитительные часы перед ярко горящим камином. Это было приятное разнообразие после их вынужденного заключения на борту «Сириуса». За исключением редких прогулок по палубе и обычного обмена любезностями во время завтраков и обедов они почти не общались на виду у своих спутников. Только когда обитатели корабля погружались в сон, в дверь Кортни осторожно стучали, что означало окончание официальных отношений. И все равно ночи казались гораздо короче, чем дни, а так как молодые люди не могли наговориться, проведенное вместе время пролетало незаметно.
На берегу со всеми притворствами было покончено. Адриан снял номер в дорогом отеле и весь первый день провел в огромной мягкой постели с необыкновенно чувственной девушкой-пираткой. Днем они бродили по городу, и он накупил Кортни столько платьев и всякой одежды, что она даже начала проявлять интерес к витринам, мимо которых они проходили. Адриан познакомил ее с новой едой и с новыми обычаями; однажды он повел ее в оперу и весь вечер не сводил глаз с ее смущенного лица. Он восхищался ее незнанием вещей, которые для него были обычным делом: как нужно пользоваться вилкой и ложкой, как правильно сидеть, стоять и ходить. Кортни даже потребовала, чтобы он показал ей фигуры вальса, но этот урок закончился путаницей рук и ног на толстом ковре. И она постепенно научилась смеяться – или, во всяком случае, не скрывать свой смех и не расценивать его как признак слабости или малодушия. Как и подозревал Адриан, у нее был хрипловатый горловой смех, на который оборачивались прохожие и который мог бы согреть самую холодную душу. Этот смех окончательно покорил его.
Одновременно с тем, как к Кортни возвращалась способность смеяться, из изумрудных глаз исчезали недоверие и настороженность, которые почти постоянно присутствовали там в первые недели их бурных отношений, накатывая и отступая, как морской прилив. На борту «Сириуса» ей некуда было убежать от Адриана, негде было спрятаться. Она не могла слишком долго прятаться за своей ненавистью – каждый день ненависть затихала, а каждую ночь оживала вновь, но только до того момента, пока не раздавался тихий стук в дверь. Кортни все еще спорила с Адрианом, все искала способ проверить его, но Адриан так решительно прорывался сквозь последние оборонительные рубежи, что она была вынуждена сдаться. Он очень боялся того, что ожидает Кортни в Норфолке, но, с другой стороны, был с ней честен, как с самим собой. Единственным маленьким послаблением себе была его ложь о кодовом имени, необходимая, чтобы завоевать доверие и откровенность девушки. Возможно, было ошибкой скрывать это имя от Кортни, но Адриан знал, что, если она узнает правду о Морском Волке, он потеряет и больше не получит шанса завоевать снова. Ее искренняя преданность иногда даже пугала его, и он понимал: если она будет поколеблена или грубо уничтожена, Кортни никогда больше не выйдет из своего панциря.
По обоюдному молчаливому соглашению они никогда не заводили разговоров ни о Норфолке, ни о Гаррете Шо, ни о Дункане Фарроу... ни о Деборе Лонгуорт Эджком. Они знали, что «Каролина» обогнала их где-то в Атлантике и, не имея необходимости останавливаться
в Бостоне, должна была на две недели раньше «Сириуса» прибыть в Норфолк. Семья Адриана и Дебора ждали его прибытия, как ждали и публичные поздравления.– Может, мне просто послать вперед курьера и сообщить им, что я решил отправиться на север, в Канаду? – нерешительно предложил Адриан в их последнюю ночь в Бостоне.
– Трус, – заявила Кортни.
Она, скрестив ноги, сидела на полу в просторной батистовой ночной рубашке и держала на коленях коробочку с конфетами. Ее пальцы были липкими от шоколада, а глаза лукаво блестели, как у ребенка. Она недавно приняла ванну, и падавший сзади свет камина окрашивал ее влажные волосы в медно-красный цвет.
Обнаженная верхняя часть туловища Адриана блестела в желтовато-красном свете; он тоже сидел на полу, вытянув ноги к теплу камина, и наблюдал, как Кортни выбирала конфету, и соскабливала зубами сладкую оболочку, чтобы открыть спрятанное внутри лакомство.
– Я как-то неправильно ем, да, Янки? – Обернувшись к нему, Кортни нахмурилась.
– Нет, – он улыбнулся и сделал глоток бренди, которому мерцающий свет камина придавал кроваво-красный оттенок, – если тебе четыре года и ты никогда прежде не видела шоколада.
Высунув язык, Кортни принялась облизывать липкие пальцы, а Адриан, продолжая улыбаться, опустил взгляд к стеклянному бокалу, который сжимал в ладони. Тепло руки согрело бренди, и оно, коснувшись его губ, проскользнуло в горло, словно мед. Почувствовав на себе взгляд Кортни, Адриан опустил левую руку, все еще помня о своих уродливых шрамах.
– Я не смотрю на них, самовлюбленный жулик, – мягко побранила его Кортни. – А даже если бы и смотрела, то это твои медали, и ты должен ими гордиться.
Потянувшись вперед, она легко коснулась губами его губ и, отстранившись, прежде чем его рука легла ей на затылок, поймала его руку и сначала пальцами, а потом губами нежно погладила розовые блестящие рубцы, изуродовавшие его предплечье, и тело Адриана откликнулось мгновенно и мощно.
За восемь недель желание его нисколько не уменьшилось, но по мере приближения к Виргинии в нем нарастало еще какое-то чувство. Страх потерять Кортни? Он не знал. Казалось, она впиталась в его кровь и изменила ее состав, так что он уже никогда не будет чувствовать себя человеком без этой девушки. А что подумает о ней семья Баллантайн? Адриан не строил иллюзий относительно того, какую женщину Сэмюел Баллантайн считает достойной войти в их дом. И тем не менее Адриан и не думал пытаться вылепить из Кортни скромную, томную южную красавицу, как он сделал бы... в общем, он не собирался приспосабливаться, как его брат. Самое главное, чего желал Адриан, – это получить надежный, тихий дом на плантации и жить без всяких штормов, кроме природных.
А жизнь с Кортни Фарроу будет сплошным штормом. В любви и ненависти ею руководили только инстинкт и страсть, а Дебора была мягкой, покорной и спокойной до такой степени, что он иногда переставал ее замечать. Он знал Дебору всю жизнь и со дня появления ее на свет знал о планах отца породниться с ее семьей. Адриан сделал ей предложение, и Дебора приняла его, но они продолжали оставаться чужими друг другу – не было ни огня, ни поединков воли, ни необходимости обуздывать чувства. С Кортни все по-другому – в теле ее горела страсть, даже когда она была спокойна. Если бы Кортни захотела, она могла бы соблазнить мужчину всего одним лишь взглядом, и каждая ее дерзкая, возмущенная гримаса обещала больше, чем понимала это она сама.
Словно желая подтвердить свои заключения, Адриан обвел пальцами силуэт, темнеющий на фоне огня, и ждал, когда изумрудные глаза посмотрят на него. Отставив в сторону бренди, он заглянул в глубину этих глаз и развязал тонкую атласную шнуровку j которая шла по переду рубашки вниз от ворота. Батист соскользнул с мягких округлых плеч, и Адриан обнял Кортни и привлек к себе. Она не стала противиться, и он прижался к ее рту, сладкому и пахнущему шоколадом.
– Ты, должно быть, дьявол, Ирландка, – прошептал он в ее ароматную кожу. – Несомненно, дьявол, потому что ты пробралась в мою кровь, и будь я проклят, если знаю, как тебя оттуда прогнать.