Ветер и вечность. Том 1. Предвещает погоню
Шрифт:
– Тогда самое время заняться алатскими сказками. Арно, ты помнишь про Аполку?
– Угу. – Нашли что на ночь глядя вспоминать! – Я этой твари боялся лет до десяти, если не больше. При жизни она была женой кого-то из Балинтовых предков, то есть не совсем она… Тьфу ты, кляч… Мама, пугай его сама.
– Обстановка вполне к этому располагает. – Опять этот взгляд сквозь вино! Смотрела она так прежде или нет? – Вино, вечер, зима, передышка в войнах… Бесстрашные люди порой любят слегка побояться. Стань вы на зимние квартиры рядом с алатами, Карои не преминул бы вас развлечь.
– Он бы иначе рассказывал, а я бы иначе слушал. Сейчас мне нужно не бояться, а
– Что ж, попробуйте. – Почти нетронутый бокал возвращается на стол и словно бы втягивает в себя огонь свечей. – Уроженцы Черной Алати любят вспоминать, как из дома убегал потрясенный горем человек, а возвращалось нечто, принявшее его облик. Порой оно мстило, порой спасало, но чаще всего так или иначе изводило оставшихся, которые до последнего не понимали, что происходит. Оборотни не боялись ни огня, ни солнца, ни текучей воды, ни молитв, у них имелась тень, а ноги оставляли человеческие следы. Можно ли было понять, что это не человек? Некоторым удавалось; иногда выходило даже договориться, но свое слово нечисть держала довольно-таки своеобразно и отнюдь не всегда.
Человеческая логика, дети мои, годится для людей, но не для кошек или змей, а непонятная и непонятая правда, особенно не единожды пересказанная, превращается в сказку. Попробуйте представить, ну хотя бы… что понесли бы дальше девицы из свиты Октавии, услышь они про Удо Борна, Мелхен и герцога Придда.
– Чушь они понесут! – Таким дурындам лучше вообще ничего не говорить, особенно Гизелле… – Хоть бы Большой Руди не проговорился… Валентин, он ведь знает про историю с твоей кровью и пегой клячей?
– Да, мы с Мелхен рассказали тогда еще регенту все, хотелось бы надеяться, что он обсуждал услышанное не с супругой, а с бароном Райнштайнером. Сударыня, алатские сюжеты, на мой взгляд, напоминают баллады о женщинах, которых встречают ночью на перекрестье дорог и приводят в свой дом.
– Или никуда не приводят, потому что не доживают до утра, – мать казалась рассеянной, но это было сосредоточенностью. – Не столь давно до утра не дожил виконт Мевен.
В ответ Валентин приподнял бокал, будто помянул, хотя почему «будто»?
– Я слышал, что наследник Флашблау-цур-Мевенов скоропостижно скончался. – Все слышали, чего уж там! Об этом и Эпинэ говорил, и тетка Анна усиленно объясняла, почему сестры бедняги явились на прием в трауре. – Меня это неприятно поразило, хотя мы и не были близко знакомы.
– Марсель Валме, не без оснований опасаясь Дораков, решил проводить Робера и его гостей до Старой Эпинэ. – Негромкий ровный голос, будто в самом деле сказку рассказывает, только сказка о знакомом – это уже жизнь! – Так вот, по его наблюдениям, по утрам виконт Мевен выглядел больным, хотя к полудню это проходило. Само по себе это значило мало, но однажды Валме с кагетским послом застали Мевена в обществе красавицы, которая никоим образом не соответствовала заурядному постоялому двору, где это происходило.
– Так, по-твоему… – Ничего же себе, что на дорогах творится! – по-твоему, Мевен где-то разжился закатной тварью, которая его и доконала?!
– Я не исключаю этого, а посему будьте осторожны, встретив на закате одинокую девицу, которой самое место во дворце.
Почему она уверена, что Придд взволнован? Ни по взгляду, ни по манерам ничего не заметишь, вот у Малыша все на лице написано. В детстве он боялся становящихся ночью темными ковра и печи; и Аполки боялся, верней, того, что уходит один, а возвращается – другой. Это в самом деле страшно, только она никуда не уходила, как и
Ли, их превратила в закатных тварей Габриэла Борн. Своим выстрелом.– Сударыня, вам налить?
– Пожалуй. Еще немного, и пить не шадди у меня войдет в привычку.
– Так не за пустым же столом бояться, – Арно тоже подставил бокал. Приличная мать разразилась бы речью о пагубности пьянства, мармалюка предпочла чокнуться. – Ты думаешь, здесь тоже нечисть порезвилась? В смысле, Максимилиана и его наследников сожрали?
– Нет, я склоняюсь к тому, что их отравили. Звезды с этим тоже согласны, вернее, согласны с тем, что год для первого Придда выдался смертельно опасным. Валентин, если вы знаете что-то, опровергающее мои предположения, не стесняйтесь. Порой мне нравится чувствовать себя не слишком умной, боюсь, иная формулировка вас покоробит.
– Увы, сударыня, видимо, подразумеваемое вами слово вам не подходит, как сказал бы сержант Кроунер, категорически.
– Коте-го-ирчески, – тут же поправил Арно, – так он говорит.
– Очаровательно. – Теперь главное – не выдать Бертрама с Валме, хотя Валентин наверняка догадается. Если найдет время задуматься о чудесных исцелениях. – Итак, нам доподлинно известно, что загадочная женщина убила себя в самом начале круга Молний. Лорио Слабому тогда не исполнилось и двадцати, а родившийся в первом году Круга Юстиниан был младше короля на семнадцать лет. Еще мы знаем, что ставший примерно тогда же эсперадором Теоний искоренял все, что уцелело от абвениатства, и продолжалось это искоренение вплоть до первого визита морисков в Агарис.
– Мтсарах Справедливец утопил конклав в сорок четвертом году. – Нет, детище не щеголяло знаниями, оно пыталось думать и, кажется, успешно. – После этого в Талигойе стало как-то спокойнее. То есть Юстиниан смог не отделяться, но ведь до этого еще нужно было дожить.
– Тем более что вначале на морисков никто рассчитывать не мог. – Понимает Придд, к чему она ведет, или еще нет? Марсель бы понял, но он держал морок за волосы и знает про Марианну и адъютантика… Как же его звали? Жером? Нет, Жильбер! Бедный мальчик, лучше бы ему второй раз сжечь Сэ, а он сгорел сам. За своего «Монсеньора». – Юстиниан в своей мести обошелся без Мтсараха. Валентин, это ничего, что я называю ваших предков по именам?
– Нет, сударыня, так гораздо удобнее.
– Отлично. Итак, Юстиниану, когда скончались его отец и братья, шел двадцать шестой год. Согласно бытовавшим в те времена правилам, ему следовало жениться на невесте старшего брата, ведь предполагался союз не двоих людей, а двух фамилий.
– Юстиниан разорвал помолвку под предлогом того, что является герцогом, а в брачном договоре женихом был назван наследник дома Приддов. Это решение нашло полное понимание и поддержку при дворе. Нам никогда не узнать, сам ли Юстиниан остановил свой выбор на дочери кансилльера или же ему навязали этот брак, но, кажется, он вышел вполне удачным.
– Спасибо, Валентин. Нам важно, что на именование первенца в Новую Придду прибыл весь двор, наутро же после празднеств король, кардинал и кансилльер были мертвы. Якобы их убили отравленные иглы, скрытые в замках гайифских шкатулок, непостижимым образом оказавшихся среди положенных по этикету подарков, однако в подобное мог поверить разве что Дидерих.
– Истинным убийцей полагали младшего брата короля, но предпочитали молчать. Эрнани Седьмой оказался лучшим правителем, чем Лорио, ему, по крайней мере, удалось несколько унять эсператистов и не допустить истребления «демонских потомков», но где же золото Манлия?